Reitende Artillerie-Abteilung 1. Insterburg
Сегодня мы с вами поговорим ещё об одном «родном» для Инстербурга воинском подразделении, а точнее об артиллеристах. Информацию о нём нам поведал Хайнц Мейер, некогда служивший в составе дивизиона, а позднее 1-го конно-артиллерийского полка, впоследствии переименованного в 89-й танковый артиллерийский полк. В Инстербург Хайнц Мейер приехал из Вердена. Тут же женился на инстербурженке и проживал по адресу Луизенштрассе 25а. Оба их ребёнка родились в Инстербурге.
Автор — Хайнц Мейер (Heinz Meyer)
Перевод, комментарии, иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart), 2020
Часть 2, Часть 3. Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7
«КОННЫЙ»
Недавно, копаясь в своём книжном шкафу, я обнаружил карту 1936 года, изданную по случаю проведения осенних манёвров 1-й пехотной дивизии и 5-й конной бригады. Рассматривая эту карту, охватывавшую территорию от Гроссер Моосбруха (ныне Большое Моховое болото, Славский район — Е.С.) до Шпирдингзее (ныне озеро Снярдвы в Польше — Е.С.) и от Фридланда (ныне Правдинск — Е.С.) до Гольдапа (ныне Голдап в Польше — Е.С.), я погрузился в мысли о прошлом. Перед моим взором под бескрайним небом раскинулись просторы Восточной Пруссии. Зашумели её бесконечные леса и тысячи озёр засияли чудесной синевой. Сначала шёпотом, а затем всё громче и громче я начал различать людские голоса. Из ниоткуда стали вырисовываться фигуры, постепенно обретая знакомые лица. Я увидел машущих мне друзей, пробудивших во мне тысячи переживаний. Моя память во времени и пространстве перекинула широкий мост. Я взял перо и чернила и начал записывать всё то, что мне было явлено. Сначала всё вылилось в беспорядочную, хоть и красочную историю. Пришлось порвать исписанные листы и начать заново. Теперь же, питаю надежду, у меня всё получилось.
Я обязательно должен был написать об Инстербурге, потому как этот город стал моим любимым гарнизоном и вторым домом. История этого города немыслима без солдат, и летописцу приходится посвятить множество страниц своей книги батальонам, эскадронам и артиллерийским батареям Инстербурга. Именно о последних я и напишу.
1-й конно-артиллерийский дивизион.
Этот дивизион являлся одним из самых молодых представителей большой солдатской семьи Инстербурга. Для понимания неподготовленного читателя поясню: конная артиллерия была кавалерией и артиллерией одновременно. Она сочетала в себе любовь к лошадям и страсть к оружию. Она представляла собой непрестанный путь вперёд, при этом находясь в постоянном контакте с противником. Она требовала полной самоотдачи без всяких колебаний. Конная артиллерия по сути была сестрой кавалерии. Её канониры не ходили пешком, а передвигались верхом и, следовательно, были столь же мобильны как и кавалерия. Именно это и имел ввиду Старый Фриц (Фридрих II — Е.С.), когда в 1759 году создал конную артиллерию и придал её своей кавалерии.
Будучи неразрывно связанной с прусско-германской кавалерией, конная артиллерия естественно разделила и её судьбу. В 1939 году Инстербург покинули последние прусские кавалеристы. Их можно было видеть по всей Европе, от беспокойного Бискайского залива до тихо несущей свои воды Волги. То было путешествие без обратной дороги. Многие не пережили этого долгого путешествия, ибо смерть опустила над ними своё знамя. Ледяной зимой 1941 года в России немецкие кавалеристы провели свой последний парад, отправившись в вечность. Их обогнала новая эпоха с её бездушными моторами. Многовековая традиция подошла к концу. Инстербургу было суждено стать последним немецким кавалерийским гарнизоном.
Казармы 1-го конно-артиллерийского дивизиона находились на Артиллериештрассе (ул. Тухачевского), в старинных корпусах из красного кирпича с плоскими крышами. Сама улица представляла собой ужасную булыжную мостовую, но, как я уже говорил, нашим канонирам не приходилось трястись по её ухабам, ибо они ездили верхом.
Рядом с нами располагались гарнизонное административно-хозяйственное управление, склад военного имущества и материальной части, гарнизонный лазарет, старый продовольственный отдел с армейской хлебопекарней и военно-строительное управление. Казармы на Артиллериештрассе не были нашим родным домом. Более того, сами мы происходили даже не из Восточной Пруссии, не говоря уж о самом Инстербурге. Мы были родом из Нижней Саксонии, Нижней Силезии и Бранденбургской марки, в которых конные артиллерийские дивизионы были уже расформированы. Перед немецкой кавалерией теперь стояли другие задачи. Их конные полки стали именоваться кавалерийскими, превратившись в разведывательные подразделения пехоты. И только Восточная Пруссия уклонилась от этого нововведения. Казалось, что здесь старая боевая кавалерия всё ещё сможет найти себе применение. Новых кавалерийских дивизий тут тоже не создавалось, но появилась 5-я конная бригада. В её состав входили 1-й конный полк (Инстербург) и 2-й конный полк (Ангербург), 1-й самокатный батальон (Тильзит) и 1-й конно-артиллерийский дивизион (Инстербург).
11 и 12 октября 1934 года подразделения нового дивизиона, переведённые из Вердена (Аллер) в Нижней Саксонии и Потсдама, прибыли в Инстербург. Это были две батареи со штабом, которым вместе с лошадьми и имуществом пришлось спешно производить выгрузку даже ночью. Третья батарея прибыла из Сагана (в Нижней Силезии) годом позже.
Поначалу мы делили казармы на Артиллериештрассе с инстербургским тяжёлым артиллерийским дивизионом (имеется ввиду 37-й тяжёлый артиллерийский дивизион - Е.С.), который в 1935 году перебрался в бывшие Уланские казармы на Уланенштрассе (ул. Дачная).
Первым командиром «Конного» стал майор фон Рост (Hans-Günther Georg von Rost, имевший прозвище «Papa», 1894-погиб 23.03.1945 — Е.С.), которого в 1936 году сменил майор Холсте (Rudolf Holste, 1897-03.12.1970, Баден-Баден — Е.С.). Их адъютантами были обер-лейтенант Цехе (Zehe), обер-лейтенант Борман (Bormann) и обер-лейтенант фон Розенберг-Липински (Rosenberg-Lipinski). Штаб поочерёдно возглавляли лейтенант Фогель (Vogel), лейтенант Кох (Dieter Koch из Луизенверта) и лейтенант Герман Кох (Hermann Koch из Морунгена).
Командиром 1-й батареи был гауптман Густав-Адольф фон Ностиц-Вальвитц (von Nostitz-Wallwitz), прославленный конкурист из кавалерийской школы в Ганновере, входивший в 1932 году в состав победоносной команды, завоевавший Золотой кубок в Риме. В 1936 году его сменил гауптман Вибиг (Viebig), превосходный наездник, специалист по выездке лошадей, также выходец из кавалерийской школы в Ганновере, входивший в состав олимпийской сборной Германии по выездке в 1936 году. В 1937 году забота о батарее перешла к обер-лейтенанту фон Павелу (von Pawel).
Командиром 2-й батареи до 1935 года был гауптман Несслингер (Georg Neßlinger, 1896-1948 - Е.С.) (младший из двух братьев), который затем поменялся со своим старшим братом (Бернхардом, 1895-1951 - Е.С.), когда тот привёз 3-ю батарею из Сагана. В 1936 году на его место был назначен гауптман Нельке (Nelke), ещё один прославленный конкурист.
3-ю батарею первоначально возглавляли братья Несслингер, которых в 1936 году сменил обер-лейтенант Цехе.
Унтер-офицерский корпус дивизиона был полностью укомплектован сразу по его прибытию в Инстербург. Пятнадцать унтер-офицеров и несколько унтер-офицеров с темляком 15 октября 1934 года получили в Тиволи свежую «сметану на воротник» (на армейском жаргоне так назывался серебристый галун, которым обшивался унтер-офицерский воротник — Е.С.) и новые звёздочки. Все наши военнослужащие прибыли со старого места дислокации, а посему нам не нужно было обучать новобранцев, и мы могли сразу приступить к адаптации к нашему новому дому. В первое же свободное воскресенье мы отправились в город. То, что мы увидели, нам очень понравилось, и мы поняли, что обрели красивое место для службы. Во время наших первых охотничьих вылазок мы познакомились и с окрестностями Инстербурга. Леса, луга, простор! Кавалеристу всё было по-сердцу! По мере того, как мы перенимали местный диалект, мы всё больше и больше чувствовали себя в Восточной Пруссии как дома.
В конных подразделениях дежурство всегда начинается задолго до наступления дня. «Конный» не был исключением — наш петух кукарекал ровно в пять утра. Он являлся в образе дежурного горниста. При этом по коридорам казарм разносились свистки дежурных унтер-офицеров, вырывавшие артиллеристов из сна и их постелей. Чуть меньше часа спустя все уже находились в конюшнях, в коих начиналась и заканчивалась повседневная служба дивизиона. Ни один человек не был освобождён от дел в конюшне, ибо каждый обязан был заботиться о своей лошади сам.
В зимний период обучение верховой езде занимало большую часть дня. Поскольку каждая батарея насчитывала по восемь конных отделений, а в нашем распоряжении было всего три крытых манежа, то их использование было расписано буквально по минутам.
Весной служебное расписание резко менялось. После утренних работ лошадей осёдлывали и запрягали. После этого их выводили на плац для проведения командных и артиллерийских тренировок. Так продолжалось около двух месяцев. Затем наступала пора стрельб и манёвров, во время которых повседневные обязанности невозможно было привязать ни к какому расписанию. Это неизменно были тяжёлые и утомительные недели. Однако мы вознаграждались за это. Ведь кому ещё доводилось увидеть столько красот Восточной Пруссии, как не нам?
Впрочем давайте ещё немного поговорим о ежедневной службе в гарнизоне. Как я уже говорил, нас ежедневно вытаскивали из постелей в пять утра. В 22:00 звучал отбой для тех, у кого не было увольнительной на ночь. Примерно в это же время Инстербург наполнялся весёлым звуком различных труб, как в пехотной манере (у пехоты, правда, играли не на трубе, а на горне), так и в кавалерийской, лившимся со стороны казарм. Среди горнистов и трубачей попадались настоящие виртуозы. Всякий, кто в это время суток шёл по Казерненштрассе (ул. Гагарина), мог убедиться в этом самолично. Тут же можно было увидеть и солдат, которые пытались добраться до ворот казарм до последнего звука горнов. Не всем это удавалось. Этому способствовали множество причин, которые можно перечислять слишком долго. Мы также умолчим о тех грешниках, кому посчастливилось выкрутиться. Как говорится, не пойман, не вор...
«Конный» был известен во всей многотысячной армии как «чистюля». Не стоит здесь спорить о важности или бесполезности чрезмерной уборки. Скучный серый цвет нашей униформы наводил на уныние, и мы старались придать ей хоть какого-нибудь глянца. Таким образом, всё что было сделано из кожи чернилось и обрабатывалось кремом для обуви и слюной (старые солдаты знают о чём я говорю) до тех пор, покуда мы не добивались лакового блеска. Не были исключением сёдла, оголовья и упряжь. Шпоры, трензеля и мундштуки обрабатывались полировальной цепочкой до тех пор, пока не начинали блестеть как хромированные. Впрочем надо признать, что своей уборкой мы не выиграли ни одной битвы и не выбили ни одного противника с его позиций своими полированными мундштуками и шпорами. Однако настаивание на подобных вещах в мирное время помогает поддерживать дисциплину во времена испытаний. И всякий, кто видел нас на параде, с завистью признавал, что выглядели мы безукоризненно.
Я уже упоминал, что нашей основной работой в зимнее время было обучение верховой езде, а с весны и до осени мы вместе с лошадьми проводили в полях. Едва ли не единственный путь, который мы проделывали пешком в составе подразделения, был поход в церковь. Звеня шпорами и лязгая палашами мы воскресным утром отправлялись в Реформаторскую кирху на Маркграфенплац, которая одновременно являлась и гарнизонной кирхой Инстербурга.
Да простит меня всемилостивый Господь за то, что я тут сейчас расскажу, но всё было именно так как я и описываю.
У кавалеристов был долгий день, длившийся с пяти утра и до позднего вечера. Их служба была нелёгкой, и для солдат было вполне естественно украдкой засыпать, когда выдавалась свободная минутка. Кто там был, тот прекрасно помнит тренировки или посещения церкви, во время которых происходило подобное. Этого невозможно было избежать и только Господь знает, для чего Он наделил свои создания такими слабостями.
Мы шли в храм с наилучшими намерениями, но сколь же мы были слабы! Некоторые из нас были способны дотянуть даже до проповеди, но только самые сильные получали благословение. Остальные засыпали довольно быстро. То, как это происходило, во многом зависело от натуры спящих, и зачастую на них было очень презабавно смотреть. Посреди главного нефа располагалась кафедра. Когда наш пастор поднимался на неё по ступенькам, чтобы произнести проповедь, то половине прихожан, что сидели рядом с алтарём, приходилось поворачиваться, чтобы видеть его. У нас же, солдат с палашами, шпорами и в стальных шлемах, подобная смена положения тела происходила не так бесшумно, как у штатских. При этом большая часть уже заснувших, просыпалась, кратковременно возвращаясь в сознание. Однако после первых же строк проповеди они снова отключались и обращали свой взор внутрь самих себя.
Если вам доведётся сидеть в полной усталых воинов кирхе, то от вашего взора не ускользнёт то, как Морфей завлекает их одного за другим в свои объятья. Вы увидите, как такой человек постепенно уходит в себя, как блеск ускользает из его глаз и они медленно, но верно закрываются. Затем его голова начинает ритмично склоняться всё ниже и ниже. Теперь остаётся лишь дождаться «взрывного» эффекта, потому как если спящий свесился настолько низко, что ударился головой о свой палаш или стальной шлем, которые повесил на церковную скамью, и те с громким лязгом рухнули вниз, то остальные уснувшие тут же повскакивают со своих мест. Выглядит это столь же забавно, как и их медленное погружение в транс.
В любом случае, поход кавалеристов в церковь, всегда производил неизгладимое впечатление.
Автор — Хайнц Мейер (Heinz Meyer)
Перевод, комментарии, иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart), 2020
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна. С уважением, Е. А. Стюарт
