Восемь сыновей у окольничего Федора Михайловича имелось. Все они отличились на службе государевой. Марьюшкин отец Федор Федорович был вписан в третью статью московского списка «лучших» детей боярских. Вот этим фактом в семьей больше всего почему-то гордились...
Видимо, желая разжечь у родственника и без того имеющееся тщеславие, дядюшка Афанасий, не жалея слов и выражений, обычно принимался расхваливать и перечислять ратные подвиги сродственника. Напоминал постоянно, как тот, не жалея живота, своего принимал участие в Литовском походе, служил в Смоленске приставом при царевиче Тохтамыше, участвовал в походах и вылазках под Оршей, Мценском. Даже при поляках приставом был...
Вспомнив все эти речи, инокиня ухмыльнулась. К этому факту из батюшкиной биографии в мыслях постоянно возвращалась. Не потому ли сынок названный за помощью к королю Сигизмунду побежал? Видать, знал, кем до него дорожка протоптана!
Что тут говорить, имелись у старого Нагого связи, при необходимости мог в ноги к любому другому правителю кинуться. Но из-за трусости своей не решался на подобный поступок. А ведь сколько раз мог бы и кто знает, как бы ее жизнь сложилась. По крайней мере, в монастыре свой век точно бы не доживала.. Испугавшись, что в гнев впадет, чего делать не полагалось, приказала себе забыть обо всем, а чтобы проще сделать было, вновь думами в Углич перенеслась
Итак, после смерти царя Ивана Васильевича, семейство Нагих покинуло Московский кремль, как поначалу им казалось, на хороших условиях. Пусть и не царские, но молодой вдове соответствующие почести были оказаны. Её и сына, царевича Дмитрия сопровождали свита и охрана. Сундуки было наполнены хорошей одеждой, в обозе имелось много еды и питья… Ах, какие славные времена были! Все как-то враз забыли, что сына его многие считают незаконным. Сейчас для всех он был последним из Рюриковичей.
Всю дорогу до Углича Мария успокаивала себя.
— Ну, не оставили в Москве, — шептала себе под нос обиженно, — так это к лучшему. Находясь на неком расстоянии от двора легче уберечь семя царское от верной гибели. В том, что попытаются изничтожить, сомнений не имеется.
С такими мыслями в Углич и прибыла, расположилась поудобнее, обосновалась получше. А вскоре богатое обеспечение резко сократилось. Дьяк Битяговский вместо того, чтобы поехать в Углич и помогать ей во всем, остался в Москве и каждую копеечку, положенную на содержание, стал отдавать с боем. Ясное дело, не сам беззаконие удумал. Велено ему так было делать, вот он и делал. Царь Федор пожелал, чтобы Нагие лишения испытывали и нужду познали.
У дьяка всегда повод находился: много пьете, много едите, богатые одежды незаконно носите. Царская вдова должна скромнее одеваться... Дошло до того, что московские власти совсем сократили ассигнования на нужды наследника, ссылаясь на пустую казну, и обязали угличан нести государственные повинности. Естественно, народ свое недовольство ей высказывал, а затем она в Кремль свои претензии отписывала. Благо, что грамоте обучена была, как все боярские дочери. Коли бы молчала, на что постоянно бояре намекали, с голоду бы померли!
Инокиня вздохнула. Конечно, самой большой ошибкой стало вслух высказывать надежду, что после смерти Федора трон перейдет Дмитрию. Надо было молчать и свое делать. А она постоянно твердила — царицей вернется в Кремль! Кому же такое при дворе понравится?
Да и братушка Михаил тоже дела натворил. Пригрел при своем дворе ведуна Андрюшку Мочалова. Ладно бы просто содержал, так еще постоянно спрашивал, сколько Федору да Ирине жить осталось и велел на смерть постоянно ворожить. Жаль, что занятая хозяйственными делами, Мария об этом узнала довольно поздно. Зато при царском дворе проведали быстро.
Но у нее все же имелось, чем наветы покрыть. Жена старшего Романова, с которой подружилась немного, донесла — живет у дьяка Битюгова юродивая, которая пытается накликать на царевича разные болезни. Едва ей ведуна в упрек поставили, она тут же потребовала жонку под суд отдать.
Знайте, пригрозила боярам, отпишет иноземцам, как при их попустительстве надежа престола погибнет. Не стала скрывать — от верных людей ведомо, что иноземцы внимательно следят за всем происходящим в стране и уверены — царский род в России скоро пресечется. Ясное дело — смерти младенца ждут.
Инокиня зябко передернула плечами. Накаркали подлые! Меньше бы совали нос свой дела чужие, порядку больше было.. Видать сильно Митеньку при дворе боялись, раз на смертоубийство пойти решились...
— Господи, люто-то как! — прошептала несчастная и вздохнула, да так глубоко, что свечи на иконостасе дрогнули.
Вновь перед глазами страшные сцены промелькнули, сердце так схватило, словно острый стержень в него вбили. Вновь приказала себе успокоиться. Что уж тут говорить! Сколько в ступе воду не толочь, водой и останется. Желая хоть немного от грустных мыслей отвлечься, стала вспоминать, как ей родичи знатного жениха искали.
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 41
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке
