Если вы когда-нибудь поступали в больницу (в любую) в выходные, то представляете, что в это время там, мягко говоря, пустовато. Разумеется, в плане персонала, а не пациентов.
Психиатрическая больница, куда меня отвезла «скорая помощь», находится в лесу примерно в 40 км от города. Рядом есть поселок, и напротив самой больницы даже стоят несколько многоквартирных домов, но в целом это погоды не делает. Я оказалась за городом, за забором и за закрытыми дверями.
Впрочем, в целом мне повезло: я попала в «нормальное» отделение, где лежат пациенты с аффективными расстройствами (то есть расстройствами настроения), суицидники и прочие бездельники, не имеющие отношения к «большой психиатрии».
В приемном покое со мной побеседовал врач (в выходные и в ночное время в лесной больнице врач только один). Не помню точно, о чем мы говорили, но помню очередную волну паники: я вдруг в полной мере осознала, что я тут пациент - то есть никто. И обращаться со мной будут…
На самом деле я понятия не имела, как именно. Это и пугало.
На вопрос о суицидальных мыслях я ответила, что их нет и не было. На тот момент это было правдой: я боялась, что что-то такое могло бы произойти, но не желала этого сознательно. И здравый смысл подсказывал не вдаваться в подробности.
В итоге меня отвели в открытую половину отделения (а склонных к суициду пациентов направляют в закрытую – двери там действительно все время на замке). Сначала меня поселили в палату к другим людям, но потом из-за немного поднявшейся температуры перевели в отдельную. До этого я успела застелить кровать и сделать пару звонков родственникам.
Как объяснить близким, что ты отъехала в психушку?
Довольно сложно. Особенно если до этого ни про какую депрессию и лечение у психиатра и речи не шло, потому что это в принципе невозможно, стыдно, плохо (подставьте свое) и вообще «все так живут, нечего себя жалеть».
Поэтому вместо того, чтобы сказать «знаете, мне так плохо, что я, кажется, скоро умру», я блеяла в трубку что-то про «нервный срыв» и отделение неврозов.
Когда я с рюкзаком и охапкой постельного белья переселилась в пустую палату… Не произошло ничего. Никто не пришел, чтобы проверить, как у меня дела или объяснить что-то. Или хотя бы просто убедиться, что я не вскрыла вены обломком зеркала. И дело не в том, что были выходные. Надеюсь, сейчас что-то изменилось, но тогда первую поддержку и хоть какое-то понимание ситуации ты получал от соседей по палате, если они были готовы к общению. Ну или ни от кого.
Не представляю, как все сложилось бы, если бы у меня самой не было профессиональных знаний в области психиатрии. И если бы не мой однокурсник Миша (имя изменено).
Каким-то чудом Миша, врач одного из отделений, оказался в ту субботу на работе. И, узнав, кто поступил в больницу, пришел меня навестить.
Вообще здорово, что ко мне пришел кто-то, с кем можно было открыто поговорить и обняться. И одновременно грустно, потому что, не будь я врачом, а он – моим знакомым, я сидела бы в палате одна. Как и все другие пациенты. Без объяснений, без представления о том, что же будет дальше.
А дальше все-таки пришла медсестра и сделала мне укол.
Таких уколов потом было много. Из-за них я не помню следующие две недели, а дальше помню отрывками.
Но, знаете, я и не уверена, что хотела бы помнить и чувствовать. Так что в этом отношении уколы мне помогли. Правда, основную проблему они не решили: за стенами больницы была все та же обычная жизнь, пугающая и ввергающая в отчаяние.
Удивительно, как я смогла продержаться еще несколько месяцев.
