Найти тему
Анна Приходько

Как стать седой? Рецепт, который лучше не повторять

"Путь матери"

Мамой я стала в 23 года. 

В принципе из чего состоят дети — я знала. 

На моих глазах росли две мои старшие племянницы. Когда родилась первая из них, мне было 12 лет. 

Было интересно нянчить, когда это ненавязчиво делалось. 

А когда это стало обязанностью — надоело. 

В те времена я много читала. А тут как раз лето, тепло. Я на веранде с книгой. Помню, «Два капитана». 

И тут меня нагружают коляской с орущим комочком. 

Племянница была очень неспокойной. Коляску накрыли накидкой, чтобы мошкара не лезла, и меня на улицу выпроводили, мол качай её, орёт. 

А на улице июнь 2007 года. А июнь месяц на моей родине — это мошкара. Надоедливая, кусачая. 

А мне, думаете, хотелось вот этого всего? 

Мне хотелось читать. 

Я оставила коляску на крыльце, привязала к ручке веревку, сама зашла на веранду, прикрыла дверку (у нас были сетчатые двери от мошек). Тогда ещё москитные всякие не придумали, ну или в нашей глуши их не было, и это была самодельная москитная дверь от папы. 

Я читала своих капитанов, дёргая за верёвку. И мне хорошо, и орунья уснула. 

Потом родилась вторая племянница. Но она как-то приклеилась к моей младшей сестре.

В общем, было у нас по ребёнку. 

Потом начался детский сад: отведи перед школой, забери на перемене, если во 2 смену и бегом отведи домой и при этом не опоздай на урок. 

Всё это прошло, я уехала учиться в Ростов. 

Все эти детские потехи закончились до моего первого сына. 

Родился Святослав малюсеньким: 2800 и 49 см. 

А я была ого-го бочечкой, превратившись из 50 кг в 69. 

Это за несколько дней до рождения сына
Это за несколько дней до рождения сына

И всё это плохо ушло после родов. Но через полгода вернулась я даже не в свои 50, а в 45. 

И долго такой была. Сейчас тоже хочу, но как-то не выходит. 

Здесь мой вес 45 кг. На фото я с мамой и старшим сыном
Здесь мой вес 45 кг. На фото я с мамой и старшим сыном

Сына я кормила грудью по требованию. Вот эти все кормления по времени были не для меня. 

Только рот открыл — вот тебе молока, спи дальше. 

Да, были колики и какая-то сыпь. Она даже была не какая-то, а ого-го какая! 

Почти до его полугодовасия я ела только рыбу и морковку. Всё. 

От всего остального его высыпало очень сильно. 

Через полгода стало легче, и я уже вводила другие продукты в свой рацион. 

Святослав рос очень хорошо, был развит, в 5 месяцев пополз, в 8 стоял на ногах и передвигался держась за стенку. С ним интересно было заниматься, он понимал многое для своего возраста. В 10 месяцев он пошёл.

"Аня! Святослав умер!"

В тот день я пошла вешать бельё во флигель (это отдельное от дома было у нас строение, где мы стирали и сушили одежду). 

Вешаю я всегда кропотливо, потрясу, расправлю складки, осторожно повешу. Так же делал и мой свёкор. А вот муж говорил: «Потом всё равно гладить».

Ну это другая история, я чуть отошла от темы. 

Накануне в поликлинике были взвешивания и прочие процедуры, прививка. 

Вечером было недомогание у Святослава, побледнел и была температура. 

Я позвонила врачу, она сказала, что при 39 дать Нурoфен и наблюдать. 

До 39 не дошло, утром вроде бы всё стало нормально. 

И вот я вешаю бельё и слышу громкий голос свекрови: 

— "Аня, Святослав умер! "

Я не помню, как через весь огромный двор я бежала в дом, помню только бездыханное тело своего ребёнка на руках у его отца. 

Сын был весь чёрный. Полностью. 

Муж белый. 

Я тоже побелела в тот день. Я стала седеть в 23 года. В тот самый страшный день. 

Когда Святослав пошевелился, чернота стала сходить.

Я его прижала к себе, а он бледный был, почти не дышал.

Скорая сказала, что это реакция на прививку и велели обратиться к неврологу.

Начались нейросонограммы, шапочки из проводов и прочая "нечисть".

Но ничего! Ничего не могли сделать врачи.

Святослав от любого удара и даже лёгкого терял сознание и чернел. Это уже потом мы стали дуть ему в рот во время приступа, тогда язык не западал внутрь и он не чернел.

Эпилепсию ему не ставили. Уже ближе к трём годам ему поставили диагноз "Аффективно-респираторный синдром".

Но до этого трёхлетия ни один невролог нашего города не помог моему ребёнку. Назначали таблетки для эпилептиков и прочую лекарственную бурду.

Не помогало!!!

Мы и к бабке ездили. Я знаю, многие меня будут мысленно осуждать. Это ваше право.

Если я пишу об этом, то знаю, что недовольных будет много.

И вот все годы от восьмимесячного возраста до его трёхлетия я как наседка была с ним. Мы не ходили на площадки. Приступы были постоянно. Даже от укуса муравья.

Мы научились не пугаться во время приступа, а быстро дунуть в рот требовалось. И это помогало очень классно, если успеваешь.

Знаете, когда родился мой второй ребёнок, от его падений моё сердце можно было найти ниже пяток.

Я продолжала кормить грудью. Отучить стало большой проблемой, так как грудь спасала во время ударов. Плюс ко всему мы жили с родителями, и все работали. Стоило сыну ночью открыть рот, как все шикали, мол спать не даёт.

Я кормила. До трёх лет и трёх месяцев. И отучить помог случай. Не очень хороший, но тогда я уже не боялась, что у него будет приступ.

На фоне всего этого невроза и постоянного контроля, чтобы не ударился, не прищемил палец, не засунул его в игрушку, я попала в больницу.

Резкая боль в животе, скорая. Дома только я и он. Меня забрали с ним. Пока в приёмной хирург смотрел меня, Святослав ударился о кушетку головой. И начался приступ.

Я лежу, сделать ничего не могу, он лежит на полу чёрный. Я оттолкнула врача, спрыгнула со стола осмотра, стала реанимировать.

Врачи были в шоке.

Одна медсестра подошла ко мне и сказала:

— У моего сына так же было. Хотите, я посоветую врача.

Меня отпустили из больницы, не было аппендицита. Непонятно что было. Может быть, мне просто нужно было туда попасть.

На следующий день мы уже сидели у врача.

Она выслушала, рассмотрела тысячи анализов и назначила магний и мeксидол (не является рекомендацией, это только мой личный опыт, лучше всегда советоваться с врачом).

И всё! Понимаете! Всё!

Удар, и ребёнок розовенький, только плачет. Больше не было никакой черноты, западавшего языка и прочих ужасов.

Святославу на тот момент было три года.

Страх остался от детских площадок. Я по-прежнему его туда не водила. Мне нужно было время.

Три курса лечения с разницей в месяц прошли.

Это всё не забылось как страшный сон.

Потом была ещё одна напасть. Ацетон. И тоже пришлось понервничать, только ещё в больницах лежали. Нас уже там знали. И я знала, что нет никакой инфекции и можно одну лишь капельницу и домой. И это всё до его двенадцати лет.

Да, я научилась бороться с ацетоном разными способами.

После того случая в восемь месяцев я уже не делала прививок.

Младшему вообще ни одной не ставили. В роддоме врачи пугали меня полицией и детским домом, ювенальной юстицией. Мне не давали документы о выписке, и полицию вызывала я.

Когда уже Святослав подрос и всё закончилось, по телевизору шла какая-то передача по иммунитету.

И там на полном серьёзе какая-то "доктор" говорила:

— Ну и что, что ребёнок умер от прививки, зато тысячи из-за этого живут.

А если это твой ребёнок?

Перед школой при прохождении комиссии я писала тысячу отказов.

Я говорила врачам: "Дайте гарантию, что с ним ничего не случится".

Никто не дал.

Это моё бремя. И жизнь моего ребёнка в моих руках.

Я так и говорила им. Хотели бы они услышать, что их ребёнок умер? Хотели бы они видеть его чёрным на руках у поседевшего отца?

Никто не захотел.

Это всего лишь моя история. Но таких тысячи.

Я никого не агитирую повторять за мной. У каждого на плечах своя голова.

Но в моём окружении, в очень близком, есть дети, которые уже никогда не станут жить нормальной жизнью. И это больно.

Недавно мама одного из этих детей плакала мне в трубку:

— Аня, ну почему мне всё это нужно? Комиссии, спецшкола, почему? Почему я не могу просто отвести её в нормальную школу, как все? Почему?

Я её понимаю, но помочь ничем не могу.

А сочувствие не лечит.

Я много раз начинала писать и удаляла эту статью.

Два года она мне не давалась. Но что-то произошло, и я решилась.

Зачем я это написала?

Не жалости ради, не хайпа ради, не ради того, чтобы осквернить прививки.

Я освободила часть своего материнского сердца.

Потому что молчание тяготит. Оно тащит назад и заставляет переживать снова и снова слова о том, что ребёнок умер.

Сейчас Святослав уже в девятом классе. И как хорошо, что он ходит своими ногами в нормальную школу, а не в специальный класс, и как хорошо, что он не помнит всего того, что было с ним.

Это помню я... И моя седая голова.

Вот так начался мой материнский путь.

Опыт не приходит сразу. Его никогда не бывает много. Для чего-то я должна была пройти этот путь.

Всем добра!