— Они все обманывали меня! И твоя мать, и Роман! — Лачо говорил громко.
Роза продолжала сидеть в кресле, но вздрагивала от каждого крика. Когда отец в очередном порыве ходил по комнате и не смотрел на неё, искала глазами какую-то защиту. Всё думала, что он сейчас нападёт на неё.
Но этого не произошло. Лишь один раз Лачо приблизился настолько, что Роза вжалась в кресло и отвернулась от его испепеляющего взгляда.
"Быстрая речка" 87 / 86 / 1
— Не бойся, — Лачо отпрянул назад. — Я уже не сделаю тебе ничего плохого.
Это «уже» больно кольнуло Розу прямо в сердце.
Отец присел напротив.
Смотрел в пол, и длинноносой туфлей пытался дотянуться до Розиной ноги.
Роза не смотрела на отца.
Она закрыла глаза и опять оказалась в той степи.
Вот Роман будит её и хочет забрать с собой. Говорит, что отца больше нет, что так бывает. Потом пёстрым ковром мелькают юбки, их много. Роза до сих пор не понимает, что произошло. Роман держит шкатулку его матери и что-то говорит о смерти отца, о том, что тот не обманул.
Как и тогда, так и сейчас Роза находилась в каком-то бреду.
Получается, Роман обманывал и всю жизнь знал, что Лачо жив. И если бы не озарение, которое случилось с Романом, когда он узнал Розу на улице, то ничего не было бы теперь.
Роза думала, думала, размышляла. Так и не поняла, что произошло в ту ночь в таборе. Теперь голос Лачо звучал откуда-то издалека.
— Я долго жил в одиночестве. Никто не знал, где меня найти. Боль то притуплялась, то уходила совсем, и тогда я гнал коня по степи.
Я хотел найти Алиму и выслушать её. Я хотел всё изменить. Я и сейчас хочу… Мне повезло перед смертью вот так исповедаться перед тобой. Ведь ты не виновата в том, что произошло. Лишь вина моя и Алимы лежит печатью на твоей судьбе.
Я бы мог просто не поверить Роману. Я бы мог вернуться за тобой и не было бы этих страшных лет в твоей жизни. Но гордость стала превыше всего.
И знаешь, брата я простил. Я сам нашёл его позже и сказал ему о том, что зла не держу. Он остался у меня единственным родным человеком. Больше никого не было рядом.
Я не знал, где другие братья, где сестра. Роман всегда был рядом. У меня никогда не было бы больше брата, потому что родители умерли.
Но Алиму я не простил на тот момент. Я решил, что у меня может быть сколько угодно женщин и детей, но нового брата не будет никогда.
Роман рассказал, что пожар, который был в таборе устроили те, кто на ярмарке повздорил с цыганами. По непонятной случайности они оказались хорошими знакомыми Караваева. И тот похитил Алиму.
Цыган прямо на ярмарке задержали и отправили в ссылку. Там всё было сделано так, чтобы наш табор перестал существовать. Караваев мстил за то, что Алима досталась не ему, а мне.
Роман при этом оказался связующим звеном между тобой и мной. Я знал всё, что происходило у вас. Когда Роман пил и заигрывался в карты, я терпеливо ждал его возвращения. Я знал, что он вернётся и расскажет о тебе или Алиме.
Мне не было жаль ни тебя, ни её…
Роза недоумевала.
Отец просто вёл свой рассказ. А для Розы это была целая жизнь. Вся её жизнь…
Она не понимала, как мог человек, которого она любила всегда, быть таким.
Но продолжала сидеть и слушать.
Лачо предложил выпить. Роза отказалась. Ей хотелось расслабиться, забыться, а дальше будь, что будет.
Но страх был сильнее желания выпить.
— Ну как знаешь, — сам Лачо пригубил. — Через два года я познакомился с молодой вдовой. Мне не хватало женского тепла, ей мужского. У неё был двухгодовалый сын. Он есть и сейчас. Навещает меня иногда. Правда всё реже. Но он для меня как будто родной сын.
Розе стало обидно. Слёзы подступили к горлу. Какой-то мальчик стал родным сыном, в то время как она, любимая когда-то дочь, стала ненужной из-за случайности, из-за похотливости пьяного деда, из-за молодости и неопытности матери.
Лачо долго рассказывал об этом мальчике. И Роза стала ненавидеть незнакомца за то, что он забрал себе любовь её отца.
— Он очень хороший и видный человек. Я обязательно вас познакомлю. Мои дети должны знать друг друга, — говорил Лачо.
Из его уст «мои дети» звучало неуверенно, как будто он убеждал себя в том, что говорить нужно именно так.
— Его мать, — продолжал Лачо, — не смогла подарить мне сына, и я выгнал её. Потом была другая вдова. Она была совсем молоденькой девочкой. Но и она не смогла родить мне ребёнка.
Женщин всего после твоей матери было семь. Все они любили меня, но детей не родили. Когда я понял, что мне не дано произвести на этот свет собственное потомство, я стал одиноким.
Так что, Роза, где искать твоего настоящего отца, я не знаю. Им может быть Роман или мой отец, или кто-то из гостей. Уж мне неизвестно, что происходило с твоей матерью в ту ночь и кто посеял в неё тебя.
Но сейчас, когда я стар, мне всё равно, что ты чужая мне. Я рад тебя видеть, и если хочешь, оставайся со мной. Ты будешь ухаживать за мной, когда я стану совсем немощным. А ждать осталось недолго.
Я рассказал тебе всё, что знал.
Алима умерла во сне. Накануне у неё была сильная истерика. Роман примчался ко мне и сказал, что она зовёт меня. Я чувствовал, что перед смертью нам нужно увидеться. Там уже был твой сын Данко. Он успокаивал Алиму, и она иногда прислушивалась к нему.
Когда я предстал перед ней, она замолчала.
Подошла ко мне и долго смотрела в глаза. Она вряд ли узнала меня. Её глаза были пусты и безжизненны. Данко стоял позади, готовый в любую минуту схватить её, если она бросится на меня.
Но этого не произошло. Я не мог отвести от неё взгляд. Она подалась немного вперёд, и её губы невольно коснулись моего подбородка.
Это было первое прикосновение после трёх десятков лет. Я почувствовал лёгкое покалывание в сердце. Пошатнулся. Она отпрянула назад и опять уставилась на меня.
Молчала. Все молчали вокруг.
— Это Лачо! — вдруг сказал Роман. — Алима, я привёл к тебе того, кого ты хотела увидеть.
Её лицо не дрогнуло. Ни одной искорки, ни улыбки, ни моргания… Она просто изучала меня молча.
Я встал перед ней на колени. Смотрел на неё снизу вверх. Она вдруг потрепала меня за волосы, а потом плюнула мне в лицо.
Я не ожидал, Роза! Я слышал, как усмехнулся твой сын. Роман подбежал и предложил салфетку. А Алима засмеялась. Её хохот до сих пор в моей голове. Она узнала меня, видимо, но не стала даже разговаривать. Она этим плевком высказала всё, что накопилось. И это самое страшное для меня. Любимая моя Алима не простила меня…
Роза вдруг вскочила с кресла и закричала:
— А как можно тебя простить? Что она должна была делать? Целовать? Обнимать? Прижиматься к тебе как ни в чём не бывало? Это всё ты! Ты виноват, что мы с ней оказались несчастными! Ты!!!
Лачо засмеялся.
— Уймись, Роза! Я знаю, ты можешь истерить, как и мать. Мне знакомо такое твоё состояние. Но в чём же я виноват, если вы обе мне никто?
— Никто? Никто? — взвизгнула Роза. — Только что ты говорил, что познакомишь меня со своим сыном и называл меня своей дочерью.
— Называл, — кивнул Лачо, — но я могу, например, назвать тебя своей женой. Что-то изменится? Я хочу просто жить так, чтобы никто не держал на меня зла. Ты хочешь быть дочерью? Я позволяю тебе это и говорю: «Ты моя дочь!» Это лучше, чем биться в истерике. Иногда жить понарошку полезнее для здоровья. Поверь, Роза, я прожил всю жизнь и знаю, о чём говорю.
Роза даже не знала, чего ей хочется больше: убежать или ударить Лачо.
Любовь, которая раньше жила в её сердце, казалось, выпорхнула оттуда в тот момент, когда Лачо восхищённо рассказывал о мальчике и называл его сыном.
Роза почувствовала себя очень несчастной. Захотелось провалиться сквозь землю и никогда больше не смотреть в наглые отцовские глаза.
Лачо сожалел и любил понарошку.
Продолжение тут
Дорогие читатели, спасибо, что вы со мной!
Желаю вам прекрасного начала недели и исполнения всего задуманного!
