Несмотря на устойчивое относительное дневное тепло, ночью и ранним утром зима ещё хозяйничает. В шесть сорок пять морозец чувствительный, уши пощипывает. Ладно, это не проблема, я ж не изнеженная барышня, не замёрзну. Тут проблема в другом была: всё, что вчера растаяло, сегодня в сплошной каток превратилось. А потому идти приходилось мелкими шажочками, почти не отрывая ног от земли.
Во дворе старший врач предыдущей смены Дмитрий Зотов активно распекал дворника Сашу:
– … Я тебе сказал, бери песок и посыпь везде, всё засыпь к чёртовой матери! Сколько можно повторять?
– Дык ведь всё равно же всё растает, – пытался возражать дворник. Сегодня днём до плюс пяти!
– Саша, да <распутная женщина>, ты понимаешь, что врач упала и разбилась, можно сказать! Ведь разборки начнутся!
– Не, а чё она под ноги-то не смотрит? У неё, блин, опа огромная к земле тянет! Она так или иначе <навернулась бы>!
– Так, ну-ка прекращай свои гнилые базары! Иначе сейчас докладную напишу и выговор огребёшь!
– Да ладно, ладно, не кричите! Кругом, блин, начальство, даже плюнуть некуда!
Тут я полюбопытствовать решил, поподробнее узнать, что случилось-приключилось.
– Кому не повезло, Дим, кто разбился-то?
– Жаркова. Из машины когда выходила, поскользнулась и со всего размаха на копчик села. В травму возили, перелома нет, но ушиб сильный. Она теперь по любому на больничном будет. А мне сегодня надо после смены оставаться. Придёт специалист по охране труда, будем оформлять несчастный случай на производстве.
Да, упасть тут у нас немудрено. В оттепель посреди двора лужища стоит огромная, которая в мороз катком становится. Рабочие много раз эту лужу пытались в канализационный люк загонять, но толку было мало.
Вот и конференцию объявили.
После доклада старшего врача, слово взяла начмед Надежда Юрьевна.
– Коллеги, вот уж не думала не гадала, что опять придётся возвращаться к теме обезболивания при ОКС. Непонятно почему некоторые считают, что наркотик нужно колоть только при ОКС с подъемом сегмента ST. Ну а если без подъема, то можно обезболивать, как бог на душу положит. И делают кто во что горазд. Да ладно, если простой ан***гин, так ведь ещё и к***рол в ход идёт! Да ведь НПВСы полностью противопоказаны при ОКС! Они же могут вызывать образование микротромбов! К***ролом вы только ухудшите состояние больного, утяжелите его! Так что, коллеги, раз уж вы ставите ОКС, неважно, с подъемом или без, то будьте любезны обезболивать только м**фином! Если не до конца обезболили, тогда ещё и фен**нил сделайте. Но чтоб больше я не видела никаких ан***гинов и к***ролов!
ОКС – острый коронарный синдром.
НПВС – нестероидные противовоспалительные средства.
Когда вышли из конференц-зала, меня остановил главный фельдшер Андрей Ильич.
– Слушай, Юрий Иваныч, у меня к тебе дело на миллион долларов.
– Понял, давай!
– Что давай?
– Миллион долларов.
– Юрий Иваныч, да не до шуток мне, честное слово! Беда пришла откуда не ждали. В общем, у дезинфектора Новиковой стало с головой не в порядке. А говоря проще, <тронулась> она капитально. Ни с того ни с сего отказывается машины обрабатывать вот уже вторую смену.
– Но ведь наверняка же она как-то это объясняет?
– Да она околесицу плетёт, а не объясняет! Короче, она мотивирует это тем, что в трудовом договоре её должность называется «медицинский дезинфектор стерилизационной». Она уцепилась за слово «стерилизационная» и говорит, что должна работать только в её пределах. А поскольку машины находятся не в стерилизационной, то обрабатывать их она не обязана.
– Ну так Андрей Ильич, ткнул бы её носом в должностную инструкцию и всех делов.
– Ха, наивный ты человек, Юрий Иваныч! Тыкал, конечно, но ведь на Веру Ивановну где сядешь, там и слезешь. Она только на заголовок глянула и заявила, что эта инструкция на её не касается. Потому что она предназначена не для медицинского дезинфектора стерилизационной, а для какого-то другого. И я, и Елена-кадровичка ей на пальцах разъясняли, что никаких других дезинфекторов у нас нет и не было никогда. Но всё это без толку. Ничего я не понимаю, ведь она у нас одиннадцатый год трудится, всегда была прекрасная работница, аккуратная, исполнительная.
– Андрей Ильич, мне только одно непонятно: от меня-то что надо? Ведь я ж не представитель администрации.
– Только одно, Юрий Иваныч: поговори с ней, как психиатр! Попробуй к ней в душу пробраться, может и получится?
– Андрей Ильич, от тебя мне такое странно слышать. Если б всё было так просто, то тогда и не было бы ни психбольниц, ни лекарств. Ну ведь ты же сам-то не первый день в медицине!
– Ой, да всё я это понимаю, просто цепляюсь за соломинку! Выручи, Юрий Иваныч! Ну если не получится, значит не получится!
– Ладно, Андрей Ильич, поговорю, конечно. Но всё-таки тебе нужно подумать о её увольнении. Зачем тебе нужны все её закидоны?
– Да уволить-то ведь не так просто. Нужно не менее трёх взысканий за неисполнение своих обязанностей. Пока ещё только одно взыскание готовим за прошлую смену. А уходить по собственному она ни в какую не хочет.
– Ладно, Андрей Ильич, когда поговорить-то?
– Юрий Иваныч, перед конференцией я ей нахлобучку устроил… Да, вот так получилось, не сдержался. Она сейчас вся на взводе. Поэтому давай в течение дня, когда она успокоится, расслабится. Как приедешь сюда, мне в окошко стукни, и мы с тобой сходим.
– Ну давай так. Вот только, честно сказать, не представляю я, как с ней беседу построить…
Около десяти получили мы первый вызов: ожог лица из перцового баллончика у мужчины шестидесяти лет.
Открыла нам женщина с громким криком:
– Идите, идите быстрей, он задыхается!
Пострадавший с ярко пунцовым отёкшим лицом сидел на диване:
– А… Задыхаюсь… ща задохнусь… – говорил он сквозь кашель сиплым голосом.
Бляха муха, так тут же не простой ожог, а анафилактический шок с отёком гортани! Как же они, <нехорошие люди>, вызов принимали, если не указали самого главного?
Фельдшер Герман побежал за кислородным ингалятором.
Мы с Виталием уложили, приподняв ему ноги ворохом какой-то одежды. Так, первую дозу адр***лина в бедро, прямо через штаны. Дальше, после обеспечения венозного доступа, ещё ввели. Ну что, эффект есть. Нет, дышит всё ещё тяжеловато, но во всяком случае смертельно не задыхается. Ну а теперь глюкокортикоид и для полного счастья антигистамин. Вот и всё, теперь можно и чутка расслабиться. Больной дышал кислородом из ингалятора, а потому расспросил я его супругу:
– Кто ему брызнул-то?
– Кто… Сынок соседский, вон над нами живут, <оскорбительное выражение>! Ведь они же измучили нас, заливают и заливают, прямо как будто специально. Мы сначала-то терпели, а потом выговаривать начали. Николай им вчера сказал, мол, всё, хватит, терпение лопнуло, будем в суд на вас подавать. Ну а сегодня он с собакой гулял, и этот урод его прямо у подъезда обрызгал. Нет, всё, я на них заявление напишу! Вот уж провожу его в больницу и оттуда сразу проеду в полицию.
Явная угроза жизни отступила, однако ни о каком удовлетворительном состоянии речи не шло: ведь ожог дыхательных путей никуда не делся. Ну а далее свезли мы его в стационар под вой сирены.
Далее нас ждал на улице избитый мужчина пятидесяти лет.
Пострадавший сидел в грязном месиве, прислонившись к забору, огораживающему стройку. Возле него стояли две немолодых женщины.
– Здравствуйте, что случилось?
– Да вот, избили его очень сильно! – сказала одна из них. – Но мы сами ничего не видели, так что нас никуда не приплетайте! Всё, всё, мы пошли! Пойдём, Тамара!
– А это вы нас вызвали?
– Нет-нет, какая-то девушка!
И испарились они, будто и не было их вовсе.
– Мужики, меня порезали, – слабо сказал пострадавший. – В живот два раза и один в ногу.
Вот же, <распутство>! Это надо такое нам подогнать! На такой вызов нужно реанимационную или битовскую бригаду направлять. А тут на тебе, психиатрическую прислали и успокоились, заразы! Но, возмущайся-не возмущайся, а ничего уже не изменишь. Вызвать бригаду на себя нам никто не даст. Они резонно ответят, что нефиг время терять, вы быстрей сами в стационар свезёте.
Загрузили пострадавшего в машину и там осмотрели. Да, всё было так, как он сказал: две колото-резаных раны в нижней части живота и одна на боковой поверхности верхней трети бедра. Кровопотеря весьма приличная, но давление держал сто десять на семьдесят. Вену катетеризировали и стали щедро лить. Прочую помощь оказали как положено. Ну и опять же со светомузыкой в хирургию свезли.
А вот дальше ни о каком другом вызове речи и быть не могло, поскольку в машине всё кровью перепачкано. Предупредив по рации диспетчера, поехали на Центр, убирать и дезинфицировать машину. Такими делами занимаются не бригады, а медицинские дезинфекторы. Но вот тут меня и осенило: а кто всё это сделает, если Вера Ивановна наотрез отказывается?
Прибыв на Центр, как и договаривались, позвал я Андрея Ильича.
– Ну что, вот как раз и повод нарисовался с Верой Ивановной побеседовать, – сказал я. – У нас как раз вся машина в кровищи.
– Вот и хорошо. Пойдём, Юрий Иваныч.
Виновница торжества, как всегда аккуратная и чистенькая, в голубом хирургическом костюме, промывала под краном маски от кислородных ингаляторов.
– Здравствуйте, Вера Ивановна! Помойте нам, пожалуйста, машину. Кровь там.
– Юрий Иваныч, ну вы же сами всё прекрасно знаете. Ведь Андрей Ильич же вам всё рассказал. Но вы решили прикинуться ничего не знающим. Не буду я ничего мыть. И вообще машин даже касаться не буду. Моё рабочее место вот здесь, в стерилизационной.
– Вера Ивановна, а почему вы так думаете? Ну ведь есть же должностная инструк…
– Юрий Иваныч, я уже сто раз сказала, что эта инструкция для просто дезинфектора, а я дезинфектор стерилизационной, у меня и в трудовом договоре так написано.
– Ну подождите, а разве у нас на «скорой» есть ещё какие-то просто дезинфекторы? Где они, в бухгалтерии, в отделе закупок, в администрации? У нас все дезинфекторы работают в стерилизационной и обязаны обрабатывать машины. Как же тогда в других-то сменах ваши коллеги работают?
– Ой, да мне наплевать, как они работают! Хотят мыть машины, пусть моют, а я не собираюсь.
– Вера Ивановна, ну неужели вы считаете, что против вас замыслили что-то нехорошее?
– Да, из меня тут просто дурочку делают, заставляют выполнять работу, за которую мне не платят.
– Ну хорошо, а кто же тогда это должен делать?
– Юрий Иваныч, я вас очень уважаю как психиатра, но машину мыть не буду!
Ну надо же, зараза какая! Хотя, по всей видимости, Вера Ивановна просто заболела и ругать её неэтично. Вот только нашей бригаде от этого не легче. Ладно, хочешь-не хочешь, а придётся тогда моим парням эту работу выполнять. В конечном итоге, с многоэтажным матом, всё они сделали.
Так, теперь вызов на «плохо, всё болит, теряет сознание» к женщине семидесяти девяти лет, дожидавшейся нас у подъезда жилого дома. Вызов уличный, а значит срочный. Вот только, как назло, между приёмом-передачей разница в четырнадцать минут. А потому, вновь летим со светомузыкой.
Наша больная сидела на скамейке и её изо всех сил удерживали от падения мужчина с женщиной.
Сразу, безо всяких разговоров, её загрузили в машину.
Бледная, на лбу испарина, дышит учащённо.
– Что случилось, что беспокоит?
– Ооой, всё болит… Ой, как больно… Плохо… Плохо мне…
Давление девяносто на сорок, на кардиограмме передний инфаркт. А для полного счастья ещё и кардиогенный шок. Нет, сразу обезболивать нельзя. Если прямо сходу, на таком низком давлении, ей наркотик запузырить, то это будет равноценно убийству. Дали кислород, стали капать с вазопрессором. Хотя это только на словах легко, Виталий еле подкололся из-за спавшихся вен. Ну а далее, к счастью, без ужастиков, под сиреной в областную больницу примчались. Да, довезти-то мы её довезли, вот только прогноз в данном случае весьма мрачный.
Следующим вызовом был психоз у женщины двадцати семи лет.
Встретила нас худенькая подвижная пожилая женщина:
– Здравствуйте, я её бабушка. Опять у неё всё по новой началось. Сегодня утром донага разделась и давай на улицу рваться. Я еле справилась, но всё же остановила. А потом легла, одеялом накрылась и не спит, а просто лежит.
– Давно болеет-то?
– Давно, с девятнадцати лет, инвалид второй группы. Ой, сколько я из-за неё всего пережила! Она ведь когда несовершеннолетней была воровала, такие друзья у неё были, что не дай бог. Несколько раз ей условно давали, как только не посадили, не знаю. Наркотики принимала, но правда, сама с них слезла. У неё ведь ещё «голоса» постоянные, даже после больницы до конца не проходят. Она их наслушается и ходит дура дурой. Тут как-то взяла пустую бутылку и себе три верхних зуба выбила!
– А родители есть у неё?
– Мать есть, но она на меня её сбагрила, как будто так и надо. Вот только я-то не вечная. Ой, даже и не хочу говорить об этом, будь что будет.
Больная лежала на кровати, укрывшись с головой одеялом.
– Светлана! Светлана! – окликнул я её, стягивая одеяло.
Когда одеяло я всё-таки стянул, оказалось, что больная была полностью голой. Ладно, мы, медики, существа бесполые, нас этим не смутишь.
– Дайте мне помыться! – сказала она, при этом даже не пытаясь сдвинуться с места.
– Так, погоди, Светлан, сначала поговори с нами.
– Дайте мне помыться!
– Светлана, тебя что-то беспокоит?
– Дайте мне помыться!
– Светлана, у тебя есть какие-то жалобы? Как ты себя чувствуешь?
– Дайте мне помыться!
Нда, беседа у нас получалась просто суперпродуктивной. Ладно, беседы беседовать бесполезно, надо одевать и везти. Только я сказал про одевание, как Светлана вдруг закричала:
– Я – падшая Ева, я должна голой ходить!
– Нет, – ответил я. – сейчас мы тебя оденем и из падшей Евы ты превратишься в восставшую Светлану!
И как ни странно, особого сопротивления она не оказала.
Далее, я вновь предпринял попытку побеседовать.
– Светлана, ну так что, ты можешь сказать, что тебя беспокоит?
– Да блин, меня бабушка убьёт за то что мои голоса теперь на неё переключились!
– Светлана, а голоса ты откуда слышишь?
– Я их прямо мозгом слышу.
– И что они тебе говорят?
– Нууу… чтоб с Олегом и Кириллом больше не общалась… А ещё говорят, чтоб украла чего-нибудь. Я теперь знаю, что меня в кино снимают постоянно.
– Это тоже голоса сказали?
– Да, они мне говорят, что за меня вся страна болеет.
– Светлана, а почему ты назвала себя Евой, да ещё и падшей?
– Так мне сказали, что я Ева. Я не знаю, кто, ангелы или бесы, но они сказали, что раз я была наркоманкой, то значит на мне число 666 и я падшая, меня в ад заберут.
– Светлана, а вы где-то работали?
– Да, сборщицей заказов, курьером…
Тут бабушка не утерпела и вмешалась:
– Ой, да какая она работница? Смех один, дня три поработает и всё на этом.
– Ладно, всё ясно. Поехали, Светлана, в больницу.
– Да, поедем. Там я молиться буду, чтоб меня в ад не забрали.
У Светланы параноидная шизофрения с нарастающим дефектом личности. Речь у неё монотонная и эмоционально неокрашенная. Имеются псевдогаллюцинации в виде голосов, которые она «слышит» мозгом, относится к ним без критики и с бредовой трактовкой. Здесь поясню, что в зависимости от того, откуда больному что-то видится-слышится, различают истинные и псевдогаллюцинации. Истинными являются те, которые исходят из вне, снаружи. А псевдогаллюцинации всегда исходят изнутри, из собственного тела больного. При шизофрении истинных галлюцинаций не бывает.
Попросился на обед и разрешили сразу, без вопросов.
На Центре вновь посреди двора образовалась лужа. Дворник Саша с другим рабочим, старательно загоняли её в открытый люк. Вот только этот труд бесполезный. Лужа будет существовать до тех пор, пока полностью не растают питающие её сугробы.
Странно, но сразу после обеда нас не вызвали. А дай-ка я, думаю, горизонтальное положение приму. Сказано – сделано, пошёл и принял. Ну и что? Буквально через пять минут вызвали. Поедем на психоз к женщине двадцати восьми лет. Вызвала полиция.
Только вошли в подъезд «хрущёвки», как сразу откуда-то сверху услышали женское пение. Было понятно, что кто-то пел вживую, причём очень громко и разухабисто. Когда поднялись на третий этаж, стало ясно, что сольное выступление происходило в нужной нам квартире.
Молодая симпатичная женщина в коротком сиреневом декольтированном платье, стоя посреди комнаты громко пела на английском языке и слегка пританцовывала. Двое полицейских, сидевших на диване, играли роль благодарных зрителей.
– Здравствуйте! Что за праздник? Чему посвящён концерт?
– Ахаха, а почему вы решили, что тут праздник? – игриво спросила она. – У меня вообще горе: мой ребёнок пропал! А вот эти нехорошие дяденьки вместо того, чтоб искать, меня арестовали! А вы приехали меня в психушку увезти, да?
– Так, давайте я вам всё объясню, – сказал один из полицейских. – Нас соседи вызвали, сказали, что она к ним в квартиру ломилась, угрожала, оскорбляла. Нам она сказала, что не может своего ребёнка найти. Говорит, что он точно здесь, в квартире, а найти не получается.
– Так, Марина, о каком ребёнке идёт речь?
– Ну о каком, о моём, естественно! Мой муж Саша Осечкин, вы его знаете, хоккеист всемирно известный. Он сейчас за Штаты играет. Это наш общий ребёнок! Ну где он, блин?! Я же знаю, что он сейчас здесь, ну как же найти-то?
– Марина…
– Нет, хватит меня Мариной называть!
– И кто ж вы тогда?
– Я – мать-природа, я вам всем тепло даю и солнцем грею!
– А скажите-ка, мать наша, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Ну и наблюдаюсь! Шизоаффективное расстройство мне поставили. И что? Вы ведь тоже психиатр, да? Вот вы все такие, лишь бы жизнь человеку испортить! Мы с Олегом – свободные художники, каждый день живём по-новому, новый день – новые радости!
– А кто такой Олег?
– Мой муж… Гражданский.
– Погодите, вы же замужем за Александром Осечкиным?
– Да, всё правильно! Просто Олег – это и есть Саша Осечкин! Он такой заботливый, от меня вообще ни на шаг не отходит! Вот, например, я вчера ехала в девятнадцатом автобусе, а он такой: «Куда ты едешь, курица, пересаживайся быстрей на двенадцатый троллейбус!».
– Немножко не понял, это он вам по телефону сказал?
– Нет, не по телефону, прямо так.
– Это как так?
– Ну просто мысленно взял и сказал.
– Всё ясно. А как давно вы у психиатра наблюдаетесь?
– Хм, по-моему, с две тысячи семнадцатого.
– В больнице лежали?
– Да уж, конечно лежала. Последний раз в прошлом году осенью. Но мне тогда очень плохо было, шла какая-то чёрная полоса сплошная.
– А теперь что у вас? Какая полоса?
– Ну тоже, если честно, какая-то не такая… Но я не хочу из неё выходить! Точней хотела, когда всё начиналось, а теперь не хочу!
– Марина, нужно поехать в больницу. Обязательно нужно, пока всё очень далеко не зашло.
– Ладно, давайте, где вам расписаться?
В стационар ехали с песнями в сольном исполнении Марины.
Диагноз «Шизоаффективное расстройство. Маниакальный эпизод» в данном случае виден как на ладони. Напомню, что это заболевание включает в себя сразу и шизофренические, и аффективные явления. Как бы два в одном получается. От шизофрении у Марины имелись псевдогаллюцинации, элементы бреда и характерные нарушения мышления. А что касается аффективных нарушений, то есть расстройств настроения, то они выразились в маниакальном состоянии. Маниакальность в психиатрии означает не превращение человека в маньяка, а чрезмерно повышенное настроение безо всякого для этого повода. В отличие от шизофрении, за каждым эпизодом шизоаффективного психоза всегда следует полная ремиссия и никогда не формируются патологические изменения личности. Так что от эпизода до эпизода со стороны никто не заподозрит у человека наличие психического заболевания.
А теперь поедем к мужчине семидесяти одного года, у которого болит бок. Хм, если вы заметили, уважаемые читатели, перестал я возмущаться непрофильными вызовами. Смирился с ними, как с неизбежным злом. Но вот в подобных случаях, всё же прорывается моё, мягко говоря, недовольство. Ведь такой вызов должна отрабатывать фельдшерская бригада, недостатка которых у нас нет. Зачем совать такую ерунду специализированной психиатрической бригаде, совершенно неведомо. Здесь речь идёт не просто о нерациональном распределении вызовов, а о необоснованно высоких финансовых затратах. Ведь вызов психиатрической бригады ТФОМСу обходится гораздо дороже, чем общепрофильной.
ТФОМС – территориальный фонд обязательного медицинского страхования.
Открыла нам супруга больного:
– Здравствуйте! Сильно его прострелило, наверно в гараже настыл. Говорила ему, одевайся, как следует, но ведь разве он послушает. Вон теперь как неваляшка, то ляжет, то встанет.
Больной сидел на кровати и растирал левое плечо.
– Ой, как всё болит-то, вся бочина! Уж второй раз настираю «Название мази с нестероидным противовоспалительным средством». Но надо бы, наверно, чем-то жгучим, с перчиком. Может хотя бы укол какой сделаете?
– Сейчас посмотрим.
При пальпации болезненности нигде не было, рука двигалась в полном объёме. Нет, тут надо ЭКГ посмотреть. Вот, выползла лента и преподнесла наипоганейший сюрприз в виде острого инфаркта миокарда боковой стенки левого желудочка. Причём хороший такой, обширный. Опять, заразы, ужастик подкинули. Ладно хоть давление держит сто тридцать на восемьдесят. Медленно дробно ввели М**фин, но боль до конца не ушла. Хоть и не хотелось, но добавили Ф**танил. Честно сказать, побаиваюсь я его, поскольку он может фибрилляцию желудочков вызывать. Но ничего, всё обошлось и боль наконец-то ушла. Всю остальную помощь оказали по стандарту. И как уже стало за сегодня привычным, под сиреной свезли пациента в областную больницу.
Следующим вызовом была головная боль у женщины шестидесяти четырёх лет. Ну вот, всё то же и оно же. Вызов просто суперпрофильный.
В прихожей нас встретила молодая женщина:
– Здравствуйте, вот, бахилы наденьте.
Ладно, наденем, раз просят, сделаем одолжение.
Больная, чуть полноватая женщина с беспокойным взглядом, сидела на кровати.
– Здравствуйте, что случилось?
– Ой, да я даже и не знаю, как описать. Слабость у меня сильная, аппетита совсем нет. Как поем, так подташнивать начинает. Вот так бы лежала и лежала не вставая.
– А давно ли у вас такое?
– Да уж вторую неделю.
– Что-то болит?
– Вы знаете, иногда живот побаливает вот здесь, но не сильно.
– Хорошо, сейчас посмотрим.
Сделали ЭКГ, глюкометрию и пульсоксиметрию. Нигде ничего особенного не было.
– А вы куда-то обращались? – поинтересовался я.
– Нет, пока никуда. Записалась к терапевту на двенадцатое апреля. А потом вот решила вас вызвать, может сразу в больницу увезёте на обследование?
– К сожалению, никуда увезти не можем. С чем мы вас повезём?
– Ну как с чем, мне же плохо.
– На данный момент нет оснований для экстренной госпитализации. Даже если мы вас и привезём, всё равно не примут.
– Ой, да что ж у нас за медицина такая! Сто раз сдохнешь, пока к врачу попадешь!
– Так нам-то зачем это выговаривать?
– А кому ж тогда?
– Руководству здравоохранения, конечно.
– Ладно, спасибо и на этом, – сухо сказала на прощание больная.
Что ж, прокомментировать этот вызов я могу лишь констатацией факта, что наша медицина становится всё более недоступной. Нет, в данном случае имеется в виду не скорая медицинская помощь. Ведь нашей задачей является лишь экстренная и неотложная помощь. Не можем мы выполнять плановые обследования, потому что не предназначены для этого. Подразумеваю я поликлиническую службу. Ни для кого не секрет, насколько сложно бывает попасть не только к врачам-специалистам, но и к участковым терапевтам. А серьёзные заболевания ждать не будут. Из-за всех задержек-проволочек болезнь из зародышевого состояния может превратиться в грозную силу, с которой будет проблематично, а то и вовсе невозможно справиться.
Вот и всё, закончилась моя смена. Тревожными вызовами и «полётами» под светомузыку она запомнилась. Но ничего, главное, что всё было не смертельно!
Все фамилии, имена, отчества изменены
