Дома батя загремел:
-Нашёл, значит, утешение! А то чего ж: самогонка – от всех бед снадобье! Правильную тропинку выбрал! Морозов, кум, присоветовал? – Кивнул на полурасстёгнутую Серёгину рубаху, на взлохмаченные волосы: – Смотрел на себя?
Серёжка не поднимал глаз.
Мать растерянно и жалко суетилась: никогда такого не было… Пьяным Сергея никто не видел.
-Я сама, мам, – негромко и твёрдо сказала Таня.
-Я вот сейчас!.. – пообещал батя. – Не посмотрю, что из пацанов вырос!
-Ему так надо сегодня, бать, – сдержанно остановила отца Татьяна. – Завтра поговорите.
Мать вздохнула:
-С Морозовым, значит, пили… А малого воспитательница снова в круглосуточной группе оставила.
Танюшино сердце больно сжалось: вспомнился удивлённый и горестный Тёмкин взгляд…
Сергей потёр ладонью лоб:
- Что на «Светлодольской», бать?
- А ты б больше пил с Володькой! Больше бы знал! Что! Что!.. Работают мужики.
-Смену… подняли? Откуда вода прорвалась, выяснили? Насосы как?.. Вентиляция?
Танюша умоляюще посмотрела на отца.
Десятерых шахтёров ещё не нашли. Вода прибывает, насосы не справляются, – хотя включены все аварийные агрегаты.
Батя поспешно закурил. Протянул пачку сигарет Сергею:
-Сказано, – работают! А то ты не знаешь, как это!
Таня положила руки на Серёжкины плечи:
- Поздно уже, Серёженька. Идём спать.
В спальне, как всегда, хотела помочь ему перебраться на постель, уложить его, как маленького, обнять, утешить, сказать, что всё-всё будет хорошо – уже завтра утром…
А Серёжка осторожно отстранил её руки:
-Ты ложись, Тань. Я сам… потом.
Танюша замерла: негромкий, какой-то очень усталый и безысходно горький Серёжкин голос был совершенно трезвым. Будто на столе у Володьки Морозова рядом с сиротливой тарелкой, на которой скромно виднелись два-три кусочка сала и хлеба, не возвышалась начатая бутылка самогонки, будто не валялась под столом уже опустевшая бутылка…
Серёжка обычно хмелел – до какого-то желанного, немыслимо счастливого полёта – от Танюшиных распущенных волос, от прикосновения её ладоней, от чуть слышного её дыхания… и оттого, как неприметно вздрагивали её полуопущенные ресницы. Хмелел Серёжка от её желания… Чувствовал, как хочется Танюшке его ласк.
А теперь горьковато-ромашковый запах Таниных волос вдруг отрезвил его. И стыд окатил холодной волной – перед Танюшей стыд, перед батей с матерью, даже перед Володькой Морозовым. Стыд – перед ласковым всплеском, что так счастливо чувствуется, если бережно приложить ладонь к Таниному животику…
А ещё горноспасатель...
Долго сидел у окна… Прикрыл глаза, а всё равно – словно наяву – видел всё, что происходит сейчас в глубине «Светлодольской»…
Танюша чутко дремала. И в полудреме зябко вздрагивали её плечики. Серёжка свёл брови: укрыть быТанюшку одеялом… обнять её, прижать к себе.
И… надо встать.
Серёжка с силой опёрся руками на подлокотники. Хоть бы капля этой силы рук ногам передалась…
Всё-таки поднялся… До постели – шаг. А не получилось и полшага сделать: не из-за того, что боль пронизывала ступни, колени… упорно поднималась вверх, захлёстывала всё тело, – казалось, до висков. Просто потемнело в глазах, и голова кружилась, – наверное, отвык стоять. И ноги отвыкли слушаться.
А Танюша тоже приподнялась, затаила дыхание. Серёжка, Серёжа! Серёженька!... Любимый мой, родной! Хороший мой, что ж ты мне-то не сказал, что ж не позвал меня!..
Но весь этот поток самых ласковых, самых счастливых и укоризненных слов Таня сдержала. Протянула Сергею руки, сказала просто:
- Держись. Я… жду тебя. Не могу уснуть без тебя. Серёж!..
И каждое прикосновение – самое желанное…
Засыпали вместе… и просыпались одновременно – ради этих желанных прикосновений, ради рук и губ друг друга… ради ещё одного взлёта.
Утром батя курил во дворе. Кивнул Сергею:
- Алексей Петрович, крёстный твой, заходил. Рассказывал, – остановили воду на «Светлодольской». Прорыв – из старой выработки, что горизонтом выше. Оттуда и хлынуло. Мужиков – шестерых проходчиков, электрослесаря, машиниста электровоза и двоих крепильщиков – нашли спасатели в откаточном штреке. Да они и сами пробирались – вплавь, понятно, – к запасному выходу. Насосы работают, но вода уже не прибывает.
Сергей взял сигарету из батиной пачки, закурил.
За завтраком мать покачала головой:
-Галина Александровна сказала, что сегодня к Морозову придёт комиссия из шахткома. Будут решать вопрос, чтоб малого в Дом ребёнка отправить.
Серёжка вспыхнул:
- Куда… отправить?
Танюша положила свою ладошку на Серёжкину руку. Мать возвысила голос:
-А ты как хотел? Что ни день, – Морозов в дымину пьяный… И за мальчишкой в ясли в таком виде является. Двух слов связать не может. Возьмёт малого на руки…а Тёмка бровки хмурит, по голове его гладит, – жалеет. Уж лучше не приходил бы: в круглосуточной группе мальчишке лучше.
Сергей вскинул глаза:
- Мам!.. Катерину Володька забыть не может. Потому и…
Отец хмуро перебил Серёжку:
- А кто его заставляет Катерину забывать! Ещё бы про сына помнил! Мальчишке разве легче – оттого, что он самогонкой тоску свою заливает!
- Раньше хоть Иришка за малым присматривала, – вздохнула мать.
Танюша убежала на коммутатор.
У Сергея занятия сегодня после обеда.
И отправился он к Морозову.
Успел.
В неубранной Володькиной комнате ругалась Галина Александровна. Володька сидел за столом, – уронил голову на грудь, угрюмо и безучастно молчал. Женщины из шахткома тоже молчали.
- Тебя сколько раз предупреждали, Морозов! – Галина Ивановна стукнула кулаком по столу: – Пусть лучше мальчишка сиротой растёт, – чем с таким отцом, как ты! Всё, – разговор у нас с тобой окончен!
-Не окончен.
За приоткрытой дверью женщины не сразу заметили Серёжкину инвалидную коляску. Переглянулись. Галина Александровна не поняла:
- Что… не окончен?
- Разговор не окончен. Про Тёмку. У него ещё и крёстный есть. Я его крёстный. И мальчишка пока у нас будет жить. Долго думали, – про Дом ребёнка?
Галина Александровна заметно растерялась:
- Да… как же это, Сергей Степанович!.. Ребёнку женская забота нужна… женские руки…
- Я женат. А Владимиру отойти надо. Не видите – тяжело ему.
Верочка Кравцова, чертёжница из отдела главного механика, высокомерно бросила:
- Долго он отходит. Мальчишке уже второй год. А он всё отходит.
Сергей исподлобья взглянул на Верочку:
- Это ты срок установила – как скоро, а как долго? А тебе что, – известно… сколько от этого отходят? В куклы давно играла? Помолчала бы. Тебе здесь вообще нечего делать. – Кивнул женщинам: – И вам пора. Или дела в шахткоме закончились?
Галина Александровна окинула Морозова недоверчивым взглядом:
- Что ж с тобой делать. Не люди мы разве… Значит, так, Владимир Михайлович. Слушай, что скажу тебе. Времени у тебя – неделя. Не бросишь пить, не приведёшь себя в порядок, – будем ходатайствовать перед райсоветом, чтоб мальчишку твоего оформить в Дом ребёнка. Я к тебе Раису Васильевну пришлю, – чтоб убрала здесь у тебя. И куму своему спасибо скажи.
Женщины ушли. Володька поднял на кума виноватый взгляд:
- Ты это, Серёга… Выручил. Растрещались тут… хуже сорок. Ты это… подожди, – я за хлебом смотаюсь. А то у меня… сало без хлеба. И самогонка у нас с тобой осталась. Твоя ж Танюха… налетела вчера – змеюкой.
- Змеюки ж не летают, кум.
Володька подумал. Вчерашнее, столь неожиданное Татьянино появление припомнил поточнее:
-Змеюкой… набросилась. Набросилась змеюкой, выпить толком не дала. Ты подожди, Серёга. Я – мигом.
Сергей остановил Володьку:
- У меня сегодня практическое занятие – с проходчиками и крепильщиками. А ты лучше бутылки пустые собери.
Морозов нахмурился:
- Ты не думай, Серёга… Я… в общем, когда надо будет…
- Уже надо, Володь.
-Думаешь, не смогу…
- Сможешь. А малого из яслей мы с Татьяной заберём сегодня. Галина Александровна права: убрать бы тут у тебя. Раиса Васильевна – славная женщина, поможет тебе с уборкой.
-Сам заберу Тёмку. И… никого мне здесь не надо, – сам справлюсь.
Не смог Володька. Не удержался, чтоб не допить начатую бутылку самогонки.
А Раисе Васильевне, техничке из шахтоуправления, не пришлось наводить порядок в Володькином доме. Утром Раиса Васильевна остановилась у калитки: молодая темноволосая женщина развешивала на бельевой верёвке выстиранные детские вещички и Володькины рубахи, негромко напевала.
Раиса Васильевна удивлённо покачала головой: либо хозяйка объявилась?.. А кому ж ещё, – чтоб вот так, бельё постирать… И уборку, видно, затеяла в доме… Как не хозяйка! А Галина Александровна из шахткома, видно, что-то не так поняла, – захлопоталась совсем…
Морозов проснулся… от запаха борща.
Показалось, наверное.
Сало… если с хлебом, тоже неплохо. А борщ – Володька уже и забыл, как он пахнет. Да и откуда ему, борщу-то, взяться… Показалось.
А в комнате – вымытые полы. Владимир вышел на кухню. Облокотился о дверной косяк. Вместо Раисы Васильевны от плиты на него оглянулась…
Володька жарко вспыхнул:
-Ты… как здесь?.. Что делаешь?
- Не видишь? Борщ довариваю, – улыбнулась Надежда.
-Надь!..
- А ты как думал?.. Танцами на Таниной и Серёжкиной свадьбе обойдёмся?
Не сразу сложилось, конечно…
Владимир хмурился, Надюша слёзы скрывала… И уезжала в город.
И снова возвращалась, и чуть заметно прояснялись Володькины глаза.
А потом он сказал:
- Не уезжай, Надь. И – нехорошо это: у нас с тобой двое детей. Завтра вместе съездим в Верхнепетровский, – Иришку домой заберём. Заодно всех твоих на свадьбу пригласим.
...Похоже, Тёмка отправился в соседний двор за полосатым котом. А там, у Петрухиных, колодец копали. Мужики как раз собирались устанавливать бетонные кольца. А время – обеденное, и хозяйка, Мария Григорьевна, пригласила мужиков в летнюю кухню.
Кот сиганул на ветку яблони, с которой весело и нахально вспорхнула воробьиная стайка.
Тёмка оказался у самого края колодца, поднял вверх голову…
Сергей возвращался после занятий с будущими ламповщицами и стволовыми подъёма. Окинул взглядом бетонные кольца во дворе Петрухиных и… заметил Тёмку. Мгновенно пронзила догадка: колодец!.. Неприкрытый!
Как поднялся с инвалидного кресла, Сергей не помнил. Как шёл к открытому колодцу, – тоже не помнил. Бережно взял крестника на руки.
Владимир всё понял. Молча забрал у Сергея сына. Лишь потом сказал:
-А Ирка, сеструха, – помнишь? – балаболка. Как сорока, трещала про плохую примету. Помнишь, Серёга?.. Всё сказки рассказывала: мол, примета несчастливая, – если неженатый парень в первый раз крёстным становится… и мальчишку крестит. А оно ж, Серёга, видишь, как вышло, – для вас с Тёмкой!
…Перед весной бывают такие вьюжные-вьюжные ночи… Будто напоследок зима разгулялась.
На рассвете Танюша родила сына.
Назвали мальчишечку Андрюшкой, Андреем, – в честь Серёжкиного прадеда, Андрея Сергеевича Пахомова, который был одним из первых командиров здешней горноспасательной части.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)