Заявка Alexandra Olegovna "Реанимация, ребенок"
Говорят, что есть граница между миром живых и миром мертвых, переступив которую однажды ты больше не будешь прежним. «А как же реанимация?», наверняка спросите вы. Но кто и когда проверял спасенных людей на принадлежность к тому или иному миру?
Местная байка, городская легенда, если хотите, что-то на грани фантазии – вот как можно назвать то, что я хочу рассказать вам. Вот только в каждой легенде есть одна-две крупицы истины, а в нашем случае это целый контейнер крупиц, тонн так на 10. Потому что у случившегося были свидетели, и не все они уже отошли в мир иной. Я вот, например, жива, не знаю, правда, надолго ли.
В ту пору, когда все случилось, я была совсем еще девчонкой, тонкой и звонкой выпускницей медицинского колледжа, свято верующей в добро и справедливость. Мы все такими были – надеялись на лучшее, отдавали все свои силы на борьбу, жили по законам совести. И, конечно, считали, что человек – вершина эволюции, и никакие чужие мольбы не могли заставить нас поверить в альтернативу. Ну, да давайте постепенно, так сказать, раскрывая события.
Как понимаете, работала я в самом подходящем для спасения людей месте – в старой городской больнице. Медсестрой. Повезло мне тогда безмерно, потому что один из хирургов, Петр Матвеич, заметил мою старательность и позвал к себе в команду. Личностью он был легендарной, что называется, врачом от Бога, творил такое, что кроме как чудом и назвать было сложно и мог собрать человека буквально по частям, да так, что никаких последствий для больного не оставалось.
Серьезно, на моих глазах Петр Матвеич пришил мужику ногу, по колено оторванную трактором, а спустя год тот мужик спокойно бежал по улице. О жуткой травме напоминал разве что тонкий белый шрам на месте швов. И это был не единичный случай, это была скорее норма. К нему даже из столицы приезжали, очередь на плановые операции стояла, как на концерте какой-нибудь иностранной звезды. Больные, которых он спас, называли его святым и порывались целовать руки.
При всем этом человеком Петр Матвеич был самым обычным: исправно стоял в графике ночных дежурств, приносил из дома еду в баночках и пирожки, которыми охотно делился с персоналом и больными, забывал накинуть пальто перед выходом в соседний корпус, подкармливал бесконечных собак на территории больницы и очень любил свою работу. Мне кажется, если бы не регулярные напоминания медсестер и его собственной супруги, он бы и жил в больнице.
И конечно все мечтали попасть на прием именно к нему, потому что знали – Петр Матвеич и с того света вернет. Но только не та женщина…
Нам бы с первого взгляда сообразить, что дело не чисто – в конце концов какая мать будет рыдать и цепляться за руки врачам с просьбой, чтобы ее ребенка НЕ спасали? – но протокол есть протокол. Мальчишка, которого к нам доставили в крайне тяжелом состоянии, был совсем плох и тратить время еще и на его мать было просто неразумно.
А дальше… Все как в тумане, четко и отлаженно годами работы. Отделение реанимации, операционный стол, скальпель, хруст ребер, адреналин, прямой массаж… Пацан угасал прямо на наших глазах, из него буквально выходила жизнь, при том, что внешне никаких травм просто не было, не считая развороченной нами же грудной клетки. У пацана совершенно не хотело биться сердце. Стук, другой, пауза – и мы качаем изо всех сил, меняясь периодически, пытаясь заставить его пойти снова.
И все это время, пока мы боролись за жизнь несчастного ребенка, его мать кидалась на дверь операционной и умоляла врачей не спасать пацана. В конце концов этой странной женщине вкололи двойную дозу успокоительных, но даже в нирване она все повторяла «Нет» и «Не надо» в разных тональностях.
По-хорошему есть четкое правило для подобных пациентов. Реанимационные мероприятия могут длиться не больше 30 минут (чаще это время значительно меньше), дальше повреждения становятся необратимыми, и врач обязан прекратить реанимацию.
Если бы на месте Петра Матвеича был другой врач, парнишку бы не спасли. Но... Петр Матвеич почти успел, задержался максимум на пару минут. Качал сердце уже в одиночку, когда мы все сдались, и все шептал, шептал, шептал как не в себя, что вытащит, поможет, исправит… Петр Матвеич любил детей и больше всего ненавидел, когда в его смену кто-то умирал, и терпеть такое вот, как сейчас говорят, комбо, вовсе не собирался.
Не знаю, что конкретно помогло тогда – то ли настойчивость Петра Матвеича, то ли еще что-то, но парнишка все же выжил. Сердечко, отказывающееся работать, застучало самостоятельно, кардиограмма на мониторе выровнялась, реанимация прошла успешно. На лишние минуты мы все дружно закрыли глаза, не став даже упоминать их в протоколе.
Самое сложное осталось позади. Мы так думали.
Правда возник один вполне резонный вопрос – а что нам, собственно, с матерью больного делать? Пустить ее в палату мы не могли, и даже не потому, что в палаты к подобным больным не пускают, а из-за ее странных, крайне сомнительных идей. Она кидалась на врачей, пыталась пробиться в закрытую палату и все порывалась отключить аппараты, к которым был прикреплен мальчишка. И продолжала бормотать, что нам не следовало его возвращать.
Так в моем лексиконе прижились слова «психиатрическая помощь», «социальные службы» и «временная опека». Да, пацана у такой странной мамаши мы дружно решили отобрать, а то ведь доведет дело до логического конца, а мы не для того его спасали и нервы тратили, чтобы допустить подобное.
Почему-то никто из нас не догадался поинтересоваться, ПОЧЕМУ, в конце концов, она так не хочет, чтобы ее ребенок жил. При том, что по всем характеристикам – а мы их собрали немало за тот сомнительный период – она была образцовой матерью и искренне любила сына.
Приглашенный психиатр списывал все на состояние аффекта. Вроде как она и сама не понимает, что именно несет, или понимает, но психика ее нарушена страшным событием настолько, что требует закончить начатое. Я не очень разбиралась во всем этом, я все же далека от психиатрии, знаю только, что в отделение ее все же положили - под препаратами она переставала буйствовать – но это ни на грамм не помогло ей избавиться от навязчивой идеи похоронить вполне живого сына. Который, к слову, все это время уверенно шел на поправку.
А в день, когда ребенок открыл глаза и задышал самостоятельно, его мамаша прекратила всяческое сопротивление. Казалось бы – вот оно, сын жив, радуйся и забудь про свою шизофрению! Но она молча подписала бумаги для опеки и ушла из больницы, сломленная, даже не заглянув в палату.
А мальчик стремительно выздоравливал. Как сказать 12тилетнему ребенку, который практически умер, что от него отказалась мать? Никто из нас не знал, но мы все – каждый по-своему – старались показать парню, что он не один. И только умилялись тому, насколько приветливым, милым и воспитанным был Егорка, так его звали. Когда его переводили в детское отделение, мы даже расстроились – до того успели привязаться к парнишке.
А потом началась та ерунда. Ну, мы тогда подумали, что это ерунда. Дети ведь болеют, дети шалят часто и в целом не склонны к дисциплине… А то, что им не нравится новенький, и вовсе блажь и дедовщина, все должны дружить, тем более что пацану и так досталось.
По-настоящему разбираться в проблеме начали, когда было уже поздно. Один из соседей Егорки по палате… Хороший, стабильный мальчик всего лишь со сложным переломом, который вообще мог не лежать в больнице, но очень скучал сидеть дома, пока родители на работе… Абсолютно позитивный, смешной и очень яркий… Вышел из окна палаты, с четвертого этажа, прямо на бетонное кольцо старого колодца. Каким-то образом предварительно вырвав решетку, закрывающую окно по технике безопасности.
Вот тогда-то и додумались начать опрашивать детей. И все они, как один, твердили, что погибший мальчик был хорошим и ни секунды не думал ни о чем подобном, но… Его заставили. Егорка.
«Нет, он не толкал, он… смотрел, странно так, и глаза у него черные были. А потом решетка отвалилась, сама отвалилась, и Жека на подоконник полез. Мы закричали, а Егор сказал, что следующими будем».
«Это все Егор! Он! Он все время издевается, заставляет разные штуки делать. Не знаю как, но сам стоял на одной ноге, зуб даю. И Жеку он заставил прыгнуть, за то, что тот ему апельсины не отдал».
«Ничего не знаю. Боюсь. Страшно. У меня кошмары от него, от Егора, он страшный и больно делает. И решетка из окна сама упала, Егор только посмотрел на нее».
Мы все дружно схватились за головы. Информация, которую дружно, хором, но явно не сговариваясь, выдавали дети, звучала как бред. Не поверить им мы не могли, слишком уж убедительными были ВСЕ дети в отделении, а поверить… Тоже не могли. Сложно поверить в то, что кто-то способен отрывать металлические решетки взглядом и заставлять людей делать то, что им говорят.
Тогда не могли.
Я не знаю, что за тварь поселилась в теле маленького мальчика. Я понятия не имею, почему конкретно меня обошла участь стать марионеткой, послушной куклой твари, наверно во мне просто не было ничего из того, что могло ее заинтересовать. Но то, во что превратилась наша больница…
Медленно, постепенно, не наглея и все еще притворяясь милым маленьким мальчиком, Егор захватывал больницу. Медсестры улыбались ему. Врачи приносили сладости. Дети исполняли его капризы. Я, и еще несколько человек, не попавших под влияние, заметили неладное не сразу, а потом было уже поздно. Люди, которых мы знали, больше не были ими. Менялись поведение, привычки, повадки…
Сперва малышня, которую еще не успели или не могли разобрать родители. Они больше не играли, не бегали по коридорам, не… жаловались на Егора и его привычки. Они функционировали ровно так, как он им приказывал, выполняли любые пожелания и капризы. Некоторые, многие на самом деле, не пережили подобного, но… К тому времени, когда количество жертв превысило нормальное по больнице, медсестры и врачи в большинстве своем тоже уже были подчинены Егору. Или тому, кто был внутри него.
Я… старалась не замечать происходящего и просто делать свою работу. Я видела, что Егор и его слуги присматривают за мной, но молчала. Да и кому бы мне было говорить? Кто бы мне поверил? Я сама себе не верила совершенно…
Мне бы хотелось сказать, что все закончилось благополучно и победило добро, но нет. Не победило. Когда все скатилось в Ад, и неладное заметили уже буквально все, Егор просто сбежал, забрав с собой… Петра Матвеича. Тот вроде как усыновил его, чем тварь в теле ребенка пользовалась на полную катушку.
Люди, которые подчинялись твари, погибли. Все без исключения. Целая больница мертвых тел разных возрастов. У каждого из них остановилось сердце.
Расследование тогда было глобальное, трясло всех до самой столицы, но ничего – и никого – найдено не было. Списали на утечку газа, картина смертей как раз подходила. А то, что никакого газа и близко не было, никого не волновало. Ну, кроме жителей нашего городка, но кто их слушал?
Больницу закрыли – газ же, опасно – сперва на время ремонта, а потом и навсегда. С тех пор здание стоит пустым, разрушается и привлекает к себе любителей паранормальных вещей. Якобы ужас живет в стенах и мучает случайно забредших туристов.
Вот только ужас живет не в стенах. Ужас – он ЗА пределами больницы. Где конкретно, мне лично неизвестно, на мое же счастье, но сама мысль об этом…
Тогда, почти сразу после случившегося, я виделась с матерью Егора, как мне казалось, с единственным человеком, который знал, что происходит. Но она не сказала мне ничего конкретного, только то, что предупреждала – не нужно вытаскивать тело с того света, потому что – она видела это отчетливо – душа Егора уже ушла на Небеса, а то, что может прийти на зов пустого сосуда, не будет иметь к ее сыну никакого отношения.
Значение ее слов я поняла гораздо позже, когда в страхе и панике бежала туда, где должны решать подобные вопросы – в церковь. Там-то и прочитала про концепцию смерти, души и прочих переносов из одного мира в другой. И не поверить не могла, ведь все случилось на моих глазах, слишком реальное, чтобы просто отмахнуться.
Я не знаю, где сейчас Егор и Петр Матвеевич, правда не знаю. Уверена только, что как минимум один из них жив, возможно даже успешен и знаменит, такие как Егор не станут отсиживаться на вторых ролях. Знаю только то, что хочу дожить свой век в том же счастливом неведении, мне не так уж много и осталось. И донести до остальных – не все, кто возвращается с того света, остаются прежними. Главное только найти в себе силы и признать это.
А как относиться к полученной информации, решать уже вам.
История в авторской озвучке выйдет вечером, в 18.00. Понравилась история? Не забудь подписаться и поставить лайк!
______________________________________________
Хотите принять участие в игре "Страшилка по двум словам"? Переходите по ссылке: https://dzen.ru/a/Y4hTNcnRJCELDe6p?share_to=link
Два условия от меня: быть подписанным и терпеливым))
Всех жду!
