Есть мнение, что непереводимые с точки зрения официальной науки этрусские надписи легко читаются на русском языке. Что слово «Рим» — это русское «Мир», но задом-наперёд прочитанное. Что слово «идиот» состоит из глагола «иди» и указания направления. А река Сена названа так в честь знатных сенокосов по берегам. И это очень интересное мнение, — в своём роде. Единственный правильный вопрос, который в связи с ним можно задать: куда смотрят врачи? Однако, когда настоящий лингвист, услышав про связь между египетским богом Ра и русской «радостью», впадает в берсерк и кричит, что своё божество египтяне именовали вовсе не Ра, а Рху или — позже — Рее, правильный вопрос возникает. Откуда он взял это?
Можно поставить вопрос и шире. Лингвисты любители стоят свои гипотезы на основании понятных каждом созвучий слов. Лингвисты же профессиональные ссылаются на некие законы развития языка. На тайном знании, у истоков которого, кстати стоял человек со страшной фамилией Скалигер. Не тот, правда, чьи лавры не дают спать Фоменко, а Джулио Бордоне делла Скалла. Но и сын Джулио — уже тот самый Жозеф Скалигер — также вошёл в историю прежде всего, как лингвист… Так какие же, всё-таки, законы Скалигеры (2 экз.) открыли? Без помощи, кстати, не менее легендарного иезуита Петавиуса. Тот другими делами занимался, и даже по другую сторону фронта.
Удивительным образом, главный принцип закономерных изменений в языках не менее, чем приёмы любительской лингвистики, понятен, прост и дан в непосредственном ощущении. Ибо разговорный язык меняется постоянно, и каждый может сравнить современный вариант с архаичным, но ещё памятным. Примером может служить «масковский говор» — заведомо известный всем, так как ныне это «правильный» русский язык. Но ещё не настолько правильный, чтобы грамматика полностью подстроилась под произношение.
Легко заметить, что уже в словосочетании «масковский говор» из четырёх букв «о» на «а» заменена только одна. Ибо только одна находится в первом безударном слоге. На гласные в ударных слогах или конце слова аканье не распространяется. И заменяется лишь конкретная гласная на другую конкретную — без альтернативы. Таков закон. И раз уж это закон и он таков, — касается данный принцип не двух конкретных слов, а сразу всех слов русского языка. Поэтому, будет «рост», но «расти».
Писаться, впрочем, слова ввиду инертности формализованных правил ещё долго могут на старый манер: «молоко», а не «малако». Однако, произноситься будут с московским акцентом. Оканье, даже будучи грамматически правильным, вызовет неблагожелательную реакцию окружающих, как стиль речи, соответствующий представлениям о деревенщине…
Вышеуказанное демонстрирует, как закон действует и почему он неумолим и ни одного слова не пропустит. Язык подвержен влиянию моды. Как отмечал Ломоносов (с рождения добросовестно окавший): «Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается». Представления о красоте по природе своей субъективны, что не отменяет их объективного существования. В какой-то момент в среде московской знати модно стало произносить слова на манер, казавшийся более благозвучным.
Процессы замены в словах одних звуков на другие, поэтапно изменяющие слово до неузнаваемости, протекают не быстро, охватывают страну не сразу, — однако в историческом масштабе, подразумевающим сравнение разных веков, прослеживаются чётко. И по природе своей эти процессы стихийны. Нельзя, например, сказать, что с точки зрения лингвистики мутация «о» в «а» в современном русском была неизбежна. Тем не менее, и они подчиняются некоторым более общим закономерностям. В общем случае слова изменяются так, чтобы их произношение становилось более простым и удобным, — в том числе и удобным для восприятия при ограниченной слышимости или невнятности произношения.
...Но «удобство» — тоже субъективная категория, и определяется практикой. Привычкой. Для русского английский звук «th» страшно неудобен, а англичанин под страхом смерти не выдавит из себя звук «щ». Как следствие, в развитии устной речи сопутствуют и конкурируют две тенденции. С одной стороны, слова становятся короче, избавляясь от лишних и не достаточно ясных звуков, с другой же стороны, более распространённые, уже хорошо отработанные, «от зубов отскакивающие» звуки и звукосочетания вытесняют в них менее распространённые.
На практике применение данных закономерностей позволяет реставрировать древние языки, фонетика которых известна фрагментарно, а часто вообще из сторонних источников. Египтяне писали иероглифами, но для записи имён собственных применяли и слоговое письмо. К тому же сохранились и примеры записи египетских слов на других языках с использованием фонетических знаков. И если знание произношения одного слова мало что даёт, то сотня слов уже обеспечивает представление о том, какие звуки египтянам… нравились в определённый исторический период. Ведь правда, даже не зная языка и не понимая ни слова нельзя спутать «шипящий» польский с французским. А значит, с фонетикой языка разобраться даже проще, чем с лексикой. Это можно сделать на материале весьма ограниченном.
Понимание и использование закономерностей изменения языка, — конечно, куда более сложных и разнообразных, чем представляется выше, — отчасти — с большими, правда, натяжками, — позволило реставрировать даже язык шумеров. Что, впрочем, нисколько не помогло в понимании происхождения этого народа. Реставрируются на основе современных языков и их известных архаичных форм — путём продолжения в прошлое особых для каждого языка тенденций в изменениях фонетики — и ранние, существовавшие в дописьменный период языки, например, славян и германцев до общего индоевропейского корня.
