Люблю я свою работу, души в ней не чаю. А работанька у меня проста. Могильщик я.
Маленький, древний погост в небольшом поселке городского типа находится в полном моем распоряжении. Я и капаю, и закапываю. Ну и сторожу на пол ставочки. А куда деваться? Тем более так и так живу тут же, в помещении, которое мое начальство соблаговолило мне выделить в счет низенькой зп.
Я с огромным наслаждением копаю могилки, помогаю похоронщикам опускать гроб — работа на свежем воздухе, покойнички — граждане все приличные. Это они, когда живы еще, хамят, шумят, строят из себя царей да королев, а как время придет на ту сторону идти — все как на иконе. Лежат в гробике, костюмы накрахмалены, лица спокойные, всё чинно и мирно аж душа радуется.
Бывает на кладбище всякое конечно. В особенно светлые ночи, когда луна ярка и звезд много, ежели взглянуть в окошко домика, смутные силуэты видать у могил. Ходют и ходют, шатаются, всё не хотят в покое почивать. У новых могил посильнее еще, видно не смирились еще, держит тут что то. Ну а у старых же совсем уж слабенькие, чуть ли не ветром сдуваемые, почти что и невидимые. Один раз далече за полночь слышу долбит кто то, я то в этом деле опытный. глянул, а выходить не стал. И не зря. Мужичек пришел, недавно похороненный, водки рюмочку просит. Я естественно в дом запускать его не стал, но на следующий день могилку его нашел да накапал рюмочку за упокой душеньки так сказать. Чай поди не жмот.
Но я не боюсь. Покойнички меня не трогают, а я — их. Мирно и тихо живем, можно даже сказать, дружно. Да только проблема — маловато нынче работы.
Раньше-то, каждую неделю пять или шесть человек ко мне на постоянное место жительства приедет. Да и хоронили как то душевнее раньше, что ли. С оркестром, с причитаниями, народу много. Гроб на плечи, сами рыдают в три ручья, воистину благодать. А щас что? Придут, молча постоят, слезинку не проронят, да отмашку дадут, закапывай, скорее, не тяни.
И пара усопших в неделю в лучшем случае. А то и никого, как нынче — вторую седмицу работы нема.
Я от безделья и тропинки в порядок привел, и совсем уж бесхозные оградки да могилки подправил и в сторожке своей чистоту навел. И все равно тихо.
А как началась третья седмица то, душа моя и не стерпела. Ну грешно ж столько маяться без дела. Ну и поехал я в городишко то наш, побродил по улочкам, на людей посмотрел, сигаретку посмолил, да только не узрел ничего интересного. Апосля чуток прогулялся по улице то центральной, зашел в магазин папирос купить и узрел его. Стоящий в очереди впереди меня мужик лет тридцати вынул кошелек и спросил продавца
— Сколько должен вам?
— Пять тысяч шестьсот двадцать три — ответила девчуля и стрельнула очами своими в сторону понравившегося ей покупателя.
Мужчина действительно был спортивно сложенный, красивые черты лица, глубокие и яркие голубые глаза. Он улыбнулся девушке и расплатился. Я краем глаза увидел у него в кошельке фотографию красивой женщины с девочкой лет пяти.
Купив следом за мужчиной сигареты я прикурил и остановился рядом с магазином в ожидании.
Через несколько минут показался тот, кого я ждал. Тот, кто стоял в очереди за мной. Худой, уставший от быта, как будто прозрачный как тень мужичек лет сорока, с пока еще маленькой пивной мозолью. В руках у него была немаленькая бутылка какого то пойла и булка ржаного.
Следовать за ним довелось недолго — буквально пару тройку домов.
Я прошел с ним в подъезд и, как только он повернулся ко мне спиной, вогнал в него свой охотничий нож.
Убедившись, что он не дышит, я осторожно вынул орудие убийства, обтёр об одежду только что почившего, убрал в неприметную сумку и, никем не замеченный, покинул этот подъезд.
Ну а кто может что-то плохое помыслить обо мне? Я старенький с сединой старичок в древнем костюмчике и с потертой сумкой. Да и тем более для их же пользы стараюсь. Ну и мне тоже благо.
Появился покойничек, а следовательно, будут скоро и похороны.
Спустя три дня, как водится, хоронили. А мужичек то этот весьма приличен оказался. В порядок его привели, причесали, румяны наложили, в пиджак нарядили. И лежит в гробу как будто молодой парнишка, хоть на свадьбу бери. А то вырядится, как оборванец, в какой-то майке и грязных трико, аж смотреть тошно, ей-богу.
Я им, кстати, скидочку не пожалел на услуги свои.
И жена то его оказалась весьма статная и красивая, только вот жизнью помотанная. Одёжка замызганная, обувь старая, а так — милая сударыня.
Вот теперича приглядываю за его могилкой. Я так то постоянно приглядываю за могилками, при моей помощи появившимися. Близкие ведь люди, родня почти. Несколько раз встречал и тень этого, убитого бытом. Печальная такая тень, глядит и слова не скажет. Я как мог ему втолковывал, что так для всех лучше: мне труд да дело а ему спокойствие да приличные похороны. Да и в гробу получше он выглядел, чем при жизни. Но мужичек этот все равно глядит и помалкивает. И стоит у моего порога, бутылку с пойлом да булку хлеба в руках держит.
Тени эти все ко мне в гости рвутся. И самый первый, пацан совсем, годов шестнадцати, и дама бальзаковского возраста с необычной прической, и молодой еще парень, и совсем юная девушка, и бабушка, неопрятная даже в гробу, и девочка-пятилетка, и парень жених, который зачем-то вышел из банкетного зала в одиночестве на улицу... Как сейчас вижу, я в то время добрый был, радостный, шагаю рядом с кафе где свадьбу играли, а тут он! Молодой, счастливый такой, довольный. Я и придумал на радостях, подарок такой сделать — умереть в самый счастливый и важный момент своей жизни, ведь что может быть лучше?
А они всё подходят то к оконцу, то к порогу моему. Стоят, рты не открывают и глядят на меня. Порой выхожу к ним, покурим, молча постоим а затем я спать а они свои дела делать.
Так что, я обожаю свой труд. Самое важное, чтобы покойнички были, а то мне грустно становится. Одно печалит, не молодею я. Несколько годиков пройдет и некому уже им помогать то будет. Так что буду молиться, да и вы не забывайте молитвоньки свои возносить, дабы почаще на тот свет то собирались, забудут то иначе совсем ко мне тропиночку то. А это совсем не дело, совсем беда и непорядок.
- Предыдущая история
