История эта произошла в конце семидесятых годов, в реальность которой я и сам до конца не верю, но рассказал мне её очень близкий человек, абсолютно не склонный к выдумкам.
Итак, молодая студентка Светлана приехала на каникулы в свой маленький городок. Поезд пришёл поздно, в первом часу ночи. Благо от вокзала до дома рукой подать - перешёл деревянный мосток, с двух сторон заросший высоким камышом и вот ты уже в частном секторе, где жизнь очень схожа с деревенским укладом. Подойдя к дому, Света заметила в соседском полисаднике бабу Тоню, которая ходила туда-сюда, постукивая деревянной клюкой в окна дома.
- Привет, баб Тонь, ты что не спишь? Ночь давно уже на дворе. Жениха что ли завела, дружишь?
- Ой, Светочка, ты что-ли? Напугала. Да вот вышла ставни закрыть. Луна светит, не могу уснуть.
- Понятно, ладно, пойду своих будить.
Света тихонько постучала в окно маминой спальни, загорелся свет
- Ба, доченька, а мы тебя только завтра ждали.
- Ура, Светка приехала, - из комнаты выбежал младший братишка.
- Смотри, и этот сразу проснулся, - с улыбкой произнесла мать, - Соскучился.
- Беги, Сашка, открывай чемодан, там подарки тебе с мамкой.
- Свет, ну зачем? Во всём там себе отказываешь, какие-то ещё подарки.
- Да всё нормально, мам. А что с баб Тоней? Лазает под окнами, клюкой своей стучит.
- Ты, доченька, не могла её видеть, - дрогнувшим голосом ответила мать.
- Да как не могла? Вот только что с ней разговаривала.
- Светочка, ты ничего не знаешь? Схоронили баб Тоню три дня назад, показалось тебе, устала с дороги.
Света бухнулась на стул.
- Мам, я же с ней, вот как с тобой разговаривала, - прошептала Света, - А ты говоришь - умерла.
Солнечные лучи, пробивающиеся в деревянное оконце, щекотали девичье лицо, шепча в самое ухо: "Вставай, лежебока, новый день наступил, проспишь всё самое интересное". Не успев открыть глаза, Света подумала, что ей действительно всё показалась, ну не может такого быть, просто не может. Весь день она провела с братом на речке: резвились, плескались. Юной Свете хотелось ещё немного задержаться в детстве, прежде чем ступить навсегда во взрослую, скучную жизнь.
Красное солнце, расколившись за день до предела, опускалось всё ниже и ниже, прячась за линию горизонта. "Как же хорошо в родительском доме", - думала Света, погружаясь в огромную пуховую перину, словно в невесомость.
В двенадцать часов ночи раздался стук. Мать зажгла свечу и подошла к двери, не успев спросить: "Кто там?", услышала голос соседки.
- Здравствуй, Люба, позови Светку, совсем слепая я стала, не могу ключом в замок попасть, а у неё глаза вострые, пусть выйдет поможет.
Тело женщины, прошедшей войну, сковал страх, она не могла ни говорить, ни шевелится. Вовремя на ум пришли слова её бабки, что всякая нечисть боится русского мата. И чем он забористей, тем эффективней, лучше любой молитвы помогает. Откуда только силы взялись, Люба стала костерить соседку на чём свет стоит.
- Ну зачем ты, Люба, так, я же с тобой пока по-хорошему разговариваю, вот и Серёжа тут твой со мной.
- Любань, ну что ты в самом деле, позови Светку, тут делов-то, ну не можем мы сами открыть.
Когда Люба услышала голос покойного мужа, волосы на голове в прямом смысле стали подниматься. Прибежали дети, разбуженные истошным криком матери.
- Светка, Сашка, выйдете хоть с папкой поздоровайтесь, я соскучился по вам страшно.
- Мам, там что папка наш? - испуганно спросил Саша.
- Не слушайте никого, бегите в комнату, прячьтесь, - прокричала Люба и загородила собою дверь, - Доченька уводи Сашку.
- Мамочка, что происходит?
- Не знаю, доченька, ради Бога бегите в комнату и не высовывайтесь.
За дверью раздался грубый металическии голос: "Открой тварь, отдай дочь".
Люба опустилась на колени и принялась усердно молиться, вспоминая всех святых. Дом зашатало, словно его пытались вырвать из земли, со стола посыпалась посуда. Люба побежала на кухню, схватила со стены образ, прижала его к груди и стала ещё пуще просить Господа их защитить. Всё стихло, за дверью послышался ласковый голос бабы Тони.
- Люба, позови дочь, замок пусть сымет и всё.
- Уходите! - истерично рыдая, выдавила из себя Люба.
- Ну как знаешь, пожалеешь сильно, ох пожалеешь.
Когда подобные ситуации случаются, не знаешь, что делать, у кого просить помощи, в милицию же не пойдёшь, что ты там скажешь.
Жил у них через дорогу дед слепой, жил нелюдимо, хоть ничего плохого он никому не делал, но все его сторонились и побаивались, за глаза звали колдуном. Пошла Люба на утро к нему, а что делать. Не успела она открыть калитку, как услышала приветливый голос старика.
- Здравствуй, Люба.
- Как ты узнал, что это я?
- Ноги у тебя болят, ступаешь тяжело, по шагам и догадался, зверобой в тазике запаривай, вся хвороба пройдёт. Что, тяжёлая ночка у тебя выдалась? Видел я его.
- Кого ты видел?
- Как кого? Беса.
- Михалыч, а ты точно слепой?
- Эх, Люба, чтоб нечисть разглядеть глаза не нужны. Тонька-то до последнего своего сынка охломона ждала, вот к ней бес под видом сына и подкрался, теперь сорок дней душонку трепать ей будет, дольше ему не дадут, вот он и облюбовал твою дочку, зря она с ним поздоровалась, теперь просто так от девки твоей не отвяжется.
- Дак что делать-то теперича, Михалыч, родненький, помоги!
- Ты вместо того, чтоб реветь, беги в магазин, купи соли, сколь донесёшь. Потом в цэркву сходите с дочкой, Тоньке свечку поставьте за упокой, помолитесь за душу её, даже если лбы расшибёте, ничего страшного. А я с ним ночью, как придёт, попробую договориться.
Люба выполнила все наставления соседа, соли не пожалела, обсыпала дом, крыльцо по кругу, на дверях мелом начертила кресты. Всю ночь она просидела на кухне с включённым светом, вздрагивая от каждого шороха. Сон взял своё, Люба и не поняла, как уснула сидя за столом. Разбудил её громкий шум на улице. Уже давно рассвело. За оградой толпился народ, милиция.
- Надь, а что случилось-то? - спросила Люба, потянув знакомую за рукав.
- Ой, страсти, Люб, Михалыча нашли возле Тонькиного дома. Зверь его какой-то растерзал, не иначе. Какого хрена он туда ночью поплёлся!? Слепой дурак!
У Любы подкосились ноги, как в тумане, добрела до дома. Уши заложило, она кричала, но не слышала своего голоса. Кричала детям, что нужно собираться, нужно куда-то бежать. Страх, усталость, паника - всё смешалось, сознание не выдержало такой нагрузки и отключилось. Люба открыла глаза и увидела перед собой зареванных детей.
- Светка, Сашка, быстрей собирайтесь, здесь нельзя оставаться, пойдёмте в церковь, будем просить, будем умолять о спасении.
Батюшка без всякого удивления выслушал напуганную до смерти женщину. Поглаживая сухенькой рукой седую бороду, настоятель спросил:
- Ты, надеюсь, никому больше про эту историю не рассказывала? У нас Люба в государстве ни Бога, ни черта нет, запрешены они партией. Про такое прознают, мигом в психушку упекут и детей заберут. Вот, что я решил - твой сынишка тут побудет, матушка за ним присмотрит, а нам нужно будет в твой дом вернуться, Свету с собой надо обязательно взять, за ней эта мерзость охотится.
- Да, Батюшка, как возвращаться, Вы не понимаете, что там творится.
- Не бойся, маловерная, Бог защитит.
Ровно в двенадцать ночи послышался голос соседки.
- Ну что ж ты, Люба, я же предлагала тебе всё по-хорошему решить, а ты зачем-то этого старого пьяницу притащила, он весь кагор в церкви вылакал, надеешься, защитит вас, ну посмотрим. В ту же секунду дверь затряслась и, как от взрыва, разлетелась на щепки. На пороге появилась баба Тоня, мерзко улыбаясь, она спросила: "Ну, что, Батюшка, отпустишь мне грехи? Света, внученька, пойдём со мной, поможешь бабушке замок открыть и я тебя отпущу, обещаю".
Старец поднял глаза на кривляющуюся старуху и, вложив всю силу в свои слова, произнёс: Никогда ты, гадина, не будешь править на Земле и не сможешь погубить ни одну человеческую душу". Приблизившись вплотную, он прижал крест к её голове. Тело старухи стало рассыпаться, превращаясь в мошек, их становилось всё больше и больше. Огромный рой затянул Батюшку в воронку и подбросил вверх, с потолка посыпалась штукатурка. Дикая стая, закружившись в дьявольском танце, ринулась в сломанный дверной проём, унося с собой противный гул, который резал слух, словно тупая пила. После этого воцарилась тишина, которую тут же прервал, крехтя и обтряхиваясь, Батюшка.
- Не, после такого точно надо будет хряпнуть. Только не кагора, а спирта медицинского, - повернув голову он увидел Любу с дочкой, которые сидели, прижавшись к друг другу с очумелыми лицами, - Завтра с утра приходите в церковь, за дверь не переживай, есть у меня прогрешившейся один, придёт, починит.
- Батюшка, мы с вами! Как здесь оставаться?
- Вот, маловерная, говорят же тебе - Бог сильнее любой нечисти. С Богом живи и ничего не бойся. Всё, завтра жду, покреститься вам надо.
