- Не понимаю я такой свинской манеры, - Гале мама все выговаривала, - пусть-ка приходит жених этот твой и просит прощения. И замуж приглашает. Я тебя, небось, не для таких подлых проделок растила в неге все тридцать лет.
А Галя в ответ плечами жала: что же его, Колю, который жених-то, на аркане волочить получается? Добровольно он к ним прощения выпрашивать не явится. Не тот характер.
- А пакостник он просто мелкий, - в ответ на плечи мама кричала, - напакостил и сидит! Будто морковь в гряде. Я, Галя, тогда сама к нему на адрес явлюсь. Диктуй - записываю. Своими вот этими руками потребую ответа! Пусть-ка он, хлюст эдакий, ответит за свои проделки. Ишь, девку из дому выгнал! А надо было сразу себя поставить - чтобы выгонять боялся. Трясся чтоб над тобой! Ценил, так сказать. Батя твой меня вон с рук не спускал аж до серебряной свадьбы. Коли бы не помер - так и носил бы по сей день!
А Галя тут и рыдать начинала, конечно. Очень бы хорошо - чтобы Коля за все ответил. И чтобы трясся. Но - характер там.
А все дело было в том, что влюбилась Галя в этого Колю так, что мурашки забегали у нее по всему организму. И не обуздать их было. Увидела она хлюста и сразу в голове стрельнуло: рок судьбы. Бывает так у некоторых девушек.
Познакомились в районной в библиотеке. Коля сразу отрекомендовался.
- Я, сказал он, - из себя птица свободного полёта. Не могу жить в клети. Привык давно уж одиноким волком по жизни идти. Мне поблизости женщина не нужна вовсе. Это морока одна. А цель моя одна - свобода. И ищу я лишь легких и необременительных встреч с приятной дамочкой. Фактически - одноразовых. И вы, Галя, в общих чертах на эту роль мне годитесь.
Галя взглянула Коле в глаза внимательно. И поняла: шутит.
Начали, конечно, встречи проводить. Сначала одну, потом и вторую.
Через месяц Галя переночевать попросилась.
- Я, - сказала тогда Галя, - на последний трамвай прилично запаздываю. Мне, пожалуй, придется, Николай, у вас ночь прокуковать. Потерпите уж мое близкое общество восемь часов кряду. А утром я котомку соберу и съеду. Сплю я совершенно неслышно - будто мышонок.
Коля тогда усом недовольно дернул. Будто кот.
- Мне, - сказал он, - про трамвай все очевидно. И хоть вся моя волчья натура противится и требует одиночества, но - так и быть - разочек заночуйте. Я, конечно, все равно нынче не засну - практически посторонняя женщина в доме толчется. Но - так и быть. Спокойной ночи и приятных снов.
И выдал Гале байковое одеяло в красную клетку. “Цвета страсти и любви попонка-то”, - Галя тогда сообразила. И посмотрела на Луну в окне.
Утром, конечно, котомок собирать не стала. Нажарила любимому блинов и постирала занавески. Коля блинов поел и вновь песню свою про волка завел. Но Галя прикрыла ему рот легким поцелуем и на центральный рынок пошла - свеклы к борщу взять. И сметаны.
И целая неделя так пролетела - в счастье. И месяц. И Галя расцвела даже. А Коля наоборот - грустный и молчит все больше. Иногда воет в окно - это если Луну хорошо ему видать.
- Одиночества хочу, - еле слышно бурчит под нос себе, - натура у меня. Птице моей крылья буквально отчекрыжили. Свободный дух мой угнетен. И готовится восстать.
Грустил, грустил. А на третьем месяце блинов поел и собрал Гале чемоданчик с пожитками.
- Уходи, захватчица, - сказал, - не могу я более насильно этому совместному быту радоваться. Один побыть хочу. Лет сто или двести.
А она - в слезы. Но ушла, конечно. А как не уйти, если тебя к двери гонят, а потом и по улице? Все же Коля - мужчина. И сил у него поболее будет.
А дома - мама. А в груди - любовная тоска. И мурашка все еще по телу бегает.