Ржевская битва — одна из самых тяжелых страниц Великой Отечественной войны. "Мы заливали их реками крови", — так характеризовал ее писатель Виктор Астафьев. Потери нашей армии действительно были колоссальными — полное и достоверное число озвучили совсем недавно. 1,15 миллиона человек, включая раненых и пропавших без вести. Вот цена боевых действий, проходивших в 1942 году в районе Ржевско-Вяземского выступа.
Встреча в госпитале
Где-то в полях на окраине леса у деревни Берщево Калининской области, недалеко от безымянной высоты, которую три дня штурмовали наши солдаты, похоронили 18-летнего красноармейца Владимира Бросалова. Это именно его словами говорит герой самого известного военного стихотворения Александра Твардовского "Я убит подо Ржевом":
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Стихотворение страшное, пронзительное. Оно цепляет за душу тем, что написано от имени погибшего бойца. Умирая у неизвестной высоты, там, где "ходит рожь на холме", он словно передает самое ценное, что есть у человека — жизнь — следующему поколению, надеясь, что потомки сохранят эту ценность.
История создания стихотворения удивительна тем, что прототип погибшего бойца на самом деле вышел живым из "ржевской мясорубки". Будучи в госпитале, он случайно встретился с Александром Твардовским. Мать бойца показала поэту желтый листок похоронки на сына, которую она получила за месяц до того, как узнала что ее ребенок жив. Выслушав рассказ женщины и прочитав выцветшую бумагу, поэт пообещал, что обязательно напишет об этом. И сдержал свое слово — стихотворение "Я убит подо Ржевом" вышло в 1946 году.
Что же осталось за его кадром, за наполненными горечью строками и цепляющими за душу словами?
"Я не слышал разрыва"
В сентябре 1942 года под городом Ржев шли ожесточенные бои. Целью Ржевско-Сычевской операции был разгром 9-й армии группы "Центр", удерживающей Ржевско-Вяземский выступ. Где-то в составе Западного фронта в одной из частей воевал красноармеец Володя Бросалов. Его подразделению поставили цель овладеть высотой 180.3 на окраине села Берщево. Бои шли непрерывно три дня, и приказ был выполнен ценой колоссальных потерь — от полка осталось лишь три десятка бойцов. Но взять высоту было полдела. Главное — удержать ее до подхода подкреплений. А где они и скоро ли подойдут — этого никто из 30 измученных бойцов не мог знать. Связи не было, послать вестовым некого. Да и куда посылать — кругом поля с подбитой техникой, гарь пожарищ и враг, который озлобленно рвется к потерянной высоте.
В ураганном огне захлебывались фашистские пулеметы, двигались в атаку танки, шла пехота. Горстка наших бойцов стояла насмерть — с высоты их не смогли выбить ни шквальный огонь, ни артобстрелы, ни тяжелые танки. Лишь только к вечеру обессиленный враг затих, копя силы для утреннего броска. И чуть взошло над горизонтом солнце, как в небе показались юнкерсы с черными крестами на фюзеляжах. Пикируя, они с ревом сбрасывали бомбы на позиции наших бойцов. От оглушительных разрывов ходила ходуном земля, было неясно, где она, а где небо — всё вокруг потонуло в сплошном огненном потоке.
Перед очередным заходом юнкерса на бомбометание Володя Бросалов заприметил цельное укрытие, которого не коснулись взрывы — бревенчатый накат, оставшийся от позиций фашистов. "Там можно закрепиться", — мелькнула мысль, а мышцы уже пружинисто несли тело к укрытию. Бросок — до блиндажа осталось всего полтора метра. Как вдруг внезапный взрыв оборвал сознание.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки...
Лежа в земле на высоте 180.3, красноармеец Бросалов не мог знать, что это была последняя атака врага. Со стороны деревни подошли наши подкрепления и немца отбросили к окраине леса. Не мог Володя и знать, что его записали в погибшие и похоронка на сухой желтой бумаге полетела в подмосковные Луховицы к матери — единственному родному человеку.
И уж точно не мог знать рядовой Бросалов, что его голос из-под сырой земли рухнувшего блиндажа прозвучит на всю страну:
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю:
Наш ли Ржев наконец?
Ранение
Его нашли на вторые сутки. И иначе, как чудом, это не назовешь. Похоронная команда собирала тела, и кто-то увидел торчащий из-под глины сапог.
— Братцы, да он шевелится! Ей-богу, шевелится, смотрите! — закричал солдат. Подбежавшие красноармейцы торопливо сняли с пояса саперные лопатки и принялись споро раскидывать комья земли.
Родился в рубашке. Так потом скажут врачи, осмотрев Бросалова. Он не получил ни единого ранения, а только потерял сознание, пролежав без памяти больше суток. Когда пришел в себя, попытался выбраться из земляного плена, но бревна вперемежку с глиной цепко держали его в неподвижном состоянии. Дышать было можно — воздух поступал сквозь щели. Но вот руки оказались прижаты массой земли. Наружу торчал лишь один сапог, который и стал сигналом для спасения.
"Воскресший из мертвых" отказался от госпитализации. Врачи настаивали на том, чтобы он отлежался в госпитале недельку и пришел в себя. "Во взводе отлежусь", — махнул рукой Володя Бросалов, и отбыл в расположение. И хоть продолжало звенеть в ушах и временами казалось, что пропадал слух, он вновь очутился в гуще событий на передовой. Только судьбу за нос дважды не проведешь — в одной из атак рядовой Бросалов получил тяжелое ранение. Пуля попала в голову около височной кости. Из последних сил цепляясь окровавленными руками за траву, он пополз к своим. Потерявшего сознание и истекающего кровью Владимира Бросалова нашел на полпути боец санитарного взвода, чем спас ему жизнь.
Встреча в госпитале
Ранение было тяжелым и понадобилась сложная операция. Бросалова перевезли в институт им. Бурденко. Там его и встретила мать, которой месяц назад пришла похоронка на сына. Ее разыскали врачи, и осенью 1942 года состоялась встреча. Сын на больничной койке, потерявший речь после операции. И мать с душераздирающей похоронкой в руках.
Там их и увидел Александр Твардовский, пришедший в госпиталь навестить бойцов. Мама Володи Бросалова показала ему похоронку:
Ваш сын, красноармеец Бросалов Владимир Петрович в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 25 сентября 1942 года. Похоронен на восточной окраине дер. Берщево Зубцовского района Калининской области.
Сам герой тогда не смог ничего рассказать — после тяжелой операции у него парализовало правую половину тела и пропала речь. Домой парень вернулся в инвалидном кресле, которое катила хрупкая мать.
Пять лет понадобилось на то, чтобы упорными речевыми и двигательными тренировками вернуть подвижность телу и суметь пусть с трудом и коверкая звуки, но начать говорить. А дальше все становилось только лучше. Володя поправился настолько, что смог даже окончить техникум садоводства и устроиться в родном городе в Коммунхоз. Он стал не только отцом семейства, но и счастливым дедом.
Не раз рассказывал Владимир Петрович историю того памятного боя и своего спасения. Встречу с Твардовским он помнил тоже очень хорошо, хоть и не мог тогда поведать поэту все обстоятельства боя на высоте 180.3. Да и не нужны они были Твардовскому. Ведь стихотворение — это, по сути, нравственное завещание потомкам от лица красноармейца, хотевшего свободы и счастья для своей Родины. Той самой, за которую он однажды был "убит подо Ржевом"...
А вот про рядового Дмитрия Овчаренко стихов не написали. Хотя его подвиг достоин не только слов, но и памяти. Шутка ли — с топором в руках в одиночку уничтожить взвод фашистов 👇:
(При написании статьи была использована информация с сайтов: proza.ru; world-war.ru; aif.ru; ross-bel.ru)
