Диверсионно-разведывательный взвод или группа (ДРГ) не была закрытым формированием. Прийти мог любой. Любой и приходил. Главное было присоединиться к тренировкам не позднее третей. Позже смысла не было. Пришедший уже на третье занятие новичок очень сильно тормозил процесс обучения, с трудом понимал взаимодействия внутри группы и способы решения задач.
Обучение шло быстро. Очень быстро. Никто не знал, сколько времени отпущено на «учебный процесс» и когда вместо учебной гранаты под ногами окажется боевая. Может быть, это случится через полторы недели, а может быть, через месяц. Поэтому, не питая никаких иллюзий, инструктор проводил драконовскую «выбраковку».
Помимо таких физических нагрузок, от которых у него самого (а занимался он наравне со всеми, «в полной боевой») носом шла кровь, необходимо было налету схватывать вводные, проводить анализ ситуации, уметь моментально считывать сигналы от соратников и быстро усваивать теоретическую информацию.
Подъем в шесть ноль-ноль, получение оружия в семь-тридцать, завтрак и сборы до восьми-тридцати, тренировочный выход.
Одежда, вооружение, рюкзак с имитационным весом обязательного боекомплекта и снаряжением, вода в бутылке или чай в термосе – тут по желанию, но важен каждый грамм лишнего веса.
Идешь. Бежишь мало, почти не бежишь, но падаешь часто и много ползаешь. Даже и идешь по колено в снегу, высоко поднимая ноги, потому что так вероятность почувствовать растяжку немного выше, чем если бы ты шел обычным шагом. А подняв эту ногу опускаешь ее медленно, потому что так ниже вероятность хрустнуть веткой. При любом несогласованном действии группы, при любой ошибке любого из ее членов приседаешь «по-десантски», встав в кружок и обнявшись за плечи с товарищами, обязательно задрав голову в небо. Оружие тебе мешает, рюкзак давит вниз, пот заливает глаза. Ты думаешь, как бы закончить и выпрямить многострадальные ноги, но тут поступает команда «Полторашка» и все замирают в полуприседе. Команда эта, обычно, поступает после двух третей от общего числа приседаний. Ах да… меньше сотни за раз приседали редко. Обычно сто пятьдесят – двести.
В первые дни, когда в группу еще берут новеньких, количество приседаний за ошибки доходит до тысячи - тысячи двухсот. Инструктор объясняет, что сильные ноги – залог выживаемости. Почти весь бой зависит от ног: тут быстро пробежал, тут двигаешься полуприседом, тут долго сидишь, подвернув одну ногу под пятую точку, а потом обязан мгновенно вскочить. «Это не моя прихоть, мужики, это суровая необходимость» - говорит Молдаван и добавляет «еще пятьдесят».
И это только дорога на полигон. Если на ближний, то три километра, если на дальний, то семь. С трудом верится, но пришедшие чуть ли ни насквозь мокрыми в любой мороз, валящиеся с ног от усталости бойцы только на полигоне приступят к занятиям. После пятнадцатиминутного перекура.
Конечно, это только часть тренировок. В них всё, - и то, что вы можете вспомнить, и то, о чем широкая общественность не подозревает. Но все это сейчас не важно, потому что обычно новички отсеиваются уже на этой, "офп"-стадии. И это первая половина не прошедших отбор. Вторая – это те, кто выдерживает одну-две тренировки и «сливается» только после этого, под различными более или менее правдоподобными предлогами.
Добряк был из первой.
К восьми-тридцати он подошел к точке сбора вместе со мной. На нем была армейского типа одежда: найденная в запасах старшины куртка и теплые штаны, которые купил Юрик. Вот только с обувью возникли проблемы – она должна была появиться у Добряка на следующий день. Поэтому он бодро вышагивал в «зимних» кроссовках. Рюкзак он одолжил у товарища, а «пятишку» после долгих поисков и по моему совету взял из запасов «святой воды», банки с которой стояли на общей кухне. Она и болталась у него за спиной, толкая между лопаток при каждом шаге, - Добряк считал, что подогнал рюкзак. Автомат у него был трофейный, не состоящий на учете в части и выдающийся из нашей собственной оружейки.
Ему сильно повезло. В тот раз мы ходили на дальний полигон и инструктор, пройдя с нами половину пути, уехал вперед на попутной машине. Нечто подобное происходило постоянно. Он был непредсказуем и мог организовать засаду, мог пропустить нас вперед и проехать мимо еще раз, проверяя, как мы смогли спрятаться. Мог заминировать проход или организовать внезапное нападение. Понимая, что за нами могут следить, даже самые горячие головы редко предлагали пренебречь правилами и пойти налегке, например, по колее машины. Но, все-таки, приседали мы в тот раз меньше и по уши в снегу ползали реже. Добряк, хотя и валясь с ног, но дошел.
После перекура все окоченели. Попробуйте «покурить» в пятнадцатиградусный мороз, промокнув перед этим до нитки. На кроссовки «чудо-воина» смотрели с жалостью, но сам он пытался бодриться. Однако сильно за него никто не волновался. Все прекрасно понимали, что очень скоро опять станет жарко. И даже в кроссовках.
Послышался призывный свист и вот уже группа бежит к Молдавану, оставив позади уют высоких сосен. Задача простая. Мы на рубеже, перед нами стометровый полигон с бетонными амбразурами, полузасыпавшимися окопами и рассыпанными каменными обломками, — все это под толстым слоем снега и только амбразуры торчат уродливыми укрытиями на белом фоне. С той стороны полигона лес, где укрывается противник. Задача группы простейшая – штурмовать позиции противника.
Штурм начинается «с колонны». Группа распределяется по фронту, заваливаясь в снег и изготавливаясь к стрельбе и по команде командира «Пошел!» бойцы, через одного, вскакивают и немного виляя стараются как можно быстрее пробежать три-пять метров. Поле этого каждый из бегущих падает не разбирая куда. Может быть, там обломок камня, может быть, яма. Но главное, чтобы там было хоть какое-нибудь укрытие, хоть холмик, хоть кочка. Потому что, если такого укрытия нет, приходится ползти еще полтора метра по диагонали, в снегу по самые глаза, как можно быстрее. И только сбив таким образом прицел противника, изготовясь к стрельбе, во все горло орать «Держу!».
Только после этого оставшиеся «через одного» позади бойца начинают движение. Только после того, как правый и левый убежавшие вперед «держат» можешь вставать и бежать ты сам, державший до этого.
Упал, прополз, орешь. Вскочил, бежишь, упал, орешь. Упал, ударился о камень, прополз, орешь. Вскочил, бежишь, слышишь, как орет Молдаван, чтобы бежал быстрее, упал, орешь. Когда упал в следующий раз, кто-то сильно тебя пинает, чтобы ты полз. Потому что ты, надеясь, на невнимательность инструктора уже второй раз не ползешь. Но надежды тщетны, инструктор высококлассный, он заметил, подошел сзади и пинает. Больно.
Ты вскакиваешь, бежишь шатаясь, спотыкаешься об отсутствие опоры под ногами и падаешь раньше запланированного – наткнулся на окоп и потянул боковую мышцу пресса. Всем плевать, ты должен держать. Держишь, орешь. Встаешь медленно, бок болит. Почти встал, опираясь на уткнутый в снег ствол автомата, но тут же падаешь, получив сильный пинок в спину.
- Быстро вставай! Быстро!!
Пытаешься встать быстрее, получаешь пинок, но держишься на ногах, бежишь, падаешь уже всем весом, потому что ноги не держат. Кирпичи и «хлам» в рюкзаке больно бьют по спине. Кто-то рядом что-то требует. «Включаешься». Оказывается надо орать, а ты забыл. Орешь. «Держу!».
- Отход!
Если «отход», значит мы добрались до леса и почти в таком же порядке надо возвращаться назад. Почти, потому что теперь бежать надо спиной к лесу, а перед падением разворачиваться и, конечно же, «держать». Падают все в подкате, скользя по уже перепаханному снежно-земляному полю. Это легко, метр можно проскользить. Главное, не попасть на камень и не отбить колено или локоть…
На исходном рубеже меняешься со второй половиной группы. Теперь их очередь, а вы отдыхаете. Пока они бегут. Понимаешь, что у времени есть секрет: почему-то бежать очень долго, а стоять смотреть – время пролетает незаметно, не успеваешь отдохнуть. И заново. И еще раз. И так раз пять туда-сюда.
А потом еще раза три, отрабатывая обманный маневр отхода. А потом не останавливаясь у леса, с продолжением по скрытому под снегом бурелому. Надеясь только на одно, - чтобы не оставить на каком-либо сучке свое мужское достоинство. Ну и еще, пожалуй, на то, чтобы не потерять из виду своих товарищей. Потому что если это произойдет, то придется приседать. А потом на другую площадку, отрабатывать стрельбы. А потом обратная дорога с засадами, ранеными, которых нужно нести на себе или на носилках, с гранатами с…
А потом обед. Сразу, сходу. С дороги в пункт раздачи пищи. Без очереди, потому что Молдаван сказал, «Пустите, разведка!». Но только все это не нужно. Хочется просто уйти в «располагу», отковырять с себя весь наросший лед, упасть на шконку и лежать. И зная это, Молдаван заставляет есть. «Через не хочу», через тошноту. Потому что ослабленный боевой товарищ подведет группу. Все сдохнут. Задание останется невыполненным.
А через час обеда ты, уже переодевшийся, должен ждать в учебном классе. Там у группы будет теоретическое занятие по ориентированию, саперному делу, беспилотникам, наведению на цель артиллерии, полевой медицине. И только после этого, перед ужином, ты можешь приготовить одежду и снаряжение на завтра, почистить оружие и помыться в ледяной воде. Потому что после ужина ты просто упадешь в кровать.
Молдаван никого не выгонял с занятий, подавляющее большинство уходили сами. Значительно проще было тренироваться один раз в день на общих занятиях, вразвалочку дойдя до ближнего полигона, немного там постреляв и, вернувшись назад таким же прогулочным шагом, больше ничего не делать. Или не делать ничего вообще, - так тоже было можно.
Многие удивляются: «Чему можно научиться за месяц?!». Смотря, чему ты научился за жизнь. Если ты имеешь общее представление о географии и ориентировании, на биологии человека и ОБЖ не валял дурака, развивал логику мышления и наблюдательность на алгебре, физике и химии, занимался спортом, тренируя вестибулярный аппарат, моторику и повышая общую выносливость… Если ты лез на дерево, понимая последствия падения и перебарывая страх, если тебя никто не оберегал от грубого слова и подзатыльника за глупые действия, то научиться можно многому. Многому. Особенно, если ты понимаешь, что в этот раз последствия «невыученного урока» и «непоставленного навыка» не сведутся к падению с высоты. Если понимаешь и ждешь отъезда со дня на день, страстно желая, чтобы обучение продлилось еще несколько дней, за которые ты уж точно научишься правильно реагировать на… верно действовать в… успешно оказывать помощь, когда…
Добряк всего этого не знал. Не понимал. Не ждал. Он просто слышал когда-то, что уважают тех, кто заявляет о своей принадлежности к разведке или десантникам. Было удивительно, но его интеллектуальных и эмоциональных возможностей не хватало, чтобы понять эти, не сложные, в общем-то, вещи.
Поэтому Добряк и не видел того, что было после простейшей отработки штурма «лесных» позиций противника. У него не получилось доработать до конца и это. Он ушел «домой», а случилось это так.
Вся группа вместе с инструктором стояла и до слез смеялась над мокрым «школьником».
Крышка «пятишки», видимо, была закручена кое-как. Поэтому, после нескольких активных падений, она открутилась или лопнула. По заледеневшей ткани одежды (снаружи мороз, изнутри влага) с рюкзака потихоньку стекал водопадик воды, которую Добряк не ощущал. Она текла по пояснице, перетекала на штаны, но до кроссовок не дотекала – замерзала в районе колен.
- Подожди! Снимай с себя рюкзак быстрее! – Подошел я к нему, чувствуя некоторую ответственность за этот «овощ».
Добряк не понимал, что произошло, и, похоже, не очень расстроился, когда понял.
- Ты что там делаешь, когда надо падать? Ты там «ангелочка снежного» рисуешь что ли? – Смеялся Молдаван.
Действительно, вместо нормального передвижения по земле, Добряк валялся на разных боках, корчился и вообще всячески изображал бурную деятельность, ничего полезного, в общем-то, не делая.
- Не… а что? – Проблеял Добряк в ответ, с трудом стягивая рюкзак. Было видно, что он еле двигается.
Я опустился на корточки и задрал штаны. Щиколотки казались окоченевшими, кожа была сильно покрасневшей.
- Его надо отправлять обратно. – Обратился я к Молдавану.
Нагрузок он не тянул, ориентироваться в меняющейся ситуации и выполнять даже простейшие алгоритмы был не способен, еще чуть-чуть и получил бы обморожение ног и рук (запасные рукавицы он, конечно, не взял).
- Нее… Я еще буду тут. – Попробовал упрямо настоять Добряк, но был прерван инструктором.
- Оружие сдаешь вашему старшему. Скажешь, Молдаван сказал и потом проверит. Подходишь во-он к тем бездельникам, - здоровяк махнул в сторону «перекурных сосен», где постоянно стояли избегающие занятий лентяи, которые по какой-то причине решили дойти до полигона, – тыкаешь в любого и говоришь, что я приказал сопровождать тебя обратно.
Молдавана знали, уважали и боялись все. Сомнений в том, что его приказ выполнят не было.
Я смотрел вслед парню и многие мысли носились в голове. Я и некоторые мои товарищи старались помогать пацану. Не допустили неуставных действий в его отношении, одевали, наладили какой-то образовательный процесс. Но ничего из этого не работало. Вспомнились истории о реальном «Маугли» - мальчике, которого подобрали после длительной жизни в джунглях и без толку пытались обучить.
Этот парень должен был годами учиться преодолевать лень. Ведь нельзя заставлять себя пахать после того, как уже опрокинул содержимое желудка, если до этого не утруждался обязанностями даже по элементарной уборке за собой.
Должен был развивать интеллект. Ведь не получится ориентироваться в сложнейшей системе «товарищи-противник-инструктор-ты-оружие-местность», если до этого от тебя не требовалось ничего сложнее выполнения простейшего алгоритма «пришел-сидишь». Ведь он не сталкивался с требованиями учителей, которые нужно выполнять, а если не выполняешь, то нужно что-то придумать и предусмотреть себе «отмазку» на случай, если тебя возьмут «за задницу». Реальных требований просто не было.
Он должен был развивать свою эмоциональную сферу. Ведь не получится ползти вперед, когда инструктор стреляет боевыми патронами рядом с головой, а ошметки больно секут лицо, заставляя сжиматься глаза. Не получится, потому что тебе никто и никогда в жизни не давал понять, что такое страх. Тебя оберегали, холили и лелеяли. Любые конфликты разрешались кем-то в твою пользу, а смотря боевики и играя в игры ты не понимал, что такое боль и усталость. И тут, вдруг, этот СТРАХ явился перед тобой во всей своей красе, заставляя околеть горящие огнем усталости мышцы.
Он должен был развивать физическую форму, ведь не получится…
- Чуваш! Пойдем, наша очередь!
Было только одиннадцать часов. Тренировочный день едва начался.
Первая часть, перед Вами вторая часть рассказа "Добряк", заключительная часть.
Книга о школе "Восточный фронт":
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 16 часть, 17 часть, 18 часть, 19 часть, 20 часть, 21 часть, 22 часть, 23 часть, 24 часть, 25 часть, 26 часть, 27 часть, 28 часть, 29 часть, 30 часть.
Краткое приложение к книге.
