- Назар, - безмолвно кричу. – Помоги, Назар. Ее забрали, - повторяю, не издавая ни звука, будто внезапно онемела. – Нашу девочку забрали у нас.
Ощупываю себя дрожащими руками, не в силах ни встать, ни развернуться. Взгляд устремлен в белоснежный потолок, прямо на яркий операционный светильник, а тело приковано к постели. Трогаю грудь, ребра, живот.
Ищу моего ребенка...
В солнечном сплетении загорается огонек. Опять чувствую на себе жар крохотного тельца. Пальцы натыкаются на детское плечико, и я бережно накрываю ладонями спинку младенца, животиком прижатого ко мне.
По соседству с болью поселяется надежда. Будто сердце разделили – одну половину истерзали, порезали на части и оставили разлагаться, а во второй теплится жизнь и пульсирует кровь, напитывая тело, исцеляя душу.
- Назарка, малыш, - плачу, обнимая сына. Держу его крепко, а меня трясет как в лихорадке. – Я тебя не потеряю. Сыночек, - пытаюсь приподняться и поцеловать его в макушку.
Губы обдает прохладой, сквозняк бьет по лицу наотмашь. Двери нараспашку - понимаю это по зловещему скрипу, заглушающему тихий детский писк. Хочу спрятать младенца в объятиях, чтобы не продрог и не простудился, но хватаю пальцами воздух.
- А-а-а!
Панически стискиваю пустоту в кулаках.
Где же он? Где? Мой сын…
- Назар, пожалуйста, - вновь зову мужа, комкая в руках постельное белье. – Верни мне детей, - содрогаюсь в истерике. – Наза-а-ар! – зажмурившись, ору что есть мочи.
Голос наконец-то прорезается, и я слышу свой дикий вой. Сама его пугаюсь. Так воет волчица, потерявшая потомство. Протяжно, тоскливо, надсадно.
- Надя, - доносится отдаленно и мягко.
Назар склоняется надо мной. Ничего не вижу, будто вмиг ослепла, но чувствую, что это он. Судорожно впиваюсь пальцами в лацканы его халата, тяну на себя. Царапаю шею и плечи, то ли защищаясь, то ли цепляясь за него, как за спасательный круг.
- У тебя нет детей, Надя, - летит мне в лицо морозно и хлестко. - И никогда не было. Прими это, - ледяное равнодушие в грубом баритоне добивает меня.
- Неправда, - вскрикиваю сквозь злость и слезы. – Ты лжешь. Вы все меня обманываете.
– Успокойся, я здесь, Наденька, - последняя фраза звучит гораздо теплее и добрее, будто со мной рядом два разных человека. Ненавижу обоих!
Ничего не имеет значения, кроме моих детей…
Нет, одного ребенка.
Дочери больше нет. У меня остался только сын.
Пробираюсь сквозь вязкую тьму ночного кошмара. И не могу! Застряла где-то на пограничье, где сливаются сон и реальность. Неистово брыкаюсь в сильных мужских руках. Мычу, постанываю, плачу. Связки надрываются – и я перехожу на сдавленный хрип.
- Назар, верни их! Ты же все можешь. Верни! – повторяю как заведенная. Не осознаю, что происходит.
Вспышка света бьет по глазам. Прячусь от нее в объятиях мужа. Уткнувшись носом в его бешено вздымающуюся грудь, конвульсивно всхлипываю.
- Тише, Наденька, я рядом, - шелестит над головой. Приятный жар прокатывается от макушки к виску, рваное горячее дыхание касается уха. – Очнись, милая, все хорошо. Дыши глубже, - затылок поглаживает широкая ладонь, зарывается в липкие, влажные волосы.
- Где мой сын? – вяло тяну, постепенно просыпаясь. - Где он?
Дыхание выравнивается. Пальцы, сцепленные на одежде Назара, расслабляются, выпуская смятую ткань. В глотке печет, словно все внутри засыпали острым перцем. Взгляд расфокусирован. Тело содрогается, получая откат после истерики. Меня прошибает мелкими разрядами тока, и я никак это не контролирую.
- Сын дома. С бабушкой. Посмотри на меня, - требовательно зовет Назар и обхватывает мои мокрые щеки. Заставляет запрокинуть голову.
С моей стороны – ноль реакций. Подчиняюсь, как марионетка, но ничего не могу выжать из себя ответ.
Совсем не сопротивляюсь, когда в следующую секунду мои губы накрывает целительное тепло.
Принимаю поцелуй как нечто привычное и закономерное. В измученном кошмарами мозгу нет даже мысли взбунтоваться. Наоборот, каждой клеточкой я тянусь к мужчине, которого спустя время все равно чувствую родным. Будто не было развода и мы по-прежнему вместе. Будто только вчера мы уснули в обнимку, а посреди ночи я подскочила, взбудораженная тревожным сном, и нырнула в объятия Назара за поддержкой и защитой.
Теперь он утешает меня. Аккуратно, нежно, трепетно, как бывает только между нами. Когда мы наедине.
Разомкнув губы, целую мужа в ответ. По щекам струятся слезы, и мы вместе пьем эту соленую воду и… друг друга. Не жадно, а осторожно и по чуть-чуть. Словно измученные путники после долгого блуждания по пустыне. Добрались до оазиса в надежде утолить жажду. Спешка убьет нас. Каждый глоток может стать последним. Однако мы не можем оторваться друг от друга.
Дышим часто и сбивчиво, опаляя губы жаркими искрами. Мои судорожные всхлипы сплетаются с его грудным хрипом. Я отхожу от жуткого сна, а Назар… успокаивает меня не совсем традиционным способом.
Отпустив пропитанную больничными запахами ткань его халата, я веду ладонями вверх к шее. Накрываю пульсирующую артерию, которая заходится в бешеном ритме, и большими пальцами нежно очерчиваю линию подбородка, будто вспоминаю его наощупь. Цепляю ногтями короткую щетину, и Назар углубляет поцелуй, обхватив рукой мой затылок.
Растворяюсь в его колючей ласке.
Инстинктивно подаюсь ближе к мужу всем телом, точнее, только верхней его частью, и осознание собственной неполноценности обухом бьет по голове, мгновенно отрезвляя меня и возвращая в жестокую реальность. Отшатываюсь, на секунду зависаю в неудобном положении и теряю равновесие. Мне тяжело без опоры, и я нахожу ее в Назаре. Ощущаю горячие руки на пояснице и между лопатками, впечатываюсь грудью в твердый торс, встречаю мутный, затуманенный взгляд с желтыми всполохами.
Назар сидит на краю постели полубоком, крепко держит меня в руках и внимательно изучает мое заплаканное, усталое лицо. Его брови мрачно сведены к переносице, а морщины кажутся глубже в грубом свете настенной лампы.
Флер прошлого спадает – и мы предстаем друг перед другом настоящими.
Он сильно изменился. Я тоже.
Мы оба перемолоты в жерновах времени.
- Вызывали, Назар Его…
Громкий женский голос влетает в палату вслед за грохотом распахнувшейся двери, стреляет Назару в спину, которой он прикрывает меня от посторонних глаз.
Не выпуская мое бракованное тело из рук, словно оно может рассыпаться без поддержки, Богданов возвращает себе строгий образ доктора и нехотя оглядывается.
На пороге – дежурная медсестра. Замерла в растерянности, схватившись за ручку двери.
- …Егорович, - сипло выдыхает, потупив взгляд. Делает вид, что ничего необычного не заметила. – Извините, - добавляет с нотками сожаления, шока и неуместного огорчения.
- Да, Рита, вызывал. Нужно вколоть успокоительное Богдановой, - отчеканив невозмутимо и сделав акцент на фамилии, Назар возвращает внимание ко мне.
Придерживая меня одной рукой за талию, вторую – протягивает к подушке, ставит ее ребром и прислоняет к изголовью кровати. Заботливо помогает мне удобнее устроиться полусидя, накрывает одеялом ноги, берет за руку, пальцем нащупывая пульс на запястье.
Он спокоен и холоден, ведет себя как врач, словно не было никакого поцелуя несколько секунд назад. Может, и это мне приснилось? Но истерзанные губы горят так, что сомнений не остается – все произошло наяву. Просто Богданов умеет отключать эмоции, когда это необходимо, а я так и не научилась.
- Сейчас подготовлю. Минутку, - Маргарита неловко топчется на входе и почему-то не спешит выполнять поручение. – Еще что-то?
- Утром пригласи Жданова, - приказывает он медсестре, а дальше поясняет уже мне: - Он наш штатный психолог… - предупреждая мой протест, говорит грозно: – Это не обсуждается, Надежда. Его консультация входит в курс и обязательна для всех пациентов центра... Рита, поторопитесь! - рявкает, не отвлекаясь от меня.
Зверь захлопывается, отсекая нас двоих от внешнего мира. Сцепившись взглядами, сидим некоторое время неподвижно. Я почти не дышу, Назар хмурится.
- Пульс зашкаливает, - недовольно бубнит минуту спустя. Вскользь проводит пальцем по моему запястью, будто погладив, и отпускает руку. - Когда мы жили вместе, ты не кричала во сне. Давно у тебя ухудшения?
- После аварии я… - прикусываю язык и подбираю самую безобидную формулировку, чтобы Назар не успел навесить на меня медицинских диагнозов, - стала хуже спать.
- Хуже спать? – скептически выгибает бровь. - Ты все крыло на уши подняла, не говоря уже… обо мне, - добавляет сквозь зубы, стиснув челюсть так, что желваки играют на скулах. На доли секунды прикрывает глаза, массирует переносицу, а затем, стряхнув с себя человеческие слабости, продолжает безэмоционально, как машина: - После аварии, значит… Видимо, сильный стресс в совокупности с травмой усугубили твое состояние. Куда врачи смотрели?
- Я в порядке, - лгу, чтобы усыпить его бдительность. - Всего лишь приснился кошмар.
- У тебя нервный срыв, Надя, и это не норма, - импульсивно хватает меня за плечи, впиваясь цепким взглядом в мое бледное лицо. – Я слышал, о чем ты кричала во сне… Я всего лишь хочу тебе помочь.
Всеми способами он пытается достучаться до меня, но я только сильнее закрываюсь. Отчетливо помню первые месяцы после потери дочери – тогда Назар в панике затаскал меня по врачам. Лучшие и самые дорогие специалисты в один голос твердили, что у меня послеродовая депрессия и галлюцинации, выписывали транквилизаторы, от которых я медленно превращалась в овощ. Мне ничего не оставалось, как покорно согласиться со всеми вокруг – и замолчать. Лучше хранить переживания глубоко в душе, чем угодить в психиатрическую больницу.
Страх, что мне опять никто не поверит, выставив неадекватной, возвращается.
- Я не сумасшедшая, - испуганно выдыхаю Назару в лицо.
- Я не называл тебя так, - опомнившись, отпускает меня и отодвигается. Обреченно роняет голову, устремив взгляд в пол. - Я тебе не враг, Надя, и мне бы не помешала хотя бы крупица твоего доверия, - шепчет едва различимо.
- Я верю тебе… - касаюсь его опущенного плеча и поспешно уточняю: - как врачу. Просто боюсь, что после случившегося ты передумаешь и не будешь отпускать меня домой к сыну. Хотя ты обещал, Назар! – повышаю голос, призывая его сдержать слово.
- Хм... Наоборот, тебе бы не помешала смена обстановки, - окидывает задумчивым взглядом помещение. - Стены лечебного учреждения давят, палата чужая и некомфортная, а одиночество дает пищу для деструктивных мыслей. Так у нас ничего не выйдет. Для успешного лечения необходимы позитивные эмоции и здоровый фон. Как раз сын может тебе это дать. Я заметил сегодня, как ты оживала и сияла рядом с ним.
Легкая улыбка трогает его жесткие губы, и я не могу не отреагировать – мягко усмехаюсь в ответ, испытывая приятное умиротворение. Назар прав: даже упоминание о ребенке успокаивает и вдохновляет меня, придает сил жить дальше и бороться. В то же время, присутствие его сурового отца вселяет надежду.
Онемевшие пальцы машинально сжимаются на мужском плече, сминают стерильную белую ткань рукава.
Богданов садится вполоборота, накрывает мою руку своей, согревает, хочет сказать что-то еще, но медсестра опять врывается без стука. Мне приходится вспомнить о том, что я здесь пациентка.
Назар уступает ей место, молча наблюдает, как она ставит мне укол, измеряет давление и пульс. Бросает пару фраз, после чего Маргарита приносит какую-то таблетку и стакан воды. Покосившись на бывшего мужа и получив его одобрение, послушно выпиваю лекарство.
- Попробуй уснуть, завтра тебе пригодятся силы, - сдержанно дает мне рекомендации Назар и выходит из палаты вслед за медсестрой.
Падаю на подушки, некоторое время лежу неподвижно, невольно прислушиваясь к шорохам в коридоре. Не верится, что Богданов оставил меня одну. Просто ушел, прикрыв за собой дверь.
Разумеется, он поступил правильно. Как врач.
Почему же тогда в моей груди зияет дыра, а по венам разливается холодная пустота?
Тревога возвращается. Не могу сомкнуть глаз. Лежу, уставившись невидящим взглядом в потолок, и нервно тереблю пальцами край одеяла.
Хочется позвать Назара, но разве я имею на это право? Как я объясню свой порыв? Только опять взбудоражу и его, и весь персонал.
Здравый смысл побеждает в тяжелой борьбе с чувствами. Заставляю себя закрыть глаза, но тут же широко распахиваю их, когда в палату проникает тонкая полоска света. Тихие, осторожные шаги приближаются ко мне, резко затихают возле постели – и уходят куда-то в сторону.
В полумраке различаю очертания мощной фигуры. Опускается на неудобный стул в углу, вальяжно закинув ногу на ногу, ставит ноутбук на колени, открывает его – и свет от экрана ложится на волевое мужское лицо.
- Назар? – недоверчиво уточняю, думая, что он мне снится. Поворачивает голову, вопросительно вздергивает подбородок. - Что ты делаешь?
- Я поработаю немного, Надя, - небрежно сообщает, уткнувшись в монитор. - Надеюсь, свет от ноутбука не будет тебе мешать? Иначе я не успею до утра закончить твой график и выписать все назначения.
- Ты мог бы сделать это в своем кабинете, - чуть приподнимаюсь на локте и неуклюже перекатываюсь на бок. Наблюдаю, с каким важным видом Назар набирает какой-то текст.
- Хочешь, чтобы я ушел? – прекращает печатать, а рука зависает над клавиатурой.
Недоуменно моргаю, пытаясь прогнать наваждение. Однако это не сон. Бывший муж решил остаться со мной на всю ночь.
В день развода мы и не подозревали, что через год встретимся вновь. Теперь она молодая мать-одиночка, попавшая в аварию. Я ее врач. У нас не осталось ничего общего, кроме… ее ребенка, похожего на меня.
"Бывший папа. Любовь не лечится"
Эмоциональные истории любви. Вероника Лесневская
