К остановке мягко подкатил по-вечернему полупустой троллейбус, – как раз «тройка». Таня вместе со всеми подошла к двери, но в троллейбус почему-то не вошла, так и осталась стоять на площадке. Двери устало закрылись, Танюша посмотрела вслед троллейбусу и медленно пошла к Ларискиному дому…
С того рассвета, когда в шестой западной лаве на «Закурганной» взорвалась метановоздушная смесь с угольной пылью, горноспасатели не поднимались на-гора почти двое суток.
Как обычно, поднялись самыми последними: в забое не осталось ни одного шахтёра, и был потушен пожар.
-Взглянула я на него… – рассказывала потом Елена Юрьевна, фельдшер шахтёрского медпункта, – а он, Серёжка, к тополю спиной прислонился, закурил… Ясно, устали они. Только показалось мне, что не из-за одной усталости Пахомов и шагу сделать не может. Я-то – около тех, кого срочно перевязать надо, да укол сделать – до «Скорой». Всё ж подошла к нему: как, мол, самочувствие, Сергей Степанович… А он ещё и улыбнулся: я, говорит, отдохну минут пять… Голова чуток кружится. А Вы, Елена Юрьевна, не беспокойтесь, к мужикам возвращайтесь, – вон Егорыча по затылку обломком породы задело…
Таня присела на скамейку под каштанами. Снова прижала ладони к полыхающему лицу…
Как стыдно сейчас – за свою глупую обиду на Серёжку… за то, что зашла к нему в больницу лишь вечером. За свои упрёки стыдно: сколько резких слов наговорила в тот вечер Серёжке – и про свадьбу, что теперь придётся перенести на другой день, и про то, что не уберёгся он во время горноспасательных работ, – будто можно было по-другому…
А Серёжка был таким растерянным и виноватым… И как жалела сейчас Таня, что не сказала тогда Серёжке ни одного ласкового слова… Надо было обнять его, коснуться губами волос, что пахли тревожной шахтной глубиной, надо было тихонько сказать: я люблю тебя, Серёжа… и всё будет хорошо.
А вместо этого она обрушила на Серёжку шквал упрёков и ушла…
А самое непростительное…
После разговора со старшей сестрой она сказала Сергею эти слова:
- Серёжа!.. Может, пока не надо… ребёнка?
Пылкие и гневные Женины убеждения бесследно исчезли от простого Серёжкиного ответа:
-Как – не надо? Он же у нас уже есть!
Он же у нас уже есть.
После этих Серёжкиных слов Таня вытерла слёзы и сказала, что поедет с ним в областную клинику…
Вечер был совсем тёплым, а Таня вдруг поёжилась, как от колючего инея за спиной: Сергей сейчас хмурится и говорит: не приходи больше… не сбылось наше счастье…
Может, из-за всего, что говорила ему Таня ещё в Калиновке, он теперь не верит ни во что: ни в её любовь, ни в то, что она будет с ним, – даже если он никогда не встанет с инвалидного кресла…
Танюша поднялась со скамейки. Захотелось немедленно вернуться в больницу, к Серёжке.
Только поздно уже, – темнеет…
И перед санитаркой этой, Надей, – стыдно за своё насмешливое высокомерие…
Муж Надежды погиб в шахте.
А если бы и Серёжка… после недавней аварии на «Закурганной»…
- Ты уйдёшь от него. Всё, что сейчас делаю я, придётся делать тебе, – когда его домой выпишут. И надоест это тебе – за один день. Ты просто не знаешь, что такое инвалид, который не может подняться с кресла, – сказала Надя.
Горькие Надины слова напомнили Тане, как возмущённо предупреждала её старшая сестра: ему сиделка нужна!
Только на Надю почему-то не было обиды… Таня просто подумала о том, что надо многому научиться.
Лишь бы не говорил Серёжка этого слова: уходи…
Надя тоже вспоминала разговор с Татьяной. И тоже жалела, что столько несправедливых слов наговорила девчонке этой… Раз не уходит от Сергея, хватит ей ещё беды, – сполна достанется…
А за надменностью в синих глазах отчаяние плещется… Орлицей готова защищать Серёжку своего, распластанными крыльями готова укрыть его – и от боли, и от безнадёжности… и от соперницы своей.
И у Нади – беда. Неожиданная. Вдруг заметила Надюша, что думает про горноспасателя этого… что слишком часто протирает полы и подоконник в его палате.
-А теперь ещё скажи, что Сергей сам предложил тебе! – Татьяна хлестнула её насмешливыми словами…
Предложил.
И разумом понимала Надюша, что Сергей про Таню думал… Про то, чтоб избавить её от горькой, неподъёмно тяжёлой участи – неизбежной, когда на твоих руках муж-инвалид. Разумом понимала, что значит это Серёжкино предложение – по-мальчишески наивное, отчаянное… Видно, очень хочется ему уберечь от беды свою Танюшу, – раз придумал такое… отчего она сама уйдёт от него…
А сердце билось в затаённой радости: а вдруг ему, Серёжке, понравится… Хоть он лишь приподнимается на локте – с неимоверным трудом… – всё равно чувствуется, какой он…сильный. И как ему это надо – любить и ласкать любимую женщину…
В отделении про горноспасателя Пахомова говорят часто и много. Жалеют его: если и поднимется, – всё равно ходить не сможет. А это значит – инвалидное кресло.
А Наде не верится в такую обречённость.
Вот только сам Серёжка поверил… Потому и не хочет, чтобы Танюша его с ним оставалась.
Надя вошла в Серёжкину палату:
- Не спишь, горноспасатель?.. Сурова Татьяна твоя. – Усмехнулась: – Вряд ли твой план сработает. Не уйдёт она от тебя.
- Уйдёт, – угрюмо ответил Сергей. – Потому что я так решил.
-А если не уйдёт?.. Если любит она тебя?
- Пройдёт. Другого полюбит. Меня-то… за что любить.
Таня приходила каждый день. Оставалась с Сергеем до самого вечера.
С Надеждой они больше не схлёстывались, даже не разговаривали. Случалось, – обменивались взглядами. Вскоре Тане понадобилось уехать в Калиновку: подошло время осмотра в женской консультации.
О Таниной беременности Надя не знала, но тревогу Танюшину заметила. Поняла по-своему: видно, надо домой, в Калиновку, съездить, а Серёжку боится оставлять. Неожиданно для самой себя просто сказала:
-Не волнуйся. Надо, – значит, съезди.
Таня благодарно кивнула:
- Я ненадолго.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16