За иллюстрацию моя благодарность Софье Новиковой. Я ещё использую коллаж в будущем для более объемного эссе по этой теме.
Современность обращена к прошлому с масштабными ревизионистскими амбициями, которые переоткрывают прошедшее и помещают в настоящее. Введённые категории времени - условность, нужная для символического размежевания тотальности всего, что доступно нам сегодня. Музеи, объекты культурного наследия, памятники, связанные с материей и персоналиями, помогают реализовать условность физически. Кроме того, мы проникаем в сплетения идей, подчеркивая их сбывшуюся природу в монографиях, исследующих мельчайшие элементы реконструируемой старины, в словарях, дающих экскурс в эволюцию содержания слов, и многими иными способами. Прошлое удерживается в нашем мире также чувством ностальгии, породнившимся с уймой обыденных практик и массовой культурой. Кантианскому “внутреннему чувству” - интимному переживанию времени - даются формы коллективного воплощения во внутреннем чувстве общества.
Главное, что на первый взгляд автономной категории времени - прошлому, настоящему, будущему - нужны место и проводники. Следы прошлого уже присутствуют и обнажаются, а будущее выводится из настоящего. В искусственном человеческом мире все располагает местом: современность завязана на технологиях, а суть технологий в том, чтобы быть “сверх себя” и делать нечто возможным. Основная доля технологий сконцентрирована в городах и представлена в цифровом пространстве. Так искусственный мир человеческого проводит экспансию, занимая место и приращая к материи смыслы. Перформативная актуализация определенного порядка смыслов динамична. Характер спатиализации изменчив и адаптивен, что позволяет ей сохранять свое присутствие на карте города, сопрягая местность с надстройкой из смыслов культуры.
Город и цифровая среда - вроде кеннинга человеческой личности, коллективный опыт человеческой цивилизации как овеществлённая фигура сообщества. В системе города человек присутствует как тело, подразумевая собой и личность, умноженную на ключевые смыслы ареала обитания. С ними человек потенциально превосходит себя, актуализируя логику техногенного пространства, стремящегося быть сверх себя или больше. Город порождает самого себя, пытаясь поддерживать гомогенность прежде всего на абстрактном уровне.
Зачастую медиумом “прошлого” становятся объекты культурного наследия, рассматриваемые в качестве предметов эстетического созерцания. Но прикосновение прошлого испытала и современная эстетика. Речь, прежде всего, о феноменологической эстетике и рассмотрении эстетики в её изначальном значении как чувственного созерцания, вводящего в поле эстетических понятий категорию тела.
Тело - материальный объект, иногда просто выделенный из числа прочих. Мы же говорим о теле реципиента, то есть о теле, предполагающем наличие личности, мышления и возможность эстетического переживания. В контексте осмысления эстетики, где значим не только герметичный эстетический опыт, а феномен присутствия человека в момент взаимодействия с объектом культуры, я предлагаю поговорить о сингулярности и ввести в оборот тип понятий, намечающих устройство современного эстетического переживания. Такие понятия я называю сингулярными.
Само слово сингулярность, безусловно, лучше всего известно в контексте физики, математики, отражая специфику данных регионов знания. К настоящему моменту распространено и словосочетание технологическая сингулярность. В истории философии сингулярность также фигурировала, в частности, в наработках Жиля Делёза. Я нахожу сингулярность подходящим термином в силу выделяемых ей смысловых пластов: указание на тотальность и единство, мотив исчезновения пространства, артикуляция момента напряженности.
Сингулярные понятия должны объединить амбиции Делёза по выведению концепции, предвосхищающей возникновение качественно нового в ризоматически устроенной современности, и концепцию точек неопределенности Ингардена, указывающих на смысловые пробелы в архитектуре произведения. Кроме того, они должны задать линию понимания, где ключевой аспект - возвращение человека к Самому себе и своей естественной Природе.
Личность приводит смыслы в движение, одновременно черпая смыслы для себя извне. Тем не менее, индивидуальность задаётся особенными биографическими моментами, требующими преодоление примата повседневности, что регламентирует правила написания биографии. Эстетическое переживание входит в число таких особенных моментов.
Разноцветные диоптрии эсктропианства или сингуляритарианизма касаются вопросов философской антропологии, снабженной научными и технологическими модификациями как из настоящего, так и воображаемого будущего. Однако наше восприятие, наши человеческие переживания - тоже компонент постчеловека или человека техногенного общества, каким он может быть в потенциале. Более того, я предлагаю вынести этот концепт за границы исключительно науки и примата разума, линии, наследующей Просвещению, посмотрев на связь с иррациональной стороной человека и Природы, потому как новая Природа - город и цифровая среда - может быть увидена в темноте иррационального. Таким образом, цель использования словосочетания “сингулярные понятия” состоит в маркировке конфигурации эстетического переживания. Их предназначение - техногенно-секулярная атеологическая альтернатива собору понятий, объясняющих мистический опыт возвращения к Самим себе.
Я выделяю 4 признака таких понятий.
Во-первых, их преемственность сложным конструкциям. Сами по себе сингулярные понятия не являются неологизмами, но свое специфическое содержание они приобретают в контрасте между задаваемой ими средой и предшествующими многоярусными конструкциями. Человек приходит к эстетическому опыту, неся на себе оттиск города, то есть искусственного Большего, закладывающего траекторию приближения. Приближение из заданной точки неизменно предполагает встречу с пластами смыслов, среди которых необходимо выбрать подходящие для рецепции и модели интерпретации. Даже категории посткультуры являются продуктами современности и города, хотя в них отчётливо назревает искомый сдвиг в направлении Ничто, обнуляющего предшествующие смыслы и ведущего к иной тотальности.
Во-вторых, напряженность или парадоксальность, которые они могут актуализировать диспропорцию смыслов вокруг себя. Парадоксы возникают в крайностях, где исчезает равновесие. Они - наглядное свидетельство ложности ранее применённой логики или её недостаточности. Вследствие чего человек испытывает чувство изъятия из культуры, отпада от неё и собственной атомарности или элементарности. Например, бесчеловечное способны совершить лишь люди. Оно требует избытка человеческого, устраняющего баланс в мозаике культуры как домена человеческого, тем самым вытесняя смыслы к периферии. Интеллектуально освещённый вниманием каркас культуры обращается в монолитность, окружённую распадом, потому что для культуры подготовлен мир, за пределами которого смыслам не всегда удается пристать к чему-то и они обрушиваются в область иррационального или подматериального. Культуры нет самой по себе, она есть лишь для человека и в человеке. Её необходимо осуществлять. С сомнением в релевантности ключевых истолковательных элементов личность приходит к кризису, который может подразумевать также кризис культуры, недостаточной для понимания претерпеваемого опыта. В частном опыте человек приходит к фронтиру доступных смыслов, не позволяющих проложить маршрут дальше. Пространство, поддерживаемое городом сворачивается и исчезает, оставляя человека наедине с собой и переживаемым, с парадоксами мироощущения.
В-третьих, сингулярные понятия задают новую систему, полагая новую точку отсчета. Достижение человеком фронтира извлекаемых из городской среды, повседневности, из всего пространства города как материального, так и абстрактного, приводит к рубежу. Невозможно самостоятельно расширять город, он - коллективный феномен. Тем не менее, человек приходит к коллапсу реальности, предложенной городским пространством. Новая Природа - только конечное, стремящееся к бесконечности, и удобное искусственное основание в огромном мире.
В-четвертых, рассматриваемый тип понятий несёт на себе отпечаток противоположностей. То есть не парадокса как нарушения, а допущение отсутствия и наличия. Как видно из вышенаписанного, подразумевается встреча индивида с парадоксами и исчезновение абстрактного городского пространства - с ним и повседневности - со смещением акцента на человека как личность и тело. Город символически стремится к безграничности, компенсируя невыполнимость намерения цифровой средой. Культура - к вечности, другой форме бесконечности, используя город как якорь в материальном измерении. Человек как бы выходит за пределы новой Природы и встречается с тем, что покинуть нельзя - естественную Природу, обращаясь к силам, заложенным в фундамент искусственной среды. В сущности, индивид приходит к Ничто, располагающему потенциалом зеркального отражения множества, собранного перед ним как единое. Неординарность обнаруживаемых сил заключается в том, что они пригодны для описания подматериальных основ мира вообще. Ведь с вытеснением роли пространства первостепенное значение приобретает время. К примеру, понятие скорость мы обыкновенно связываем с преодолением пространства. Вместе с тем, скорость включает неподвижность, отменяющую логику преодоления пространства. Другой пример - тело, включающее жизнь в её материальной форме и ничто как энтропию.
Соответственно, сингулярные понятия призваны описать состояние, когда внутреннее чувство времени концентрируется в моменте, а пространство, где располагается реципиент, заканчивается, сворачиваясь и искажаясь, от чего искажается и конструкция из сгруппированных смыслов. Классическое дрейфование по городу приводит к точкам неопределенности в ландшафте городских смыслов. Пробелы могут быть заполнены близлежащими смыслами, готовыми по интуитивно усвоенным человеком лекалам произвести заполнение пустоты. Но также- к коллапсу, инициируемому эстетическим переживанием, погружающим человека в Природу через закономерного посредника - Самого себя, тем самым возвращая субъекта самому себе.
