Лекция профессора Сэма Вакнина была опубликована 17 июня 2023 года на его канале Youtube. Перевод Ольги Ковалевой. Ссылка на оригинальное видео внизу.
Лекция очень объемная, поэтому я разделила ее на несколько частей.
Итак, «мертвые матери»
Но не мёртвые в физическом смысле, а мёртвые в эмоциональном, психологическом смысле. Впервые это понятие было предложено в 1980-х годах блестящим психоаналитиком Андре Грином.
Сегодня мы будем обсуждать нарциссических матерей, пограничных матерей и психотических матерей. Поговорим о том, как они влияют на своих несчастных потомков.
Я собираюсь рассказать о влиянии таких матерей на всю последующую жизнь их детей. Говоря «на всю последующую жизнь», я имею ввиду, что это никогда не исчезнет.
Опишу эффекты воздействия на потомство матерей, которые не могут обеспечить то, что матери должны обеспечивать.
Сюда относится преданность, бескорыстие, прощение, помощь в выживании, успокоение, питание, безопасная база, любовь, которая, в основном, безусловна, хотя и с элементами дисциплины.
Причина, по которой матери не могут предоставить всё это, заключается в том, что такие матери поглощены своим собственным внутренним миром скорби, ангедонии, депрессии, самовлюбленности, нарциссизма, и, может быть, психоза.
Такие матери воспитывают детей, которые позже, становясь взрослыми людьми, также не могут предоставлять эти функции своим детям.
У них нет альтруизма, нет заботы о других, нет щедрости, нет эмпатии, нет функциональных объектных отношений и нет способности развивать межличностные отношения.
Комплекс мёртвой матери – это клиническое состояние. И оно включает в себя раннюю и разрушительную идентификацию ребёнка с фигурой депрессивной и эмоционально недоступной матери (мёртвой матери в метафорическом смысле).
Комплекс мёртвой матери включает в себя мать, которая была изначально эмоционально вовлечена в её ребенка, но затем переключилась с эмоционального отклика на эмоциональную отстранённость.
Может быть, она пережила потерю, может быть она в трауре, может быть, она стала более нарциссичной, может быть, она столкнулась с неблагоприятными жизненными обстоятельствами. Кто знает? В какой-то момент она перешла от полностью хорошей матери к полностью плохой матери.
Это главный двигатель патологического нарциссизма. Патологический нарциссизм – это реакция на произвол, капризность, непредсказуемость, неопределенность, отсутствие безопасной базы, чувство незащищённости, которые порождаются матерью.
Ещё сюда добавьте прерывистое подкрепление: горячо-холодно, люблю-ненавижу и двусмысленность. Отсюда создание в ребёнке гипербдительности, необходимой для выживания. Ребёнок постоянно и непрерывно мониторит мать, со страхом ожидая её переходов из одного состояния в другое.
Когда ребёнок не может восстановить ощущение какой-то связи, он внутренне усваивает жёсткость матери, её безразличие, её отсутствующее эмоциональное ядро, её пустоту. А это то, что мы называем нарциссизмом.
Нарциссизм, в этом смысле, является расстройством привязанности в сочетании с фантазийной защитой. Потому что не быть привязанным к собственной маме – это очень болезненно. Это способствует непрерывному процессу скорби, печали и длительному расстройству горя. А это создаёт в ребёнке своего рода депрессию.
Защита от этой формы депрессии заключается в том, чтобы делать вид, что он – это не он. Ребёнок делает вид, что это не он, а кто-то другой, ложное «Я». Ложное «Я» находится в шаге от вас.
Но кто это такие мёртвые матери?
И почему они мертвы? Каким образом они приобретают свои разрушительные качества, похожие на смерть? Есть три типа мёртвых матерей, на которые я хочу обратить внимание. Хотя, есть много других типов мёртвых матерей. Я хочу выделить пограничную мать, нарциссическую мать и психотическую мать (с психотическим расстройством).
Начнём с пограничной матери.
Пограничные матери нестабильны во многих областях, нестабильны в межличностных отношениях.
У них есть нарушение идентичности. Их самооценка колеблется, настроение быстро меняется, а эмоции зашкаливают то вверх, то вниз. Ценности и убеждения меняются с одних на другие.
Они импульсивны. Такая крайне нестабильная, колеблющаяся, лабильная среда воспринимается ребёнком, как зловещая, угрожающая, и небезопасная.
В отсутствие безопасной базы, ребёнок не может отделиться от матери и исследовать мир, потому что он боится, что как только он закончит исследовать мир, мать исчезнет. Если коротко, то есть проблема с постоянством интроекта.
Ребёнок не может внутренне осознать мать, превратить её во внутренний объект и доверять ей. Или доверять тому, что она всегда будет рядом с ним.
Небезопасная мать вызывает тревогу у ребёнка. Тревожный ребёнок не может справиться с миром, не может отпустить маму, иногда физически обнимая её за ноги, не отпуская её, бросается в истерику, когда она хочет уйти.
Это чувство отсутствия безопасности следует за ребёнком во взрослую жизнь, формируя в нём избегающий стиль привязанности. Ребёнок боится потери, предвидит потерю, катастрофизирует потерю. Это та потеря, в которой ребёнок почти уверен.
Пограничная мать – это мать, у которой вся психодинамика крутится вокруг двух проблем. Это страх отвержения и страх поглощения.
Страх отвержения вызывает у неё тревогу, и страх поглощения вызывает ту же тревогу. Из-за этой тревожности такая мать становится приближающе-отдаляющейся.
Она говорит ребёнку: «Не бросай меня. Ты убьёшь меня, если бросишь меня. Я умру». Поэтому ребёнок не решается отправиться на поиски, не решается выйти из дома, чтобы встретить других людей, чтобы общаться со сверстниками. Взаимодействие со сверстниками очень важно, например, для получения жизненных уроков.
Такой ребёнок остается дома и становится маминой дочкой или маменькиным сынком, потому что ребёнок воспринимает отвержение мамы как что-то действительно злобное и зловещее. Мама ведь так говорит.
Но когда ребёнок пытается быть близким с матерью, любить её, заботиться о ней, показывать эмоции, то в ход вступает её тревога поглощения или слияния.
Единственный способ, которым она общается со своим ребёнком – это слияние, проникновение в ребёнка. Вдруг она чувствует, что ребёнок поглощает её.
Она чувствует себя подавленной, задушенной, задыхается от присутствия ребёнка. Поэтому она отвергает ребёнка.
Это снова вызывает у ребёнка тревогу. Конечно же, ребёнок становится отражением матери.
У него тоже развивается страх отвержения. В общем, эти нестабильные и интенсивные межличностные отношения между матерью и ребёнком, характеризуются чередованием крайностей от идеализации до отвержения.
Отвержение катастрофично для ребёнка. Оно разрушает его способность регулировать своё чувство собственного достоинства, самооценку, самоуверенность и, в конечном счёте, понимание себя.
И наконец, это порождает у ребёнка нарушение идентичности. Нет ядра идентичности, там никого нет.
Мать высасывает ребёнка изнутри, через то, что не позволяет ему определить свои границы через её взгляд.
Материнский взгляд позволяет ребёнку понять, что вот это мама, а это я. Она смотрит на меня, потому что я вне её. И её взгляд говорит мне, что я не она.
Таким образом, я могу индивидуализироваться, я могу сепарироваться, я могу стать самим собой.
Взгляд матери – это первая граница и первая периферия зарождающегося чувства осознания себя.
Итак, нарушение личности матери, её собственное нестабильное представление о себе, заражает ребёнка и не даёт возможности создать ему стабильное ядро.
Что происходит с таким ребёнком, который подвергается воздействию пограничной матери? У такого ребёнка множество состояний «Я», которые не сливаются, не согласованы и нет эффективного общения друг с другом. В общем, такой ребёнок становится диссоциативным.
Диссоциация – это защита от боли и страдания. В случае ребёнка, диссоциация сохраняет отдельно друг от друга состояния «Я» или самосостояния.
Сюда входит ангедония, депрессия, горе, боль и страдание.
Пограничная мать – это больная мать.
Такая мать, также, импульсивна, саморазрушительна, самоповреждающая, саморазрушающая, причиняющая боль. Очень больно наблюдать за такой матерью, которая пьёт, которая злоупотребляет наркотиками, которая приводит домой незнакомых мужчин, которая всегда без гроша, потому что она безрассудная транжира, которая опасно водит машину…
Ребёнок является немым свидетелем – свидетелем сошествия матери в ад. Но он любит свою мать. За этим процессом больно наблюдать.
Примерно одиннадцать процентов пограничных женщин пытаются покончить жизнь самоубийством.
Теперь представьте себе мать, которая постоянно говорит о самоубийстве, о суицидальных идеях.
Мать, которая наносит себе увечья. Это невыносимо для ребёнка, это ад, это бесконечный кошмар. Повторяющееся суицидальное поведение (жесты или угрозы), членовредительство в различных формах – это плод кошмара, сюрреалистические вымыслы.
Аффективная нестабильность пограничной матери является результатом реактивности настроения. Реактивность настроения простыми словами – это взлёты и падения, циклические и интенсивные.
Сюда относится эпизодическая дисфория, также ошибочно известная, как депрессия, раздражительность, тревога и, даже, кратковременные психотические эпизоды.
Во время этого настроения, во время катания на американских горках, мать становится очень угрожающей, зловещей сущностью, ужасом, своего рода монстром. И ребёнок прячется в углу, закрывает глаза, сводя себя к минимуму, как животное, которое сталкивается с хищником.
Мать становится источником страха, а не источником утешения. И, конечно, это создаёт диссонанс. Потому что, по сути, мать должна утешать, успокаивать ребёнка, обеспечивать чувство безопасности и стабильности. Ребёнок не может обратиться за этим к кому-то ещё.
И, тем не менее, ребёнок знает, что, если он попытается получить эти блага от матери (я имею ввиду стабильность и безопасность), мать взорвётся. Часто непредсказуемо и язвительно. Мать уничтожит его, уничтожит его психологически, а иногда и физически.
Поэтому, ребёнок оказывается в ситуации приближения-избегания. Постепенно он учится отрицать себя, опустошать себя, чтобы не существовать: «Если я не существую, тогда мне не смогут причинить вред».
Это послание ребёнка переходит и во взрослую жизнь. Он говорит себе: «Я не здесь. Я – это ложное «Я». Я – это фантазия. Я – это то, кем ты хочешь видеть меня. Я созависимый или пограничный. Меня здесь нет, потому что это ты владеешь моим разумом, не говоря уже о моём теле».
Стратегия, которую развивает такой ребёнок – это стратегия самоотрицания. Послание самому себе, что я – это отсутствие, а не присутствие, я – это небытие.
Даже заявление грандиозного нарцисса – это заявление о том, что он и есть весь мир, является компенсаторным процессом.
Глубоко внутри никого нет дома. Пограничная мать выдалбливает своего ребёнка. Она как огромный экскаватор. Выкапывает душу ребёнка и выбрасывает её, как мусор.
Такой ребёнок никогда не вернёт свою душу. По крайней мере в том состоянии, в котором она у него была до того, как мать вырвала её у него.
У матери вспыхивает неуместный, сильный гнев. У неё проблемы с контролем гнева. Гнев проявляется очень часто в виде ссор и скандалов.
Ребёнок относится к матери, как к хулигану, как к сумасшедшему человеку, как к преступнику. Очень страшно находиться с ней рядом. Это создаёт параноидальные мысли, связанные со стрессом, гипербдительность, диссоциацию, которые отражают мать.
Такова пограничная мать. И таковы её потомки. Всё это переходит у них во взрослую жизнь.
У пограничных матерей дети вырастают и становятся нарциссами, созависимыми или пограничниками.
Влияние пограничных матерей на детей гораздо больше, чем влияние нарциссических матерей.
Материалы статьи взяты из лекций Сэма Вакнина. Youtube. Перевод Ольги Ковалевой https://www.youtube.com/@ok_pogovorim
