Любовь
Невыносимая лёгкость бытия — это роман о судьбах сильных в тяжёлые времена. Нет. Это эссе об истории, маленьких людях и случайностях. Нет. Пожалуй, это ода. Ода любви. Это ода любви плотской, любви платонической, любви полигамной и моногамной, любви как таковой и любви как образа, любви к животным и к людям, любви ревнивой и верной, любви вечной и быстро преданной, любви на ночь и на века. Это ода Любви с большой буквы.
Впрочем. Всё, что я только что сказал имеет мало смысла. Такое упрощение стало сильно похоже на китч. А до китча разговор ещё не дошёл.
Так что пока что. Любови они как империи. Если погибнет фундамент, рухнут и они.
В этой фразе всё, о чём "Невыносимая лёгкость бытия". О любви и об империи, которую во избежание политики мы не будем называть, будем подразумевать, но не будем смешивать её с любовью. Любви к империи здесь нет.
Начну я свой рассказ с приятного, то есть с любви.
Любовь начинается с метафоры. Этим метафоры опасны. Они врезаются в память и остаются там навсегда.
Тереза врезалась в память Томаша в результате чистой случайности. В результате шести случайностей, если быть точным. Случайно в больнице городка, где жила Тереза, у пациента было обнаружено тяжёлое заболевание. Для консультации был вызван главврач больницы Томаша, но у того случайно оказался ишиас, из-за чего вместо него поехал Томаш. Случайно из пяти гостиниц в городе Томаш выбрал именно ту, в которой работала Тереза. Случайно перед отправлением поезда у него осталось время посидеть в ресторане, случайно именно в это время была смена Терезы и случайно она обслужила именно его стол.
Эта череда случайностей отнюдь не случайно может натолкнуть нас на мысли об экзистенциализме. Идеи экзистенциализма проходят через весь роман. Чего стоит наше существование, какова цель наших поисков и что мы можем считать за счастье. Важные вопросы для всей литературы второй половины двадцатого века. Но именно для этого романа важнее всего противостояние лёгкости и тяжести и вопрос, а что же лучше. Правда тут у каждого своя и об этом мы ещё обязательно поговорим.
А пока вернёмся к Терезе, ведь она ждёт. Ждёт, когда принц на белом коне заберёт её из мира жуткого провинциального китча.
Ещё задолго до того, как она встретит Томаша, задолго до переезда в Прагу и Пражской Весны, эмиграции, возвращения и всех прочих испытаний, что выпадут на её долю, маленькая Тереза бегала по дому и боялась свою мать, которая утверждала, что все тела одинаковы и не стоит стыдится своей наготы. И поэтому ходила по дому голая. И говорила, а что в этом такого плохого?
Тогда у Терезы и зародился настоящий стыд перед своим телом и перед любым другим телом. Из-за этого, потом, спустя много лет ей будут сниться кошмары, как она стоит голая среди тысяч голых женщин. И все они выполняют задания человека, сидящего на вышке. И если кто-нибудь из женщин выбивается из общего ритма, человек, сидящий на вышке, стреляет в неё из ружья.
Этим человеком в её кошмаре был Томаш. Как у хирурга, у него другой взгляд на вещи. Любовь для него представляет естественно научный интерес. А акт любви — операцию. Словно скальпелем, он препарирует своего партнёра глазами и разумом, прямо как мы сейчас препарируем этот текст. Он замечает разницу между одной женщиной и другой и каждый раз будто бы проводит эксперименты. Как нетрудно понять, он представляет любовь полигамную.
И против него, но в то же время всегда— за, Тереза, которая хотя и не считает действия Томаша изменой, но и не страдать из-за них не может.
Это разные персонажи. Вряд ли бы у них было хоть что-то общее, если бы не те шесть, а то и больше случайностей, если желание Томаша стать доктором и рождение героев такими, какие они есть, тоже считать случайностями. И это тоже важная мысль. Любовь — это не просто метафора. Это случайная метафора, произвольно вырвавшаяся изо рта и невольно засевшая в ушах у одного из слушателей.
Эй, красавица! Мне нравится цвет морского бриза в твоих глазах.
И тем не менее судьба или же личный интерес Кундеры, сводит героев и заставляет их быть вместе несмотря на все преграды. Как в сказке. Только здесь после встречи они не будут жить долго и счастливо. Потому что после зарождения любви начинается противостояние. Любви плотской и любви платонической.
Вернее, даже не противостояние. Это больше похоже на поиск. Поиск гармонии между телом и духом. Путь от того момента, когда Тереза спит на отдельной кровати, потому что общая постель — это символ супружества, который, как мы знаем, неприкосновенен, до маленького домика в отдалении от Праги, в котором будут только они вдвоём. Поиск баланса между эросом и антеросом.
Томаш предстаёт здесь новым Одиссеем, который несомненно помнит про Пенелопу, которая ждёт его на родной Итаке. Но у которого есть и сотни, если быть точным две сотни, по подсчётам самого Томаша, женщин, которые отвлекают его от ежедневного возвращения. Есть и своя Калипсо, которая почти что забирает его в свои сети, но в конце концов её с Томашем пути расходятся и она становится самостоятельным персонажем.
Эта Калипсо — Сабина. Пока любовь Томаша и Терезы — вечна, любовь Сабины к чему бы то ни было, проходит. Её, с вашего позволения, фетиш — предательство. Она тоже своего рода Одиссей, но не тот, который возвращается домой, а тот, который бесконечно бежит из любого места, которое можно назвать домом. Блудный сын, которому никогда не суждено вернуться.
И тем не менее её любовь к Томашу, к Францу, к родительскому дому или к Чехии нельзя назвать фальшивой. Она безвыходна. Она трагична. Некоторый промежуток времени она вполне себе истинна. Её любовь похожа на борьбу с собственной природой. На борьбу со смертью. И тут как много не пытайся вынести, пережить и передумать — конец всегда один.
Она покинула родительский дом. Предала его, чтобы найти ту самую лёгкость бытия, невыносимость которой она ещё не прочувствовала. И этим запустила длинную цепь предательств, которую она сама уже не в силах остановить. Её желание остановиться проигрывает её сущности, и она продолжает бежать.
Но ещё более трагична любовь другого персонажа — Франца. В то время как Томаш и Тереза знают, что ищут, Сабина хотя бы знает, от чего бежит, путь Франца — тайна. Он сильный персонаж, но сила здесь синоним тяжести. И она никому не нужна.
Ведь зачем в Женеве нужны мускулы? Он ведь ни разу в жизни не дрался.
И вот она его трагедия. Франц лишний человек. Не совсем в том значении, что Базаров или Онегин. Его сложно назвать лишним в эпохе. Он довольно хорошо туда вписывается, пускай окружение ему иногда и надоедает. Он лишний в самой книге. Будто он сам не знает, как здесь оказался.
И вот — с одной стороны невыносимо лёгкая Сабина, с другой — невыносимо тяжёлый Франц. А посередине между ними — Томаш и Тереза.
Стук
Вам письмо. В нём написано, что вы умрёте — говорит Милан Кундера.
Но как, мы же только в середине книги? Нам ещё жить и жить. Наша история не закончена. Каков же тогда будет конец? — спрашивает его в ответ Томаш, пока Тереза испуганно выглядывает из-за спины.
Не переживайте. Как раз в конце вы и будете жить.
И правда, не будем забегать вперёд. Пока всего лишь середина. И это будет серединой до тех пор, пока мы не вспомним последнего персонажа. Он сильно выбивается из общего строя, но о его любви нельзя забыть. Каренин — собака Томаша и Терезы, которая прошла с ними через всё произведение и нагло отбирает у своих хозяев всё внимание в последней части романа.
“Улыбка Каренина” выглядит как послесловие. Словно Кундера уже закончил историю, но вдруг вспомнил, что ещё не сказал всего, чего хотел. Это сложный вопрос — важна ли биография при изучении творчества, но здесь нас натолкнёт на верную мысль тот факт, что Кундера был вегетарианцем.
И в последней главе он решает высказать свою идею во всеуслышание. Помимо Каренина, здесь важное место занимает и один сюрреалистичный персонаж. Дружелюбная свинья, которая ходит с председателем кооператива, поддаётся дрессировке и, по крайней мере пока что, не планирует быть съеденной. Деревня становится миром идиллии, в котором хорошо не только героям, но даже животным.
Впрочем, может, была ещё одна причина, почему именно эта глава оказалась в конце. Возможно, после всех испытаний и лишений, всех перипетий судьбы, которые преодолели герои романа, Кундера хотел покинуть их в том месте, где они больше всего счастливы.
И мне бы тоже хотелось оставить их счастливыми, но нам ещё нужно поговорить о китче, империи и страхах.
Империи
Любовь в невыносимой лёгкости бытия строится не вокруг и не внутри империи. А вопреки. Империя — не созидательный орган. Она разрушает. Разрушает судьбы, любовь и личность. Когда на тебя давит целая империя — сложно остаться невредимым. И “Невыносимая лёгкость бытия” — это не тот роман, где в конце можно сказать, но у главного героя получилось.
Империя, безусловно, ломает Томаша. Он меняется и во время этих изменений он страдает. И здесь начинаются параллели с Эдипом.
Дам немного контекста. Во второй половине двадцатого века, основными трудами, на которые опирались писатели, были работы психологов Фрейда и Юнга. А наиболее известной, я бы даже сказал китчевой, да простит меня Кундера, идеей Фрейда была гипотеза об Эдиповом комплексе.Если посмотреть на литературу с пятидесятых годов по девяностые, то можно увидеть десятки романов, которые вольно или невольно были вдохновлены трагедией Софокла “Царь Эдип”.
И если Жак Кокто в своей “Адской Машине” делает акцент на судьбе, наполняя текст отсылками на дальнейшие, всем известные события, то Кундеру больше интересует вина Эдипа. Всё начинается со статьи Томаша об Эдипе, где современное общество сравнивается с античным мифом. Коммунисты оправдывались тем, что не знали о преступлениях своей партии. Но оправдывает ли это их, если незнание не оправдало Эдипа?
И затем уже сам Томаш сталкивается с тем же вопросом, но касательно себя самого. Пытаясь сделать доброе дело, защитить редактора, опубликовавшего статью, он описывает полицейскому полностью противоположного человека. Он не знал, существовал ли вообще такой человек или нет. И тем не менее он навлёк беду на редактора, который абсолютно точно попал под показания.
Вопрос: виновен ли Томаш?
С другой стороны, это не важно. Эдип не ждал суда других. Он сделал всё сам. И хотелось бы поговорить о нём поподробнее, но у нас есть ещё много вещей, которые стоит обсудить. Например, борьбу с империей.
Так или иначе этим занимаются все герои. Но вот пути их неисповедимы.
Пражская весна стала точкой невозврата. Как и любое событие, требующее выбора, оно было испытанием. Но лишь самым лёгким из всех грядущих. На общей волне воодушевления Терезе, работающей фотографом, было не сложно фотографировать танки на улицах Праги и могучих чехов, стоящих напротив них. Куда сложнее было после этого фотографировать кактусы по заказу глянцевых журналов для домохозяек. И ещё сложнее для неё, было уехать.
Очевидно, активная фаза борьбы длилась недолго. Дальше пришло время фразы: Кто терпит, тот выживает. Время для битвы внутри. Это могло бы быть начало антиутопии, но… сейчас всё поймёте
Как уже было сказано, у империи и у любви есть одно общее — им нужен фундамент. И фундамент империи — это китч.
Упрощение, купирование истины, подмена понятий, создание из массы нечто единое. Мы хорошие — они плохие. Это китч, на котором строится империя. Мы всё делаем правильно. Мы достойны. А те, кто против нас — да простит их бог.
Герои романа боятся китча. Кундера боится китча. Китча боятся все интеллектуалы. А также те, кто приписывает себя к ним. Они боятся стать такими же как все, поддаться искушению простоты китча, стать ведомыми. Это, если посмотреть вокруг, абсолютно не изменилось за полвека.
Сабина бежит от всего и предаёт всё из-за страха китча, страха быть как все. Франц пытается сбежать от китча в далёкую Камбоджу. Но китч преследует его и настигает даже в тысячах километров от дома в лице известной актрисы, к которой прикованы все фотокамеры во время благотворительного марша.
Китч для Терезы воплощается в том самом кошмаре с бассейном и голыми женщинами, о котором мы недавно говорили.
Статья Томаша об Эдипе, которую бессовестно урезали до одной трети, для того чтобы она жила и распространялась в таком вот упрощённом варианте — это китч. Пражская жизнь, где хирург Томаш моет окна — это китч. В антиутопиях китч, как правило побеждает. И по законам постмодернистской философии китч должен был победить. Новая, изменённая статья об Эдипе должна была победить.
Но у Кундеры у его главных героев получается, нет, упаси боже, не победить. У них получается сбежать. Кундера нарушает закон постмодернизма, согласно которому симулякр всегда сильнее первоисточника, он отказывается принять эту мысль и увозит своих главных героев настолько далеко от Праги, от мира китча, насколько это возможно. Чтобы там они были счастливы.
Ставьте лайки, подписывайтесь и отправляйте эту статью таким же повёрнутым на литературе друзьям. Спасибо за прочтение или за прослушивание. Ссылки на все доп. ресурсы вы найдёте в первом комментарии под постом. Подписывайтесь на нас в других соцсетях. А ещё вступайте в наш чат в сообществе в вк. Там много классных и умных ребят, которые сначала говорили о литературе, а теперь уже просто стали друзьями.
Всем мир. Не прощаюсь.
Мой тг-канал — https://t.me/aless_APA
Группа в вк — https://vk.com/the_blue_square?t2fs=f061242f0062817918_3
Ютуб-канал — https://www.youtube.com/channel/UCsxeVzGsON_t75rlNFZvSuA
