Глава 6
Лето, как всегда, пролетело быстро, оставив множество приятных воспоминаний. Благодаря старой компании сёстры без усилий сблизились, общие впечатления, переживания, ссоры, последующие примирения и споры с друзьями благотворно сказались на девочках. Совсем как в детстве они с готовностью делились мыслями, вместе сочиняли письма родителям. Одно маме, другое папе, бабушке и дедушке.
Писали регулярно, каждую неделю. Потом ходили на почту в соседний посёлок Гулидово.
В то лето у Виты снова случился поклонник. Таинственный молчун ничего не просил, никуда не звал, только смотрел. Приезжал по вечерам в Рудаково на красном мотоцикле Ява и стоял себе в сторонке, не снимая шлема, терпеливо поджидая, пока Вита его заметит.
Если бы не подруги, Вита и не подумала бы что именно она объект его интереса.
- Витка, а Игорёк-то к тебе приезжает. Нравишься ты ему, - сообщила всезнайка Рита.
- Откуда знаешь? - деловито уточнила Лера, - Может он к Ольге таскается.
- Так Ольга сама и сказала. Она со Славкой хороводится, а они с Игорьком друзья, - пояснила словоохотливая Рита.
Долгое время девочки не знали как выглядит верный почитатель Виткиной красоты, и это, несомненно, интриговало, давало почву для фантазий, подстегивало воображение. Наперебой сестры спрашивали у друзей:
- Он хоть симпатичный? Или так себе? А может и вовсе урод? Почему он всё время в каске? В шлеме почему?
- У него безобразный, рваный шрам через все лицо, - упражнялась Лера. - Или нет! Страшный ожог! Точно! Лицо у него всё в ужасных, чудовищных ожогах! Он едва уцелел после пожара и теперь даже спит в шлеме. Что-то подобное я слышала от соседей.
- Не выдумывай! Я уверена что всё с ним в порядке, - остановила сестру Вита, так или иначе, польщённая вниманием взрослого парня.
Пробуя на вкус растущую свою привлекательность, Вита полюбила дразнить молчуна, делать вид что в упор его
не видит. Заливаясь смехом, вела себя так, будто и не было рядом никакого красного коня. Однако терпения парню было не занимать. Однажды Вита не выдержала, осмелилась подойти и спросить:
- Почему каску не снимешь? Меня боишься? Так я не кусаюсь. Меня Вита зовут. А тебя?
- Я знаю как тебя зовут. И это не каска, а шлем, - угрюмо ответил парень и снял, наконец, то, что так долго скрывало лицо. - Я Игорь.
- А ты ничего, симпатичный, Игорь, - удовлетворённо признала Вита, потом рассмеялась ни с того, ни с сего и резво убежала в даль, оставив кавалера в полной растерянности.
Случалось, что ждал Игорь по полтора, два часа, пока Вита, внезапно "прозрев", не подходила к нему к нему поболтать о том, о сем. Посасывая травинку и улыбаясь лукаво, она говорила:
- А-а-а-а, это ты, Игорь. Привет! А я тебя не заметила.
Или что-то ещё, столь же глубокомысленное. Игорю только исполнилось восемнадцать, осенью он собирался в армию, а пока работал электриком в районном центре Глубокое.
Жил Игорь в Гулидово, в доме у самой дороги, с большим "журавлем" во дворе. Хороший, добротный, зажиточный дом, баня, большое хозяйство. Завидный жених. Любая из местных девчонок с радостью приняла бы его ухаживания, но Игорек не на шутку увлёкся и никого в то лето не замечал. Виту парень приметил, когда двойняшки приходили на почту.
Так он, бедолага, и ездил всё лето, то в деревню, то на озеро, то на лесную опушку. Находил свою Виту, останавливался неподалёку, любовался, мечтал, строил планы. Все привыкли, уже не дразнили, а просто кричали, завидев издалека знакомый мотоцикл:
- Витка! Твой едет! Твой!
Лишь в конце августа, незадолго до того, как девочки уехали, Игорь застал всю компанию на озере. Была суббота, жаркий, безветренный день. Многие проводили его у воды. Игорь спешился, подошёл к Вите, и, словно бы не замечая никого вокруг, взял её руки в свои, заглянул в глаза и спросил:
- Замуж за меня пойдёшь? Когда подрастёшь, конечно? Я буду ждать. Сколько скажешь, столько и буду.
Вита засмущалась, зарделась, вырвала руки и в замешательстве от того, что все вокруг с интересом ждали продолжения, произнесла с деланой усмешкой:
- Вот ещё! Придумал! Ни за что не пойду! Больно надо!
Игорь не обиделся, а может обиделся, но виду не подал. Спокойно простившись, бросив напоследок,
- Я буду ждать! Ты помни!
оседлал мотоцикл и умчался прочь.
Класс в новой школе на Павелецкой оказался на редкость разношёрстным, никто друг друга не знал, дети собрались из самых разных районов города. Объединяло их всех только одно - желание быть причастными. Встречались и такие, кто каждое утро ездил на электричке из Подмосковья. О необычной этой школе в Москве заговорили после того, как появилась короткая заметка в газете "Московский Комсомолец". Многие захотели учиться именно в ней, пожалуй, слишком многие, поскольку объявили конкурс, прошли который только самые сообразительные или дерзкие. Задания давались на логику, на внимательность, на умение нетрадиционно мыслить. Ничего из школьной программы, ничего из того, что могли себе представить ученики и их родители.
Директор школы, Александр Андреевич Редников, внедрял на вверенной ему территории, нечто непривычное, нестандартное, а посему весьма заманчивое и интересное. Старожилов, тех, кто учился с первого класса, осталось совсем немного. Они единственные чувствовали себя уверенно. Остальные объединяться не спешили. Если не считать Марины, которая ещё на конкурсе подошла к сестрам:
- Привет! Я Марина Гадалова. Надеюсь, будем в одном классе. А вы сёстры?
- Ого! Ты, первая кто нас вычислил! - засмеялась Лера.
- Да. Это правда, - приветливо улыбнулась Вита, - обычно никто не догадывается.
- Вы разные. Но если посмотреть внимательно, нечто общее есть. Может быть в манерах, в мимике, не знаю... Но смотрела я внимательно, - смеясь, заявила Марина.
Она была высокой, довольно крупной и с тем особенным оттенком рыжего, каким может быть только натуральный, природный цвет. Молочно-белая, усыпанная веснушками кожа, глаза зелёные, со смехом и вызовом. Такую невозможно не заметить.
Двойняшкам приятно было увидеть на линейке 1-го сентября знакомое лицо.
- Эй, Гадалова! Мы здесь! Приве-е-е-е-ет! - дурным голосом заорала Лера, заприметив в толпе огненную голову.
С тех пор Марина находилась рядом всегда, как неизменная данность.
Несколько недель одноклассники осторожно присматривались друг к другу, искали того, с кем хотелось бы подружиться. А примерно к концу октября ученики произвольно разбились на группки, небольшие компании, почти не пересекающиеся друг с другом. Группки дружили запоем, с радостью проводили вместе всё время и в школе, и после уроков. Сёстры стали центром одной из таких коалиций, душой - Синицин Вадик. Всего их собралось пятеро; двое ребят и три девочки; сёстры Януш, пламенная Марина Гадалова, Вадик Синицин и Вася Рогов. Синицин жил совсем рядом со школой, к нему приходили время от времени вместо уроков. Играли в карты, "гоняли" чаи, обсуждали вопросы мирового значения, слушали как Вадик лениво бренчит на гитаре песни Цоя, иногда подпевали фальшивым, нестройным хором. И, конечно же, до сверкающего блеска перемывали косточки учителям и одноклассникам.
Все как-то быстро спелись между собой, недавнее знакомство ощущалось как многолетняя дружба. Им было очень комфортно друг с другом. Постепенно наметились возможные парочки, во всяком случае интересы личного порядка вскоре обозначились довольно чётко. И пусть уроков стало значительно больше, но и жизнь пошла куда интереснее, детки взрослели и им это нравилось.
Иногда друзья приезжали к двойняшкам, пользуясь тем что до середины дня квартира гарантированно пустовала. В худшем случае Ирина возвращалась к половине четвёртого. Но чаще гораздо позже.
В такие заранее оговорённые дни безделья, девочки делали вид, что дисциплинированно поехали в школу, прячась на лестнице, дожидались пока Ирина уйдёт, и безнаказанно возвращались домой, довольные собой. Время прогульщики выверили до минуты, одноклассники заходили в подъезд ровно в тот момент, когда Ирина подходила к работе. Схема работала слаженно, безотказно, без всяких сбоев. От случая к случаю компанию пополняли Саша и Катя, с которыми продолжали общаться двойняшки.
Катя сразу же отметила Вадима, но тому нравилась Гадалова, абсолютно, впрочем, безнадёжно. Ибо Марине в этом смысле, не нравился никто, Вита переглядывалась, улыбалась и даже иногда целовалась с Васей. И только Саша да Лера держались особняком.
- В нашей компани-и-и-и-и явно недостаток кавалеро-о-о-ов, - дурачась, напевал Вадик.
Задачу весёлого, беззаботного времяпрепровождения решило новшество, введённое в школе наряду с другими новаторскими идеями - свободное посещение. Ученики вправе были решать самостоятельно ходить ли им в школу пять дней в неделю, три, или же только два. Считалось, что данный эксперимент поспособствует пробуждению чувства ответственности, умению распределять нагрузку, поскольку каждые две недели надлежало писать контрольную работу по всем предметам. Контрольные безжалостно выявляли белые пятна, позволяли ясно понять, какие темы усвоены, а какие не так чтобы очень.
Сестры относились к учёбе без интереса, прохладно, спустя рукава, в отличницы не стремились, но всё же до двоек не скатывались, уверенно балансируя между хорошистами и троечниками, склоняясь, правда, к последним.
Ирина не вмешивалась, откровенно не хотела, с головой погрузившись в собственную личную жизнь. Дочки выросли, и, как ей думалось, в ней не нуждались. А она совершенно не нуждалась в них. Глядя на дочерей, Ирина не раз ловила себя на мысли о том, что любить малышей куда проще; они беспомощны, зависимы и понятны. А вот стремительно взрослеющие, по сути абсолюто незнакомые, не самые приятные девицы - дело иное.
- Они меня пугают, - призналась Ира подругам. - Особенно Лера. Видели бы вы какое у неё бывает лицо! А как она смотрит! Даже не верится что это я их родила. Наверное, мне вообще не следовало становиться матерью. Скорее бы замуж вышли что ли...
Фёдор звонил по два-три раза на неделе, разговаривал с той, которая первой снимала трубку. Он искренне интересовался делами обеих девочек, нотаций никогда не читал, довольствовался тем, что предлагали, боялся что дочери отдалятся, но всякий раз напоминал, что они могут на него опереться. В отличие от Ирины, Фёдор девочек терять не хотел, любил их всем сердцем, берёг установившуюся с самого их рождения драгоценную связь. По выходным, когда сёстры наведывались в гости, Фёдор осторожно расспрашивал об Ирине. Но рассказать что-либо мало-мальски любопытное, у девочек не получалось. С матерью контакт был утрачен полностью и бесповоротно, пересекаясь, они едва здоровались и тотчас спешили разойтись по разным углам. Сёстры любили когда мать отсутствовала дома, с ней они испытывали, необъяснимую скованность, очевидный, причём взаимный дискомфорт. Если Ирина приходила поздно, то услышав, как открывается входная дверь, сестры быстро гасили свет и делали вид что спят. Иногда Ира заглядывала в комнату сестёр и смотрела пару секунд на "спящих", словно бы желая удостовериться что все дома, никто не пропал, всё хорошо и можно расслабиться. Всё остальное ерунда.
Затем она бесшумно уходила, долго принимала душ, наскоро перекусывала чем-то легким и запиралась в комнате с телефоном в обнимку. Где, и главное с кем, она проводила время, сёстры не знали и узнать не особо стремились. Как-то вечером Лера попыталась прозондировать почву для папы, но Ира сразу же её осадила:
- Не суйте нос в мои дела. Вас это не касается. Я взрослый человек и имею право жить так, как мне хочется.
- Я не сую нос. Я только хочу знать с кем ты проводишь время? - не пожелала смириться Лера, скорее из упрямства, из желания угодить отцу, нежели по другим причинам.
- Неужели я буду отчитываться перед тобой? Ты в своём уме, Лера? - Ирина возмущённо изогнула безупречную темную бровь.
- Но ты не с папой? Нет? - не удержавшись, вмешалась Вита.
- Что за допрос?! - Ирина невесело рассмеялась и ничего не ответила.
- Как думаешь, куда уходит любовь? - уже лёжа в постели задумчиво спросила Вита.
- Я думаю, что если это действительно любовь, то она не уходит. А если ушла, то это было что-то другое, какая-то разновидность, суррогат. Спи давай! - сказала Лера.
И всё-таки, не смотря на развод, Фёдор не часто, но приезжал. Родители закрывались на кухне, тихо беседовали, иногда даже уходили гулять:
- Лер, ты как думаешь, они помирятся? Может такое быть? - прильнув ухом к двери спросила Вита, когда в очередной раз явился Фёдор. Отец никогда не приходил с пустыми руками, цветы, любимый мамин "Полёт", фрукты и пастила девчонкам. В доме с его приходом, становилось ощутимо теплее, мечталось, чтобы в один прекрасный день он остался и не уходил больше.
- Мне бы хотелось чтобы помирились... - разглядывая в зеркало новые прыщики, призналась Лера, - Но ты же знаешь, мама у нас... Она такая холодная, я просто поражаюсь! Не женщина, а глыба льда. Ей папу вообще не жалко! Мне часто кажется, что я не люблю её. Иногда я думаю что без неё нам было бы лучше. А ты? Ты любишь ее? - Лера отвлеклась от зеркала, с любопытством посмотрела на Виту. - Ужасно, наверное, такое говорить?
- Не знаю... - эхом отозвалась Вита, - Она же тоже нас не любит, мы же это чувствуем.
Однажды Синицин предложил "развлечься". Есть, дескать, у него знакомый, бывший одноклассник. После девятого ушёл в ПТУ:
- Вы не представляете до чего он уродливый и внутри, и снаружи! Давайте позовём его в гости, поржём?
Подростки - люди особые. Народ они, по большей части, не то, чтобы жестокий, но о некоторых вещах не задумываются ни на миг, поглумиться над ближним зазорным не считают, скорее наоборот. Все они во власти собственных переживаний, до других им дела нет. А уж если сбиваются в стаю и выбирают слабого, то только держись.
Предложение приняли с энтузиазмом, условились собраться у Вадика:
- Катьку с Сашкой берите, веселее будет, - распорядился Синицин. Больше народу - круче хохма.
Жертву звали Борис. Высокий, нескладный, близко посаженные крошечные глазки на чрезмерно вытянутом лице с огромным мясистым носом посередине. Помимо прочего, кожа у Бори была буквально усыпана разной степени зрелости, размеров и конфигураций угрями, прыщами, чёрными точками, больше похожими на кратеры и неровностями.
Вадик не обманул - никто бы не осмелился назвать Борю красавцем. Однако при всей своей внешней непривлекательности, Борис оказался на редкость заносчивым, наглым, любителем приврать. Стоило лишь усомниться в его хвастливых рассказах, как он начинал злиться и обильно брызгать слюнями, настаивая на своём.
Словом, не только созерцание, но и общение оказалось не самым приятным. Не слишком-то получилось и посмеяться, поскольку Боря спуску не давал никому, за словом в карман не лез и признаков неуверенности, зажатости не выказывал, скорее строго наоборот. Собравшиеся его мгновенно невзлюбили, а на Вадика даже обиделись, так как через пару часов почувствовали себя грубо обманутыми.
- Ну и тип твой Борюсик! - ехидно заметила Саша, едва тот вышел на пару минут.
- Всё как обещал, - развёл руками Вадим.
Надежда Ровицкая
