Как богатый наследник, любитель марок и строитель яхт перевернул искусство, а потом умер в тени Ренуара
Парижский мажор, который не просто «залипал в окно»
Представьте: 1875 год. Париж. Молодой человек в дорогом костюме стоит у окна роскошного особняка, задумчиво глядя на бульвары. Это не сцена из нового сериала про «Эйфорию» XIX века — это Гюстав Кайботт, автор картины «Молодой человек у окна», который, кажется, первым в истории искусства доказал: смотреть в никуда — это не прокрастинация, а высокое творчество.
Родившийся в семье текстильного магната и судьи (комбо «деньги + власть»), Кайботт мог бы стать эталонным «мажором»: наследство, война за плечами (франко-прусская, между прочим!), диплом юриста. Но вместо клубов и скачек он выбрал кисти и краски. Хотя, будем честны, его главный талант — гениально вкладывать деньги. Не в акции, а в друзей.
Кайботт vs Госдеп: как меценат спас импрессионистов
После смерти родителей Гюстав получил состояние, которое потратил с размахом, достойным Илона Маска. Только вместо ракет он покупал картины Моне, Ренуара и Писарро, спасая их от голодной смерти. «Он был как крипто-кит, но для искусства», — сказали бы сегодня. Ренуар позже признавался: без Кайботта они бы «продали кисти на парижском блошином».
Но Кайботт не просто спонсировал друзей — он сам писал. Его «Паркетчики» (1875) — это не просто рабочие, укладывающие пол. Это манифест: «Смотрите, обычный труд может быть эстетикой!» Критики воротят нос: мол, слишком «просто». А публика сегодня платит за эти «простые» сцены миллионы. Картина «Мужчина в ванной» ушла за $17 млн — видимо, все мечтают понять, что такого он там увидел в воде.
Филателия, яхты и орхидеи: хобби, которые круче инстаграма
Если вы думаете, что коллекционирование марок — удел ботаников, Кайботт бы вас осадил. Его филателистическая коллекция теперь в Британском музее, а сам он вошел в зал славы филателистов. «Он, наверное, первым догадался, что марки — это как NFT XIX века: маленькие, редкие, и все их хотят», — шутят искусствоведы.
А еще он строил яхты (предвосхитил моду на «экологичный транспорт»?), разводил орхидеи («Тиктокер до эпохи тиктока» — хэштег #СадовыйГуру) и проектировал ткани. Последнее — дань отцовскому текстильному бизнесу. Видимо, Гюстав решил: «Если уж быть бунтарем, то с пользой для семейного бренда».
Почему французское правительство — главный лузер арт-мира
Умирая в 49 лет, Кайботт завещал Франции 68 картин — готовый музей импрессионизма. Но чиновники брезгливо отказались: «Это же мазня!» В итоге коллекцию перехватил американец Альберт Барнс. Сегодня эти работы стоят миллиарды, а в Лувре хранятся лишь жалкие крохи. Французские власти, наверное, до сих пор кусают локти, как биткоин-скептики, продавшие монеты за $100.
Что бы делал Кайботт в 2024 году?
— Запустил бы подкаст «Импрессионизм и марки» с Моне в гостях.
— Инвестировал в стартапы вроде «Убер, но для художников».
— Вести инстаграм с ракурсами «вид сверху» (его фирменный стиль!) и челленджами #ПовториПерспективуКайботта.
— Купил остров и устроил там арт-резиденцию с яхтингом.
Эпилог: человек, который видел будущее
Кайботт умер непризнанным гением. Лишь в 1970-х его работы оценили — оказалось, его «преувеличенная перспектива» и «японские ракурсы» предвосхитили кинематограф и модную фотографию. Сегодня его называют «отцом уличной эстетики» — без «Бульвара Осман» не было бы ни хипстерских блогов, ни «Парижского кафе» в Pinterest.
Так что в следующий раз, листая марки или фоткая еду с верхнего ракурса, вспомните Гюстава. Он бы одобрил. И, возможно, добавил бы немного перспективы.