Примерно в 1312-1313 годах (сразу после рождения принца Эдуарда), в Англии появилось пророчество о шести королях - тех, что правили и будут править после короля Джона, скончавшегося в 1216 году.
И этим шести были даны характеристики зверей, каждому под стать: Генрих III был назван ягненком, Эдуард I - драконом, его сын Эдуард II - козлом и, наконец, предполагаемый, на момент появления пророчества, будущий король Эдуард III, многообещающе - кабаном. Кабан - животное, которое было символом самого короля Артура, к тому же говорилось, что этот «кабан», будет «точить клыки о стены Парижа», прославится своей «святостью, свирепостью и благородством».
Уже в правление Эдуарда III, пророчество как будто сбывалось и стало довольно популярным к 1360 году, ведь правящий король (четвертый «по списку») соответствовал этой характеристике, а Англия уверенно одерживала верх над Францией в идущей войне. И одновременно несколько смущали англичан слова прорицания о двух следующих королях - пятый был назван ягнёнком, а шестой - кротом. Как, еще один ягненок после Эдуарда III? В 1360-х годах все видели следующим королем Англии бесспорного наследника Эдуарда Вудстока, Черного принца, который уж никак на ягненка похож не был, скорее это был еще один дракон.
Но вот с начала 1370-х, пророчество стало некоторых уже сильно тревожить - Черный принц тяжело болел, а к 1376 году, уже без оглядки на всякие там прорицания (к которым серьезные люди всегда относились с иронией) стало почти ясно, что отца-короля, Вудсток скорее всего не переживет. И вот здесь перед действующим королем и государством встала проблема дальнейшего наследования трона - что будет, если...
Да, на это время (середина XIV века) в Англии, которая гораздо позже (спустя несколько веков) стала «золотым» образцом наследования по полусалической системе (подобно тому, как престолонаследие Франции было стандартом салического права), ничего ясного и определенного не было. Ладно еще замятня и долгая Гражданская война между Стефаном Блуа и императрицей Матильдой (здесь было все настолько спорно, что конфликт оказался неизбежен), но и до, и после, престолонаследие у потомков Вильгельма Завоевателя, спотыкалось на ровном, казалось бы, месте - о какой-то системе хоть салической, хоть полусалической говорить еще трудно.
Вот Генрих Боклерк крадет корону у старшего брата, а потом и злокозненный принц Джон похищает трон у «старших» племянников - Артура и Элеоноры, и салическое, и полусалическое право побоку. Оказалось, что даже и на 1376 год в королевстве ни у кого нет понимания: а действует ли у нас хотя бы «право представления», то есть, если Черный принц умрет раньше короля-отца, останется ли наследником его единственный законный ребенок - Ричард? Или следующим королем должен стать Джон Гонт, третий сын Эдуарда III, доживший до совершеннолетия, но уже следующий по старшинству, так второй сын короля, Лайонел уже умер?
И ведь у Лайонела Антверпа, герцога Кларенса (1338-1368), тоже остался один законный ребенок - дочь Филиппа, давно бывшая замужем за Эдмундом Мортимером, графом Марчем; в 1376 году, внучка старого короля ждала уже четвертого своего собственного ребенка.
Один из парадоксов - несмотря на явную непопулярность Джона Гонта, герцога Ланкастера (с 1362 года), в виду отсутствия четких правил наследования, о том, что вот он и может стать следующим королем, стали говорить вполне серьезно, предусматривая преждевременную смерть Черного принца. Не взирая на тот факт, что Джон Гонт, будучи третьим сыном короля, был «младше» целых двух королевских линий наследования.
Умирая, Эдуард Вудсток попросил навестивших его отца и младшего брата, признать права его сына Ричарда на наследование трона. Король и герцог Ланкастер признали и торжественно поклялись защищать права юного Ричарда. 8 июня 1376 года, Эдуард Черный принц скончался и уже парламент призвал короля немедленно признать Ричарда своим наследником. Что и было сделано королем Эдуардом. Таким образом, герцог Ланкастерский оказался отрешен от наследования короны на этом первом этапе кризиса престолонаследия.
Вот еще один небольшой парадокс общественного мнения Англии. Претензии к герцогу Ланкастеру, как к не очень удачливому полководцу еще можно понять, сравнивали его со старшим братом, хотя это очень спорно и не совсем справедливо. Но в вину Джону Гонту англичане самым странным образом ставили еще и его притязания на кастильскую корону. Первой женой Джона Гонта была Бланка Ланкастер (1342-1368), ее отец Генри Гросмонт был правнуком Генриха III и последним представителем младшей ветви Плантагенетов по мужской линии.
В 1371 году, после смерти первой супруги, Джон Гонт женился повторно - на Констанции, дочери убитого короля Кастилии Педро I Жестокого, позже титуловав себя королем Кастилии и Леона по праву жены. Надо сказать, что Педро Жестокий наломал порядочно дров в своих матримониальных отношениях (что в частности и привело его к гибели), но Констанцию (как и ее сестер), нельзя в полной мере назвать законнорожденной дочерью короля. В любом случае, претензии Ланкастеров на кастильский престол были закрыты после того, как они выдали свою дочь Екатерину замуж за наследника Энрике II Трастамара, а Констанция получила земельные компенсации в Кастилии.
Англичане, по мнению некоторых историков были недовольны тем, что Джон Гонт, будучи богатым английским принцем, пытается претендовать на иностранный престол, в контексте - разве ему мало того, что есть? Довольно странная претензия - что же они Эдуарда III по поводу притязаний на французскую корону не упрекали? А кастильские мотивы Джона Гонта вполне ясны и даже сулили Англии спокойствие - не желая быть вторым (а точнее, даже третьим) на родине, он стремился стать первым вне Англии, снимая таким образом напряжение в схватке за «родную» корону.
Но Ричарду Бордосскому (позже в ноябре 1376 года получившему титул принца Уэльского) шел всего 10 год от роду. Вопрос - кто будет наследовать уже ему (в случае чего) был не таким уж и праздным. Именно эту проблему, сразу же после смерти Черного принца Джон Гонт вынес на обсуждение в Парламент (сессия носит название «Хороший Парламент»). И вот здесь очень любопытное дело - Гонт предлагает ни что иное, как ... французский вариант, причем с прямой ссылкой на наследование, принятое у Капетингов. То есть, передача короны только по мужской линии.
Крайне интересно, задумался ли парламент над явными взаимоисключающими параграфами - то есть, Англия начинает войну с Францией, называя официальной причиной претензии их короля на французский трон по женской же линии, отрицая таким образом «салический закон». А теперь сын короля требует ввести этот же закон уже в Британии. И как же теперь быть с английскими претензиями? Но официально это казуистика не разбиралась как таковая. Палата общин отказалась рассматривать этот проект и передала его Совету по королевским делам.
Председателем Совета был никто иной как Эдмунд Мортимер, граф Марч, муж Филиппы и отец ее детей, а последние согласно общим родовым правам, были выше Джона Гонта. Граф оказался в сложном положении.
Но вопрос ведь не столько в том, что Джон Гонт внес свое предложение под влиянием исключительно личных амбиций, а в том, что четкий закон лучше, чем никакого. Но и настоять на прямо противоположенном Эдмунд Мортимер не решился - Джону Гонту было отказано, под тем предлогом, что нет необходимости рассматривать такие дела, раз и король еще жив, и его внук-наследник вполне в том возрасте, что еще успеет обзавестись потомством.
И, наверное, граф Марч совершил ошибку. Вопрос надо было ставить перед королем Эдуардом, и добиваться принятия им решения с одобрением (признанием) этого королевского решения (пожелания), каким бы оно ни было, Парламентом. Но скорее, всего Мортимер не стал привлекать больного короля Эдуарда, опасаясь того, что решение будет принято не в его с Филиппой пользу.
И действительно, уже в конце 1376 года, Джон Гонт оставшись самым любимым сыном короля и его первым советником, убедил короля решить вопрос престолонаследия. Эдуард составил завещание, согласно которому, исключил из наследования короны женские линии своих потомков. Таким образом, предполагаемым наследником Ричарда, принца Уэльского, стал Джон Гонт со своими сыновьями, старшим из которых был Генрих, сын Бланки Ланкастер.
