– Дядя Гриша сказал, что перепишет завещание в пользу соседей, – Катя позвонила сестре сразу после очередного дежурства.
– А что случилось? Вы поссорились?
– Нет, Марина, все было совершенно как всегда – я убрала квартиру, сходила за продуктами, приготовила ужин, почитала ему вслух. А потом, уже перед моим уходом, он говорит: «Смотрю, вы с Катей не скучаете по нашим встречам, не хотите у меня чаще бывать, буду переписывать завещание на соседку – я ее каждый день вижу, ей не все равно как я тут справляюсь».
– То есть двух раз в неделю ему уже недостаточно?
– Как видишь – нет.
– Ну что ж, мало значит мало. Я чаще раза в неделю не могу, ты, насколько понимаю, тоже едва один день выкраиваешь. Пусть переписывает. Это его имущество, в конце концов. А ты что думаешь?
– Думаю – может, это деменция начинается? Может, стоит доктора привести?
– Да ну, Марина, какая деменция. Он полностью в своем уме, просто скучно ему на пенсии, хочет по старой памяти людьми распоряжаться, важным быть.
– Может быть. Поживем – увидим. Поедешь к нему в четверг – сыра возьми адыгейского и кусочек рыбы красной. Он просил.
– Хорошо, куплю.
… Если бы про дядю Гришу надо было написать сказку, она бы начиналась так: «Жил-был богатый одинокий пожилой человек. Одиноким он, правда, стал не в одночасье, да и одиночество его не было глобальным и безысходным. Когда-то его любили родители, тетушки и кузины, обожала жена и уважали подчиненные. А на старости лет все заботы о нем легли на плечи двух молодых племянниц».
Итак, по порядку.
В большой, разветвленной, клановой семье жили две кузины и кузен. Были они практически ровесниками, вместе проводили каникулы на одной даче, в течение года встречались на семейных праздниках и по другим поводам.
Многие люди не слишком жалуют родственников, но Гришина семья была родней в самом лучшем смысле этого слова: старшее поколение сумело создать атмосферу, в которой у каждого было ощущение причастности к общей жизни, дружили взрослые и дети, в случае нужды все предпочитали обращаться не к чужим, а друг к другу.
Естественно, когда Гриша и кузины выросли и обзавелись своими семьями, привычка к общению и взаимовыручке никуда не делась. У кузин со временем появились мужья, а потом и дочки, начавшие обживать клановую дачу и общаться друг с другом.
Григорий тоже женился, но детьми супруги не обзавелись. Для того времени это было нетипично, однако оба утверждали, что у них нет времени на пеленки и они не выносят детских капризов. И в это все верили, так как продолжая приезжать на семейные праздники, Гриша с женой сводили к минимуму контакты с племянницами Катей и Мариной. А в случаях, когда контакта с детьми избежать было уже совсем невозможно, всем своим видом демонстрировали незаинтересованность.
Зато они были очень успешны в смысле работы, карьеры и денежных вложений.
Настолько успешны, что даже перестройка со всей последующей финансовой чехардой и дефолтами не уменьшили их капитала. Кроме денег единственной реальной ценностью этой бездетной пары была квартира в центре Москвы.
К великому горю Григория, жена его, будучи еще совсем не старой женщиной, заболела и покинула этот мир. Кузины не оставляли попечением овдовевшего родственника – еще лет десять все они поддерживали тесное общение. Но сначала одна, а за ней и другая скончались.
После смерти последней сестры дядя Гриша призвал к себе молодых племянниц и объявил свою волю. Так как никого кроме Кати и Марины у него не осталось, он возлагал на них заботу о себе, а в обмен завещал им квартиру и счета в банках, к которым предполагал больше не прикасаться.
В заботу входило небольшое денежное содержание и регулярное общение – что-то типа договора ренты. Сестры, конечно, похихикали над причудой дядюшки (процент с его капитала был несравнимо существеннее, чем то, что они могли ему предоставить в качестве содержания), но – старикам везде у нас почет – согласились на все условия.
Забота о престарелом одиноком родственнике для них была вполне естественной, ведь Катя и Марина выросли в семье, где родственные связи считались основой жизни. Они делали бы это и без всякой материальной заинтересованности.
Как часто приходить, дядюшка строго не оговаривал, однако предупредил:
– Состояние вам достанется немалое, его нужно получить заслуженно. Если вы будете манкировать условиями, завещание изменю.
Сестры договорились навещать дядю Гришу минимум раз в неделю. Иногда вдвоем, иногда по очереди. Если появлялась возможность, приходили чаще.
Сначала все шло как нельзя лучше. Старик радовался каждому их приходу и не требовал больше, чем они могли дать. Через какое-то время попросил приходить дважды в неделю. Это было сложнее, но все же возможно.
Потом ситуация стала ухудшаться. В какой-то момент дядя Гриша захотел видеть родственниц не реже трех раз в неделю. Тут уже и Катя, и Марина стали отнекиваться: у обеих были дети дошкольники. Послушав доводы, старик согласился на домработницу.
Помощницу по дому нашли быстро, но продержалась женщина ровно неделю. «Она слишком громко разговаривает и много ест», – отрезал дядя.
Потом была пара историй с ночными сиделками. Дядя иногда болел. Племянницы приходили ухаживать за ним, но переезжать к нему на время болезни не могли. Оставалось нанимать специального человека, что они и делали. И каждый раз дядя Гриша закатывал скандал – чужаков он в своем доме не мог терпеть.
А потом становилось все хуже и хуже.
Старик начал подозревать племянниц в корысти – ходят только ради денег, обижался, что Катя и Марина стали забывать о нем: мол, редко приходят, не рассказывают семейные новости. А в один прекрасный день заявил, что перепишет завещание в пользу соседей, подписав с ними договор ренты.
Взвесив свои возможности, племянницы сказали ему, что завещание – его личное дело, и вмешиваться они не собираются. А если он не справляется один, Катя согласна забрать его жить к себе – у нее как раз есть свободная комната.
Дядя Гриша еще больше разозлился:
– Вот как! То есть вам все равно? Вы такие святые бескорыстные овечки? Так не бывает.
– А как бывает? Мы твои единственные родственники, неужели ты думаешь, что мы тебя бросим на старости лет одного? Даже если ты перепишешь завещание, это ничего не изменит в наших отношениях, – уверяла Катя. – Но ты должен знать – договор ренты с незнакомыми людьми – вещь опасная.
После этого разговора каждый раз племянниц ждал на видном месте то распечатанный и не подписанный договор ренты, то иные свидетельства раздумий дяди над этой темой – старик больше не верил в бескорыстие родни. В конце концов он объявил, что завещание переделано, и они больше не имеют отношения к его имуществу.
Племянницы пожали плечами – ну нет так нет – и продолжали приезжать, готовить, убирать и ухаживать. Они искренне списывали его поведение на старческие причуды и в глубине души не верили в то, что он способен лишить их наследства.
А потом дядя Гриша умер.
После вскрытия завещания оказалось, все имущество он отписал … своей внебрачной дочери, о которой никто из родственников никогда не слышал. И сделал это практически сразу после смерти последней кузины. То есть Кате и Марине он врал с первого дня.
… Оспаривать завещание племянницы не стали.
А дочь, как выяснилось, понятия не имела о том, что ее растит отчим. На фоне таких открытий она полностью разорвала отношения со своей родней – всегда чувствовала себя там чужой! Узнав о том, что папа больше десяти лет нуждался в уходе, она по доброй воле отдала половину внезапного наследства племянницам. Вскоре и ее сын – копия дяди Гриши – стал осваивать родовую дачу.
P. S. Ставьте лайк и подписывайтесь на наш канал
