Ночью не спалось.
Сергей приподнялся. За окном в глубокой и мягкой черноте кружился звездопадом август.
В такой же августовский звездопад Сергей впервые поцеловал Таню.
Тем летом он в десятый перешёл, а Танюшка – в девятый.
Серёга Пахомов с пацанами тренировались на поселковом стадионе – предстояла решающая игра с мироновскими. Девчонки тоже собрались у стадиона, уселись на полянке под дубами. Серёжка нашёл глазами Танюшку Иванцову… Конечно, нападающему Калиновской футбольной команды Пахомову ни о чём другом, кроме как об отработке техники ведения мяча внутренней стороной стопы, думать сейчас не полагалось. Но мяч в эту тренировку был на удивление послушным, – будто позволял Серёге смотреть, как озорной степной ветер расплетал Танину золотисто-русую косу и на секунду приподнимал подол Танюшкиного ситцевого платьица.
Павел Максимович, физрук, объявил перерыв. Пацаны устало растянулись на густом спорыше. Серёга прикусывал какой-то дикий колосок, видел, как оглядывается Таня… и от этого земля и небо покачивались.
Анька Веретеникова пересказывала девчонкам историю, известную в Калиновке с дедов-прадедов, – про первую в здешних краях шахту «Криниченская-Глубокая». Вход в «Криниченскую-Глубокую» и сейчас можно найти среди зарослей шиповника и тёрна. И старый шахтный пруд до сих пор сохранился, – хоть зарос камышом, и из-за разросшегося ивняка его не сразу заметишь.
-Вот это любовь! Сейчас такой не встретишь, – убеждённо говорила Анька. – А как хочется, девчонки!.. Любить – вот так… и – любимой быть.
А история, которую в Калиновке называют былью, случилась в самом начале девятнадцатого века. Тогда на «Криниченской-Глубокой» только начали работать на новом горизонте, на новой шахтной глубине. Чем глубже становится шахта, тем больше собирается в ней гремучего газа, – так в те времена называли метан. И однажды ночью всколыхнулась полынь в степи – от глухого раската подземного взрыва…
Взорвался гремучий газ от крошечной искорки, что невесомо вылетела из-под удара обвалившейся глыбы породы о другую.
Матвей Гордеев работал проходчиком, а когда при шахтах стали появляться шахтёрские спасательные артели, десятник определил серьёзного и грамотного парня в спасатели: шахта углублялась, – кто знает, какие опасности ждут шахтёров на новых глубинах… Тут тебе – и гремучий газ, и внезапные прорывы воды в выработки, и обвалы угля и породы.
А перед самым взрывом гремучего газа гуляли шахтёры на свадьбе Матвея и Полюшки. Только-только миновала их первая ночушка… И обещала ласковая ночушка долгое-долгое счастье впереди… любовь и нежность обещала, что родятся сыновья и дочки, – обещала…
Горные выработки Матвей знал, как свой двор с избой. В самой кромешной темноте находил путь к запасному выходу на поверхность шахты. И в ту ночь под его предводительством спасатели вывели из забоя шахтёров, подняли раненых… А сами вернулись в шахту – по подсчётам, под завалами могли оставаться десять шахтёров.
За двое суток разобрали завалы – отыскали всех десятерых. Пятеро были без памяти – от ран и удушья, остальные мужики не только сами поднялись, – помогли спасателям вывести из шахты лошадей.
Один конь был тяжело ранен. Полюшка, Матвеева жена, помнила этого коня весёлым и резвым рыжим жеребёнком. Она и назвала его Огоньком. Коногоном работал Иван, Полюшкин брат. Полюшка припасала хлебные корочки – с Иваном передавала Огоньку угощение.
Разве можно было оставить раненого Огонька в шахте… Разве есть такие слова, чтоб ответить на безысходную горесть в Полюшкиных глазах – рассказать, что остался Огонёк под землёй, среди завалов…
Выкурил Матвей самокрутку, поднялся с травы. В шахтёрской хлебной лавке купил ещё горячую круглую буханку. Кивнул мужикам:
-Я в шахту. Выведу Огонька: проголодался он, за хлебушком пойдёт потихоньку. Так и поднимемся.
Десятник Степан Кузьмич головой покачал:
- Жаль коня. И – угодное Богу дело, если выведешь его. Только смотри, Матвей: обрушение может случиться в любую минуту. Берегись.
В забое Матвей посветил шахтёрской ламой. Огонёк лежал с закрытыми глазами, временами тяжело и безотрадно вздыхал. Матвей осторожно погладил коня:
- Вставай, Огонёк. Поднимайся, хороший мой. Видишь, – у меня вот хлебушек есть. Подкрепись немного, и пойдём мы с тобой наверх. А там – вода криничная, сладкая, прохладная, напьёшься вволю, и сразу полегчает тебе.
Огонёк съел пахучую горбушку, ещё раз глубоко вздохнул. И – поднялся.
Получилось, как надеялся Матвей: на ладони протягивал он Огоньку кусочки хлебушка, и раненый конь благодарно опускал голову на Матвеево плечо, медленно шёл за ним к далёкому свету. Иногда Огонёк устало ложился, прикрывал вздрагивающие веки. Матвей гладил его по голове и по бокам, и конь снова поднимался.
Так и вышли. Петро Игнатьевич, лошадиный лекарь, поднёс Огоньку цебарку, полную воды (Цебарка – южнорусское слово. Это большая емкость, расширенная кверху, предшественница современного ведра, – примечание автора).
А Матвей собрался свернуть самокрутку. Кинулся, – а кисета и нет. Заветного, Полюшкой расшитого ещё перед их свадьбой. Видно, обронил по пути, когда поднимались с Огоньком…
(Кисет – небольшой, чаще всего матерчатый мешочек, затягивающийся шнурком. В старину использовали его для хранения табака. Девушки расшивали кисет красивыми узорами, дарили жениху, – примечание автора).
Степан Кузьмич разгадал Матвеево намерение – задержал парня за руку:
-Куда?.. До скольких разов судьбу испытывать будешь! Довольно того, что коня вывел, – Спаси Господи!
Понятно, – не послушал Матвей десятника…
И шахта, казалось, горько вздохнула, – не удержала на своей кровле глыбу породы.(Шахтная кровля – это горные породы, расположенные над пластом угля, – примечание автора).
Несколько дней не уходила Полюшка от запасного выхода из шахты…
И никто не заметил, как шагнула она в темноту, – спустилась в забой, чтоб найти Матвея своего. Сердце Полюшкино рвалось… а в беду не верилось: думалось Поле, что Матвеюшка раненый лежит в шахтной глубине…
Не вернулась Полюшка из этой кромешной темноты. Видно, не дорог был ей свет, – коли нет в нём Матвея…
А мужики из спасательной артели потом догадались, что ещё одна глыба рухнула с кровли.
А в Калиновке с тех пор пошли разговоры: если окажешься в предрассветную рань на берегу шахтного пруда, – непременно разглядишь в тумане Матвея с Полюшкой…
…-Вот это любовь! Нам сейчас такая и не снится! – вздохнула Анька.
-А я бы хотела… увидеть их, – негромко сказала Катюшка Елисеева.
- Кого?.. – насторожилась Анька.
- Их, – Матвея с Полюшкой.
Анька выразительно, со знанием дела, покрутила пальцем у виска:
-Ты там, на берегу, – когда увидишь их, – от страха забудешь, как тебя зовут. И дорогу до Калиновки забудешь. Мишку Кравцова, троюродного брата моего, знаете, девчонки?.. Мишка в Красноглинке живёт. Вот он так же, как сейчас Катюха, загорелся: хочу увидеть Матвея с женой его, Полиной! Выбрал Мишка день, когда в первую отработал. После смены отоспался, а в полночь двинулся на пруд, – чтоб не пропустить предрассветный туман.
- И – что?.. – Катюшка прижала к груди кулачки, затаила дыхание.
-В том-то и дело, что увидел Мишка Матвея с Полей. Рассказывал: белый-белый туман поднялся над берегом… а в тумане – чуть приметное сияние, будто два силуэта светятся… И идут они, Матвей с Полюшкой, не по берегу даже, а словно над ним. И за руки держатся. А Мишка дорогу домой не нашёл. Вроде бы заблудился: шёл в сторону Красноглинки, а оказался – представляете, девчонки? – оказался в Песчаном. Это от Красноглинки в сторону – больше десяти километров.
-Так Мишка твой, небось, в Камышовое завернул, – перед тем, как к старому пруду идти. К деду Григорию, – высказала догадку Танюшка Иванцова. – Вот и заблудился, – после дедовой самогонки.
Анька окинула Таню недовольным взглядом:
- Ты, Иванцова, вечно умничаешь. Думаешь, – самая умная? А раз самая умная, – вот возьми и сходи на старый пруд. А мы на тебя посмотрим.
-Схожу, – кивнула Таня. – Сегодня ночью.
- Моожно подуумать!.. – насмешливо протянула Анька. – Я тебе тоже могу утром сказки рассказать, – как я в полночь ходила к шахтному пруду. Кто ж тебе поверит, Иванцова.
- Ты и поверишь. На берегу, у самой воды, камень, – знаешь? Под вечер сходи туда, – пока не стемнело… Засветло там не страшно. И оставь под камнем… ну, какую-нибудь свою вещь, – чтобы я не знала, какую. Утром я тебе принесу то, что ты оставишь под камнем. Думаю, дорогу до Калиновки найду.
- Много строишь из себя, Иванцова!..
-Мы ж сейчас не об этом.
- А – давай! Девчонки, слышали?.. Вот и проверим нашу умницу! А то – привыкла! Выделываться перед пацанами… и Пахомовым командовать!
Серёжка Пахомов пришёл на берег ещё до полуночи. Сидел на траве за ивняком, смотрел, как ярким мгновением срываются августовские звёзды и сквозь далёкие созвездия летят к земле. В каком-то неясном, тревожном счастье стучало Серёгино сердце: он ждал Таню. Знал, что она придёт.
И шаги её узнал, – такие же невесомо лёгкие, чуть слышные, как дыхание ночной степи… Смотрел, как Танюшка спустилась к пруду, приподняла плоский камень у самой воды. В руках её что-то блеснуло. Блеск этот Танюша опустила в кармашек платьица, обхватила плечики руками: вода в пруду всколыхнулась прохладой…
Сергей подошёл к Тане, набросил на её плечи свою ветровку. Таня словно и не удивилась… На секунду прижалась к Серёжке.
-Не побоялась? Пришла? – улыбнулся Сергей.
- И не думала бояться! – Танюшка заносчиво вскинула голову. – И… я знала, что ты тоже придёшь к пруду.
-Знала?
-Ты же слышал, как мы с Анькой Веретениковой про Матвея и его Полюшку разговаривали. Вот я и подумала, что ты тоже придёшь на берег. Смотри, – звезда!..
А Серёжка по-мальчишески неумело нашёл Танины губы.
Потом они успели загадать желание – в миг, как летела с неба звезда…
Утром Танюшка легонько постучала в Анькино окно:
- Веретеникова! Подъём! Проспишь всё на свете!
Сонная Анька прошлёпала к окну:
- Ну?.. Чего тарабанишь, – ни свет, ни заря?
Таня положила на подоконник блестящую Анькину заколку:
-Надеюсь, узнаёшь? Держи драгоценность свою.
Анька изумлённо повертела в руках заколку, подняла глаза на Танюшку:
- Ты… была у пруда?..
-Мы же договаривались: я утром принесу то, что ты оставишь под камнем.
-И… что?.. Ты… их… Матвея с Полюшкой, – видела?
- Тумана не было, – просто объяснила Танюша.
… Сейчас снова звездопад…
Сквозь любую боль шёл бы на берег старого шахтного пруда – к Танюшке, самой лучшей на свете девчонке.
Не верилось, что больше никогда этого не будет.
И на звездопад придётся смотреть лишь из окна…
Сергей опустил ноги на пол.
А встать не получилось.
Не из-за боли.
Просто ноги по-прежнему не слушались.
Серёжка бессильно откинулся на подушку.
Значит, навсегда.
А как же Танюшка, если это – навсегда?..
Утром Таня всё поняла. И ответила на безмолвное отчаяние в Серёжкиных глазах:
- Ты будешь ходить. Просто – чтоб ты знал: я буду с тобой, – даже если случится такое, что ходить ты не будешь.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)