Надоело одному человеку жить в городе. Суета, теснота, все толкаются, всем что-то надо. В городе, как ни живи, всё бесполезно. Оттрубишь полтинник, да и выкинут за ненадобностью как отработанный материал. За жизнь накуешь, наклепаешь, настрогаешь всякой всячины вагонеток сто, а может и больше, кто их там считал. Начальство от этого только скривится, в лучшем случае глянет с кислой миной, да и отругает за плохой внешний вид. Жизнь в большом городе так устроена.
Но вообще-то дело даже не в начальстве. Оно меняется быстро. Не успеет со всеми поздороваться, а его глядишь и переведут на повышение или вообще снимут, может блат кончится, то ли само опростоволосится где-нибудь, или ещё что похуже. Разумеется, эти наблюдения не касаются шибко важного начальства. Оно не меняется почти никогда, сидит себе на радость всем потому, что старается никого не тревожить по пустякам. А вот начальство пониже первым делом прикажет выкинуть на помойку все ранее понаделанные вагонетки потому, что их неправильно делали, и вообще их не так надо было делать. А как надо всё делать всегда знает только новое начальство, и его нужно всем слушаться. Только войдёт оно во вкус, а тут его бац и снимут, и побыстрей назначат другое начальство. Обычно новое начальство присылают из-за границы или из иногородних, потому, что завозное и импортное всегда лучше отечественного.
Придёт новое начальство всё такое талантливое, новоиспечённое, ручками водит, указания раздаёт. Тьфу, аж противно. Да и ладно, всё равно ненадолго. Да уже и не интересно, пусть хоть через каждые шесть минут меняются.
Насмотрелся на всё это в большом городе человек, да и решил уехать подальше к себе в деревню в отчий дом, чтобы хоть там немножко пожить без начальства.
Путь не близкий, но добраться можно. Это туристам-то тысяча вёрст не крюк, лишь бы шляться где-нибудь в круизах. А трудовому человеку с годами не побегаешь, не попутешествуешь, ножки уже не те и осанка не пружинистая. Трудовые порывы былых пятилеток дают о себе знать.
Сел человек на электричку и уехал. На дальней станции сошел, трава по пояс, вышел на полянку, а там туристы нагадили, кучу мусора навалили выше елей. Пошел дальше по тропинке к шестихутору.
Идёт, смотрит. Кругом, где раньше лес был, птички пели, теперь всё сгорело. Стоят обугленные стволы, сажа по пояс и никого: ни ёжика, ни белочки, ни зайчика.
Добрел. Родимый дом стоит.
Неужто уцелел? Не совсем: дверь сбили, окна высадили. Печку разворотили непонятно зачем. Битый кирпич разбросали по полу. Даже диван крест на крест порезали. Пригорюнился человек, да делать нечего, надо жить.
Но жизнь уже пошла не та. На сотни верст кругом пепелища. Лесу и полям в наших климатах надо будут лет двести восстанавливаться. Столько не проживешь, чтобы хоть как-то успеть порадоваться за экологию.
Вокруг ни души, всё пропало. Ни сельпо, ни клуба. Автолавка сюда и в хорошие времена не доезжала, а теперь-то и подавно. При большевиках даже электричество включали. А теперь-то и в помине его нет, провода со столбов смотали алкаши, чтоб на пропой души заработать.
Охота, рыбалка, фермерство? Да ну, какая теперь живность на пепелище. Все урочища, реки и ручейки отравлены. Кругом смрад и погибель.
Захотелось человеку воды испить, пошел он к колодцу. А оттуда смердит истошно. Оказалось, фермеры в колодцы дохлых свиней посбрасывали. Им так здравнадзор велел, чтобы никто не заразиться от свиней африканской чумой. А в заброшенных деревнях всё равно никто не живет, вот колодцы и пригождаются под скотомогильники.
Пошел человек искать ручей, жажда одолевает. Ходил-ходил, ничего не нашел. Только в одном месте увидел, в овраге ручеёк сочится. Но пить из него не захотелось. Овраг доверху завалили мусором с биофабрики и химкомбината.
Помыкался человек какое-то время в родной деревеньке, да и вернулся опять в большой город. Пришел домой, а ему говорят, вы тут уже не прописаны. Одна шестнадцатая квартиры вам, конечно, принадлежит на праве собственности, свидетельство-то сохранилось, но новый собственник вас отсюда давно выписал.
Присел человек на табуретку в коридоре у телефона. Вдруг звонок:
– Вы такой-то и такой-то человек?
– Да, он самый, так точно.
– У вас срок дожития кончился, продлевать будете?
Но человек уже этого не услышал.
Потом позвонили из ритуальной службы, чтобы сообщить, что мест на кладбище нет. Хорошо, что и этого звонка не услышал человек.
Умер, уложился в отведённый ему срок дожития.
