Если нас обидеть и возмутить, если задеть наше чувство справедливости, мы готовы пойти на большие личные потери, чтобы насолить своему недругу. Пусть мы оба от этого проиграем, мы всё равно хотим навредить ему, лишь бы он не вышел сухим из воды.
Хорошей иллюстрацией того, как это работает, является экономическая игра «Ультиматум». В ней участвуют два игрока: А и Б. Игрок А предлагает игроку Б вариант распределения суммы денег между ними, а тот должен либо согласиться на это предложение, либо отвергнуть его. Если игрок Б отвергает предложение игрока А, то деньги не достаются никому.
Классическая экономическая теория утверждает, что сколько бы игрок А ни предложил, игрок Б должен согласиться. Так он получит хотя бы что-то, и оба останутся в выигрыше. Многочисленные исследования, однако, показали, что если игрок А предлагает игроку Б тридцать процентов от общей суммы или меньше, то такое неравное предложение с высокой долей вероятности отвергается, так что они оба остаются ни с чем. Игрок Б периодически демонстрирует готовность скорее не получить ничего вообще, чем получить несправедливую долю.
То, какие предложения принимаются или отвергаются участниками игры, зависит от множества факторов [1]. Во-первых, значительную роль играет общая сумма. Если в игре разыгрывается 10 000 долларов, то игроки с большей охотой соглашаются на неравные предложения, чем при банке игры в 100 долларов. И это вполне понятно. Во-вторых, большое влияние оказывает культурная идентичность игроков и их принадлежность либо к одной и той же социальной группе, либо к разным.
Общая тенденция тем не менее остаётся неизменной. В игре «Ультиматум» многие игроки скорее готовы не получить ничего вообще и вдобавок лишить своего партнёра вознаграждения, чем получить чересчур малую долю от разыгрываемой суммы. И точно также за пределами всяческих игр люди периодически делают то, что заведомо невыгодно всем участвующим сторонам, лишь бы только отомстить.
По большей части, месть принято считать глупым поступком – своего рода повиновением злому капризу. Не следует отказываться от выгоды ради того, чтобы не дать другому получить ещё большую выгоду. Так проигрывают все. Отказ от ценного и безвозмездного предложения есть самоубийственная стратегия, и эта стратегия должна отсеиваться как естественным отбором, так и экономическими механизмами.
Подобное впечатление складывается, лишь если мы смотрим на ситуацию чересчур узким взглядом. Мы размышляем в узком контексте связей между людьми и на малых временных интервалах. Потому мы видим полезность, которая в силу своих масштабов их превосходит. Стоит нам отдалиться на пару шагов и присмотреться, как за фасадом каприза обнаруживается холодный расчёт. Да, отказ игрока Б от несправедливого предложения вредит обоим участникам игры сейчас. Но вот в долгосрочной перспективе он способен принести большую пользу той социальной системе, частью которой они являются. Тем самым этот отказ косвенно полезен также и им обоим.
Не соглашаясь мириться с несправедливым распределением и осуществляя месть за него, мы посылаем в окружающий мир сигнал, что определённые формы поведения недопустимы. За несправедливость придётся дорого заплатить. Более того, мы сами готовы упустить выгоду или пойти на расходы, лишь бы другой был наказан за неуважение к балансу в отношениях.
Месть за несправедливое обращение широко распространена у людей и встречается у многих животных. Подобные действия назло имеют столь глубокие эволюционные и культурные корни, поскольку баланс распределения ресурсов является основой всяческой социальности. Конечно, получить 20 – 30 долларов или иную формы выгоды может быть довольно полезно. Однако куда важнее для нас бывает дать понять другим людям, что мы не потерпим неуважения и не одобряем предлагаемый ими формат взаимоотношений.
Это стоит больше предложенной суммы, поскольку в следующий раз этот человек дважды остережётся, прежде чем сделать несправедливое предложение, обмануть кого-то или посягнуть на наши права. Он будет знать, что останется ни с чем. И те, кто наблюдают за нашей игрой со стороны, будут с меньшей охотой попирать как наши права, так и чужие. Ведь так и они могут проиграть и столкнуться с местью. Месть повышает цену, которую приходится платить участникам взаимоотношений за нарушение баланса обмена и тем самым делает такие нарушения менее привлекательными.
В других версиях игры «Ультиматум» как самим участникам, так и наблюдателям предоставляется возможность заплатить сумму из своих личных денег, чтобы дополнительно наказать нечестного игрока. И многие пользуются этой возможностью. Они готовы заплатить за то, чтобы наказать человека, который нечестно обошёлся даже не с ними лично, а с незнакомцем. Такое поведение называется альтруистическая месть – месть тому, кто не причинил вреда ни нам, ни нашим близким.
С точки зрения узкой экономической и эволюционной теории, альтруистическая месть есть сущее безумие, так как в результате альтруистической мести проигрывают уже три стороны. Игрок А не получает ничего, игрок Б не получает ничего, а наблюдатель теряет личные деньги. Но то, что при узком фокусе рассмотрения является убытком для них всех, при широком угле обзора оказывается инвестицией. И игрок Б, и наблюдатель делают инвестицию в совершенствование будущих отношений обмена. Даже нечестный игрок А, теряя возможную выгоду, инвестирует упущенные ими деньги в будущее. За потерянную им сумму он получает ценный урок.
Для защиты личных интересов участников группы необходимо, чтобы в их отношениях соблюдался баланс интересов. Как следствие, ради поддержания такого справедливого распределения мы готовы понести большой личный ущерб и порой даже расстаться с жизнью. Мы готовы инвестировать свои средства и свою жизнь в поддержание справедливости.
Из этих наблюдений напрашивается закономерный вывод: чем большую роль в жизни индивида играют социальные институты и общественные связи, тем острее люди должны реагировать на нарушение справедливости. Сложные, многочисленные и крайне ценные для членов группы социальные связи требуют повышенного внимания и особых мер для их поддержания в виде эгоистической и альтруистической мести. Исследования в полной мере подтверждают этот вывод [2].
Учёные Фрэнк Марлоув и Джозеф Хенрик выделили три ключевых фактора, которые определяют этику игроков из разных культур и народов в игре «Ультиматум». Эти факторы таковы: 1) размер сообщества; 2) степень интеграции внутреннего рынка; 3) доля членов общины, которые исповедуют одну из мировых религий.
Малые сообщества охотников-собирателей (например, народ хадза из Танзании) придают справедливости небольшое значение. Их группы насчитывают всего порядка 50 человек, никакого развитого рынка у них нет, а к мировым религиям в них никто не принадлежит. В роли игрока А хадза предлагают другим получить значительно меньшую долю, чем планируют забрать сами. В роли игрока Б они принимают в игре «Ультиматум» любое предложение выше нуля. Кроме того, хадза совершенно чужды альтруистической мести. Это значит, что в роли наблюдателя они выбирают не наказывать игрока А за несправедливость к игроку Б.
С другой стороны, члены сообществ с бо́льшей численностью, с бо́льшей интеграцией рынка и с бо́льшей долей тех, кто принадлежит к мировым религиям, ведут себя совсем иначе. К примеру, оседлые рыбаки санкианга из Колумбии в роли игрока А склонны предлагать партнёру равную долю. В роли игрока Б они зачастую отвергают несправедливые предложения и тем самым мстят нечестному партнёру. В роли наблюдателей они готовы платить за наказание нечестных третьих лиц, то есть готовы осуществлять альтруистическую месть.
Описанная здесь тенденция прослеживается и у других народов. Чем больше форм сотрудничества между людьми и чем они сложнее, тем более хрупкой является как социальная система, так и интересы её членов внутри неё. Людей связывает множество экономических отношений как продавцов и как покупателей, как сотрудников и работодателей, как официальных лиц и обычных граждан.
Все эти отношения работают лишь при соблюдении установленного баланса между заботой о себе и заботой о других. Следовательно, только при нетерпимости к несправедливости такие общества могут работать. Люди должны уметь отказываться от прямой личной выгоды ради косвенной личной выгоды, то есть уметь инвестировать в социальное благо.
Сегодня мы знаем, что как эгоистическая месть, так и альтруистическая представляют собой древнейшие механизмы саморегуляции общественных отношений. Их корни уходят на сотни миллионов лет назад в древнейшие пласты эволюции мозга. Месть даёт понять и нарушителю баланса, и наблюдателям, что нарушитель баланса понесёт ущерб. Ради этой демонстрации мы готовы заплатить большую цену и пострадать даже ещё больше, чем пострадали от него изначально.
Нравится нам то или нет, но всякое сложное общество держится на узаконенных формах мести и на постоянной угрозе с ней столкнуться. Как и животные, сперва мы учимся методом кнута и пряника, то есть за счёт лимбического типа обучения. Лишь затем некоторые могут превзойти его и начать учиться средствами разума. Если кнута в нашей жизни нет и мы можем с полной безнаказанностью делать что нам вздумается, то мы теряем голову. Мы не чувствуем границ допустимого, не можем себя остановить. Самые хищные и невежественные инстинкты людей с раннего детства получают мощную подпитку.
Как следствие, всякое развитое общество в истории человечества создаёт для себя особый кнут в виде полицейского аппарата, судебной системы, пенитенциарной системы и порой дополняющей их карательной психиатрии. Главная задача полиции, судов и тюрем – это узаконенная месть. Не стоит обманываться на этот счёт. Эта задача является главной именно потому, что без неё все остальные задачи не могут быть осуществлены и потому без неё не имеют никакого практического смысла.
В прошлом часто произносились благородные слова о том, что цель тюремного заключения состоит в исправлении преступника. Исследователи, однако, давно показали, что это всегда было лишь романтической фантазией. В тюрьмах людей не исправляют, а мстят им. Если пенитенциарной системе и удаётся сделать человека лучше, то лишь в виде редчайшего исключения. Лишение свободы эффективно работает не потому, что помогает преступникам исправиться, а потому что мстит им и угрожает местью тем, кто ещё не нарушил закон.
Таким образом, функция правоохранительных органов состоит в обеспечении узаконенной мести. Они создают угрозу ответных мер для тех, кто нарушает определённый баланс распределения ресурсов, то есть некоторое понятие о справедливости. Они мстят нарушителям порядка ограничением их свободы и прав, пытками, штрафами, конфискациями, смертной казнью и так далее.
В полном соответствии с тем, что мы видели выше, в узком контексте действительности эта месть может причинить всем участникам процесса больше вреда, чем пользы. Так, поимка одного преступника может стоить многих жизней и больших трат. Тем не менее обещание мести за правонарушение необходимо сдержать даже такой высокой ценой, так как для большинства людей именно угроза мести делает преступления менее привлекательными. На ней держится баланс отношений.
Как и любой механизм, однако, правоохранительная система может плохо работать. Вместо того, чтобы закреплять продуктивный баланс распределения, то есть справедливость, этот кнут начинает стегать людей ради охранения и закрепления несправедливости, то есть дисбаланса. Наконец, этот кнут может пороть окружающих из садистского азарта и садистского же наслаждения от самого занятия. Любой инструмент в руках невежества становится источником бессмысленного страдания и разрушения.
Равенство и неравенство: симметрия и асимметрия
По отдельности наши предки всегда были довольно слабыми в сравнении с хищниками и иными конкурирующими видами, бок о бок с которыми им приходилось существовать. Сила людей была не в мышцах, клыках или когтях, а в тех знаниях, навыках и орудиях, которыми они обладали. В их руках были праща, копья, луки и стрелы. Они умели координировать действия десятков человек во время охоты и расставлять хитрые ловушки. Всё это давало им уникальные преимущества.
Но вот чтобы богатство знаний, навыков и орудий могло быть сперва добыто, а затем сохранено, людям потребовалось объединить свои усилия так, как ещё не делалось на нашей планете. Нужно было создать язык, культуру и методы обучения, благодаря которым наследие одного поколения могло быть передано следующим поколениям и затем приумножено в веках.
Сотрудничество, как и любой труд вообще, является инвестицией в будущее. Оно многократно умножает количество доступных ресурсов и возможностей в долгосрочной перспективе, но для этого от нас требуются повышенные расходы сейчас. Ради сотрудничества члены группы должны уметь откладывать удовлетворение некоторых из своих потребностей и не заботиться только о самих себе, ибо именно так они смогут позаботиться о себе лучше всего. Они должны уступать часть власти и иных ресурсов другим, чтобы другие передали им что-то от себя, будь то знания, навыки, их труд или иные блага. Но вот какую часть будет справедливым отдать и какую получить?
Сегодня мы привыкли ассоциировать справедливое распределение с принципом равенства. Приведённый ранее эксперимент с мартышками, а также игра «Ультиматум» как будто бы это подтверждают. Равенство, однако, далеко не всегда является справедливым. Это лишь один из вариантов справедливого распределения некоторых благ в некоторых ситуациях, причём довольно редко используемый как в природе, так и в человеческих сообществах.
Если обратиться к природному миру, то там равенство по большей части считается верхом несправедливости. Для социальных систем животных характерна жёсткая иерархия. Справедливым в них считается как раз неравное распределение благ в соответствии с неравным социальным статусом.
Те, кто находятся наверху иерархии, получают больше всего. Им достаётся лучшая территория, лучшие и более многочисленные половые партнёры, наиболее лакомые кусочки общей добычи. Те же, кто внизу, порой не имеют ничего вообще. Им может быть полностью отказано в доступе к размножению, а еда достаётся им только по остаточному принципу, когда все вышестоящие насытятся.
Это происходит не только у приматов или хищников, но даже среди миролюбивых парнокопытных. К примеру, доминантные коровы, которые смогли победить своих соперниц в турнирах по боданию, получают место в самом центре стада. Нахождение там обеспечивает им наилучшую защиту от хищников. Те же, кто располагаются на нижних ступенях иерархии, вынуждены стоять по самому краю. Если же доминантной корове приглянулось какое-то место или особо сочная травка, то подчиненные особи спешно ретируются и уступают ей. По животным меркам это считается справедливым.
Если распределение ресурсов в животном сообществе отклоняется от статусной иерархии, это вызывает волнение, а подчас и явное возмущение. Проще всего это можно заметить при кормлении обезьян. Рекомендуется давать обезьянам еду в порядке их статусного старшинства, поскольку тогда все ведут себя довольно мирно. Подчиненные видят, что сперва еду получают старшие. Всё идёт своим чередом, и они спокойно выжидают своей очереди.
Но вот если начать обделять высокопоставленных обезьян вниманием и давать еду особям с низким статусом, то начинаются драки. Мы нарушаем обезьянье понятие о справедливости и фактически занимаемся ниспровержением основ действующей власти. Это заставляет обезьян всё более беспокоиться, делает их агрессивнее и более склонными напасть на человека, укусить и выхватить еду из рук.
Аналогичная ситуация наблюдается и в человеческой истории. В древних обществах неравенство было колоссальным, но вот бунтов против неравенства никогда не возникало. Почему? Дело в том, что неравенство считалось справедливым.
Если происходили беспорядки, то они были вызваны возмущением против нарушения сложившейся модели неравенства, а не возмущением против него как такового. Кто-то из тех, кто был на нижней ступени, хотел оказаться наверху и потому прибегал к насилию. Кто-то из тех, кто был внизу, чувствовал, что его хотят скинуть ещё ниже – и также прибегал к насилию. Но о построении общества равных никто даже не помышлял. Во всех культурах мира, кроме нескольких современных, сама идея о равенстве в обществе вызвала бы только залп громогласного смеха и убеждение в полном безумии того, кто её высказал.
Не только люди на самом верху общественных иерархий считали неравенство справедливым, но, как мы можем судить, так думали и те, кто находились внизу. Им с детства внушалось, что подобно тому, как члены тела имеют разные функции и подчинены голове, так и люди рождаются с разными задачами и разным положением. Что позволено царю, то не позволено простолюдину. С этим не спорили даже простолюдины. Они спорили лишь с попытками опустить их статус ниже уровня земли, что нарушало сложившуюся модель неравного распределения.
Конечно, было бы глупым равняться на порядки минувших эпох и считать нечто полезным и правильным лишь потому, что многие люди долгое время были в этом уверены. В конце концов множество самых нелепых заблуждений разделялось большинством населения нашей планеты на протяжении тысячелетий. Засилье неравенства в нашем прошлом было выражением невежественных идеологий. Сегодня мы понимаем это и совершенно справедливо ценим равенство куда больше, чем прежде.
Впрочем, из того, что крайнее неравенство губительно вовсе не следует, что любые его формы таковы и нам следует избавиться от неравенства. На самом деле значительная часть отношений даже в самых демократических обществах основаны на одобряемом неравенстве. Иначе быть просто не может, так как без скрепляющего их неравенства всё в нашем мире развалится.
Равно ли мнение ребёнка мнению родителя и предоставляется ли ребёнку та же свобода выбора, что и взрослому? Должен ли учитель быть равен ученику и следовать выбору ученика в той же точно мере, что ученик следует выбору учителя? Считаем ли мы, что при посадке самолёта мнение случайного пассажира должно быть равно мнению пилота? Или что при проведении операции решение хирурга равно решению уборщика или пациента? Равны ли права полицейского и преступника? Должны ли люди, вносящие разный вклад в общее дело и выполняющие разные виды труда, получать равный доход?
Мы часто слышим слова в защиту равенства – и равенство поистине прекрасно. Но, как и все решения, оно не универсально. Прекрасное равенство не работает без не менее прекрасного неравенства. Слишком много равенства не просто губительно, но даже ещё более губительно, чем крайнее неравенство.
Отец и царь всего
Физические модели развития ранней Вселенной показывают, что после Большого взрыва энергия была почти равномерно распределена по стремительно расширяющемуся пространству. В каждой точке пространства заключалось почти столько же энергии в форме кварк-глюонной плазмы, что и в любой другой точке. Это «почти столько же» и стало ключевым…
<…>
Получить доступ к полной версии статьи и подкаста
Заказать новую книгу автора (2023 г.)
Что такое «Письма к самому себе и как ими пользоваться»?
