В буддистской мифологии после своей смерти живые существа перевоплощаются в одном из шести миров, на которые и поделена наша многострадальная реальность – сансара. Три из них считаются относительно благими для перерождения; это миры богов, полубогов и людей. Оставшиеся три считаются неблагоприятными, потому что сопряжены для обитающих там живых существ с повышенным накалом страдания и с непроницаемым невежеством. Это замедляет их перевоплощение в высших слоях реальности и снижает шансы на выход из колеса сансары, на окончательную свободу – нирвану. К ним относятся миры животных, голодных духов и обитателей ада. То, в каком мире воплотится живое существо, зависит от его поступков – в первую очередь от совокупности произведенных актов ума, сокрытых от любых внешних взоров.
Если за жизнь было создано много кармы, то есть сгенерировано много энергии желания и таких форм последнего как агрессия, страх и жажда, то это влечет к перемещению в нижние пласты. Билет туда также приобретается такими поступками по отношению к прочим существам, в основании которых лежит большой энергетический заряд цепляния из реакций влечения и отвращения. К их числу принадлежит, к примеру, классический набор из преступных деяний от воровства и убийства до лжесвидетельствования.
Пропуск «наверх», с другой стороны, приобретается благими актами ума, которые уменьшают объём жажды и, как следствие, снижают объём кармы. Проявлением благих состояний ума являются благие поступки, такие как помощь и благотворительность, деяния любви и сострадания, распространение знания среди живых существ.
В трёх нижних мирах, однако, существа практически не способны на благие акты ума. Они вынуждены ждать многие миллионы лет, перерождаясь там же вновь и вновь, пока их кармический заряд не выгорает сам собой, обеспечив движение вверх. Побыв в высших мирах некоторое время, они вновь аккумулируют много кармы и возвращаются назад. Эти циклы потенциально бесконечны, потому сансара и называется «колесом».
Конечно, учение о мирах сансары можно истолковать буквально, как попытку фактического описания положения вещей. Впрочем, даже с точки зрения буддизма это будет весьма наивным подходом. Это будет пониманием на уровне относительной истины, где учение специально упрощается и разукрашивается, чтобы быть приспособленным под особенности мировосприятия простых людей. На уровне ультимативной, то есть окончательной истины все истории о процессе перерождений преподносятся лишь как иносказание или же «искусный приём» (упайя). Они нужны для постепенного приведения к освобождению тех людей, кто не сможет получить знание напрямую и без всяких сказочных обёрток.
Наиболее глубокие и чтимые тексты традиции, такие как Лотосовая сутра, совершенно откровенно заявляют, что миры перерождения есть просто области сознания, которые существуют прямо здесь и сейчас. Они представляют собой шесть способов нашего бытия. Если говорить ещё точнее, то это собрание главных психотипов, которые удерживают разумное существо в невежестве и страдании. Будет крайне полезно вкратце рассмотреть каждый из них, поскольку они дают понимание многих хитросплетений человеческой «души» и тех нитей, из которых она состоит. Кроме того, мы обнаружим у всех психотипов общую основу. Её устранение и будет являться фундаментальной установкой жизненной практики в целом и медитативной в частности.
1. Мир богов (дэвов). Определяющими чертами мира богов являются эгоцентризм и гордыня. Боги пребывают в упоении собой и своим светом, они полностью поглощены собственными играми, грандиозными схемами и проектами. Всё, за что они берутся, оказывается способом утвердить, приукрасить и расширить собственное эго перед лицом самого же этого эго.
Люди, в которых доминирует психотип дэва, одержимы преобразованием внешнего мира или саморазвитием. Нередко они становятся духовными учителями и благодетелями человечества или же, напротив, его величайшими бедствиями. Дэвы самодостаточны, независимы и по большей части блаженны. И их взлёты, и их падения происходят внутри подконтрольной им сферы их гипертрофированного «Я». Переживаемые дэвами трагедии и испытания носят характер художественного действа. В них имеется драматический накал, театральность и щедрый на овации взгляд со стороны. В конечном счёте даже провалы служат богам способом самоутверждения, способом артистического утверждения себя на сцене в качестве трагических персонажей. Они способны упиваться даже собственными муками и невзгодами.
Из всех миров страдания мир дэвов есть самый блаженный, и это неизбежное следствие их упоенной самофиксации. Они крайне эффективны и могущественны, но мощь их предельно освобождённого эго может быть употреблена как во благо людей, так и во зло. Тираны и злодеи, сотрясающие ход истории, по большей части принадлежат к психотипу дэвов. Они играют перед самими собой свою колоссальную игру – невозмутимые и безразличные к последствиям, неподотчётные никому, кроме себя. Даже разрушают они по большей части без какой-либо зловредности и ненависти – просто потому, что им кажется, будто так будет правильно. Это часть их творческих замыслов.
По этой причине в христианской мифологии величайшим грехом была названа эгоцентрическая гордыня. Её первой жертвой был любимый и самый могущественный из ангелов Бога – Люцифер, чьё имя дословно означает «светоносный». Люцифер возомнил, что превосходит создателя и возжелал править сам. За это он был низвергнут с небес, постепенно превратившись в Дьявола. Эта история рассказывает нам о том, что происходит, когда наше эго разрастается и желает отделиться от окружающего мира, от своего творца, противопоставить себя ему и назвать своим врагом. До определённой степени ему это удаётся, но итоги оказываются плачевны. Подобно сверхмассивной звезде, дэвы всегда несут риск схлопнуться сами на себя под действием неимоверной силы тяготения эгоцентрической гордыни. Она взрывается – и после остаётся лишь чёрная дыра.
Впрочем, жизнь дэва не обязательно сопряжена с катастрофой. Напротив, основное число достижений человечества было порождено под действием гордыни и замкнутости ума на своих творческих играх. Дэвы умны, сильны и, как правило, блаженны, но у них есть фундаментальное ограничение, которое не позволяет им достичь финального прорыва в творчестве и освободиться от страданий. Они выстраивают свою жизнь вокруг эго, вокруг иллюзии существования того, чего в действительности просто нет. Цепляние за ветер и невежественная попытка усилить и приукрасить то, что мимолётно и непостоянно, есть препятствие, которое для дэвов непреодолимо.
2. Мир завистливых богов (асуров). Определяющей чертой мира асуров является маниакальная конкурентность. Если дэвам свойствен нарциссизм и упоение своим светом, то асуры есть в некотором смысле их противоположность. Это полубоги, вернее даже – недобоги, страдающие вечным комплексом неполноценности, но страдают они им не в тихой, а в маниакально-агрессивной форме. Они жаждут питаться светом, порождаемым собственным эго, но просто не могут поверить в себя. Асуры слишком слабы для статуса настоящих богов и им постоянно требуется видеть отражение собственного «Я» от поверхностей окружающего мира и от глаз окружающих людей.
Дэвы играют свои пьесы перед судом своего ума и воображения. Асурам же требуется настоящая и рукоплещущая публика. Они верят только отраженному свету, им необходимы постоянные подтверждения извне, что они существуют, что они всё делают правильно. Люди с психотипом асура постоянно сравнивают себя с окружающими и стараются одержать над ними верх – и в уровне потребления, и в статусе и власти, во всём, что кажется им важным. У них должна быть лужайка лучше и зеленее, чем у соседей, машина дороже и красивее, а интеллектуальные достижения – больше и престижнее. Конкретный набор соревновательных игр широко варьируется, но асурам всегда очень важно блистать в чужих глазах, не ударить в грязь лицом, не дать себя обойти и провести. Они подозрительны, завистливы, ревнивы, тщеславны, параноидальны, но порой хорошо это скрывают.
В асурах появляется злоба и хищная агрессия, мелочность и раздражительность, все эти помои ума, которых нет в более чистых сознаниях дэвов. Дэвы могут быть чудовищны и стирать с лица земли города. Но они уничтожают с улыбкой, с состраданием или со скучающей миной на лице, с невинностью торнадо. Как говорится, ничего личного. Business as usual.
Асурам же при победе присуще злорадное ликование. Когда они встречают тех, кто их ниже, то преисполняются высокомерием и используют это как шанс утвердиться в сравнении с ними. В случае столкновения с теми, кто стоит выше, они нередко начинают лебезить и льстить – но под медоточивым фасадом всегда таится зависть и горечь.
Асуры бывают очень умны и высокоэффективны. Они неугомонны, маниакальны, но из-за постоянной оглядки не только на своё эго, но и на его сравнительное положение по отношению к эго других людей, асуры больше погружены в невежество и цепляние, чем дэвы. Это делает их намного несчастнее и неприятнее при личном столкновении. Разумеется, тщеславная и параноидальная сторона человеческой психики принесла некоторые блага цивилизации, но произошло это дорогой ценой. За счёт озлобленной конкуренции в философии, науке и искусстве были получены некоторые достижения, но не следует полагать, что лишь таким образом достижения культуры возможны. Ментальность асура – это плохой и мучительный способ достичь некоторых хороших результатов.
С исторической точки зрения, в сутрах Палийского канона Будда называет не шесть, а пять миров сансары (см., напр.: MH 12). Миры богов и полубогов объединены там в один. Выделение асуров в отдельный мир в буддизме как повсеместное явление возникло лишь в средневековом Тибете, и, как мы видим, для этого есть все основания, поскольку дэвы и асуры крайне различны.
3. Мир людей. Центральными характеристиками мира людей являются неудовлетворённость и натуга. Людям также постоянно чего-то не хватает, но в своей нужде они воплощают нормальность, держась в стороне от крайностей дэвов и асуров. Это умеренный психотип, который пребывает между нарциссизмом первых и агрессивным комплексом неполноценности у вторых. Согласно традиционным представлениям, как раз умеренность мира людей и делает его наилучшим местом для преодоления невежества и для просветления. Дэвы и асуры слишком поглощены собственными эгоистическими играми, чтобы преодолеть движущее ими эго и тем самым обрести освобождение.
Тем не менее осуществить это не просто и для людей. В этом психотипе мы постоянно работаем или ищем развлечений, и в своей сущности оба занятия оказываются тем же самым – извечным и тщетным поиском идеала удовлетворённости. Человек стремится к некоему идеальному состоянию, но каждая новая ситуация жизни оказывается «не тем» и отсылает его на дальнейшие тщетные поиски. Также человек постоянно боится, что чего-то не получит или что-то потеряет, и его тревога становится неотступным психическим фоном. Ему всё даётся с усилием и напряжением и не приносит отдохновения.
Он перебирает чувственные и умственные наслаждения, пробует учения и религии, меняет объекты поклонения и жизненные маршруты, учится и совершенствуется, но при этом остаётся полон разочарованной горечи, неполноты и, конечно же, тревоги. Всё не то, всё не то. Самое лучшее оставляет на губах кислое послевкусие по мере того, как неизбежно тает и превращается в воспоминание. Некоторым удаётся укрыться в самообмане, фанатизме и слепой вере, но порождаемая ими злоба всегда даёт знать о том, что действительно происходит внутри.
Только человека снедает зуд неполноты и тоски по пристанищу, по идеалу. Дэвы для этого слишком сильны и уверенны, а асуры маниакальны. Безумие придаёт асурам запас неисчерпаемой психотической энергии и просто не позволяет остановиться на проживании собственной неполноценности. Поразительным образом, способность к анализу собственной неполноценности и погруженность в неё является преимуществом мира людей. Только так человек оказывается способен препарировать и устранить загрязнения сознания и пробиться к прямому контакту с реальностью.
4. Мир животных. Ключевой чертой мира животных является ограниченность. Это чрезвычайно узкий и простой способ взаимодействия с жизнью. Человек с психотипом животного крайне деловит, серьёзен, прям и толстокож. Он слеп к природе реальности и к природе самого себя, он не желает и не в состоянии понимать иную точку зрения. Он всегда идёт проложенным курсом, следуя биологическим инстинктам и общественным программам, которые были в изобилии загружены в его сознание.
Классическим изображением ментальности животного является свинья. Её шея устроена таким образом, что она просто не способна взглянуть на небо, даже если ей бы это и вздумалось. Свинья не глядит на небо, ей нет дело до идеалов психотипа человека. Также она не может полноценно поворачивать голову направо или налево. Вместо этого она всегда идёт вперёд и смотрит на землю, обнюхивая её в поисках пищи и грузно поворачивая всё тело при необходимости.
Животное не умеет творить и не в состоянии познавать устройство вмещающей его реальности. Оно следует зашитым в нервную систему правилам и приспосабливается под окружающий мир. Его тяжело научить чему-то новому. Оно является стадным даже тогда, когда ведёт одиночный образ жизни, потому что повторяет черты и поведение своего вида в мельчайших подробностях. За счёт ограниченности и конформизма животное избавлено от большого числа страданий человека или асуров, но эта же ограниченность делает даже кульминацию его счастья чем-то бледным и пресным. В психотипе животного мы страдаем меньше, чем в психотипе человека, но это не кажется заманчивой рокировкой. У нас также нет и человеческих отрад, не говоря уже про полёт духа дэвов. Жизнь животных протекает во тьме невежества и несвободы, в подчинении у автоматических программ. Белые и чёрные тона, как и яркие цвета радуги, сплюснуты у него в нечто среднее и серое.
5. Мир голодных духов (претов). Основной характеристикой претов является голод, неуёмная жадность. Это неудовлетворённость человека, многократно помноженная на себя и соединенная в монструозном союзе с узостью зверя. Преты денно и нощно скитаются в поиске того, что могло бы насытить их гипертрофированные аппетиты. Они отчаянно стремятся заполнить черную дыру внутри, сотканную из невротизированного страдания. Человек в психотипе прета маниакально скапливает богатства или жизненные впечатления, он ищет власти и почестей, чужого внимания и любви, но ничто не способно унять этот голод. Он занимается поглощением и накоплением ради него самого, вопреки тому, что это даже не доставляет ему радости.
Больше, больше, больше, больше… – прет охвачен постоянным зудом воспалённого желания. Он расчёсывает его до крови и в том черпает некое блеклое подобие наслаждения. Не иметь зуда, однако, лучше, чем получать удовольствие от расчесывания ран, но невежество мешает прету это понять. От жителей других миров его отличает именно сочетание крайней жадности с крайней тупостью и неразборчивостью. Он подобен дракону, который копит огромную гору из золотых сокровищ и затем восседает на ней, однако толком не понимает, зачем.
Дэвы и асуры, люди и животные – все несомы силой желания, но они стремятся к тому, что приносит им радость и что считают полезным, хотя часто и ошибаются на этот счёт. Голодные духи вообще не задаются такими вопросами. Как будто под действием заклятья и вопреки всем свидетельствам, что это их и мучит, они расчёсывают свои болячки, поглощают и накапливают разного рода еду, имущество, впечатления.
6. Мир обитателей ада (нараков). Главной чертой психотипа нараков является ненависть. Это не завистливая агрессивность асуров и не бытовая человеческая злоба. Речь идёт о всепоглощающей потребности разрушать и причинять боль всему, что попадается на пути, которая подчиняет себе личность и затем вырывается за её пределы. Где бы нараки не оказывались, они чувствуют себя загнанными в угол, в клетке и в бешенстве бросаются на стены, круша всё, что вокруг. Каждый человек для них либо обидчик, либо тот, кто похож на обидчика, либо тот, кто может стать обидчиком.
В сущности, нарака является зеркальным отражением прета. В ментальности голодного духа до абсурда доведена жажда что-то получить. Прет представляет собой гипертрофированное желание со знаком плюс, то, что Будда называл влечением (rāga). Он тянется к ситуациям и вещам, которых ещё нет, но не может насытиться ни одной, причем делает это предельно глупо.
Нарака есть, напротив, гипертрофированное желание со знаком минус. Это воплощение фундаментальной операции ума, которую Будда называл отвращение (dosa на языке пали или же dveṣa на санскрите). Это желание, чтобы того, что есть, не было, а также разрушительная энергия, направленная на объект, вызывающий наше отвращение. Нарака не хочет получать то, чего у него нет. Он стремится уничтожить то, что ему не нравится. А ему не нравится всё.
Ярость нараков является бескомпромиссной местью миру за то, что тот не таков, каким они хотели бы его видеть. Это может быть объявление войны воображаемому творцу Вселенной, создавшему эту юдоль страданий, и проклятие Богу за собственное рождение в порочном и безумном мире. Это может быть проклятие обществу и людям, с которыми они живут, за их несправедливость, то есть являться местью за испытанные горести, поражения и разочарования. Рационализаций и фантазий у нарака может быть много, но они всегда есть лишь способ оправдания ненависти. Сражается он не с богом, не с обществом, а исключительно со своим больным умом. Окружающие, однако, неизбежно становятся жертвами психотических метаний нарака в создаваемых его сознанием кошмарах.
Весьма точным описанием состояния нарака будет термин рессентимент из философии Фридриха Ницше. Рессентимент – это выпускание нашей психикой пара и перенесение ей агрессии, вызванной личными слабостями и неудачами, на другие объекты. Нарака есть тотальный рессентимент, существо, которое всегда выпускает пар. Этого пара настолько много и он так обжигающе горяч, что месть также становится тотальной, спонтанно изливаясь наружу. Нараки крайне несчастны, гораздо несчастнее претов, потому что акты отвращения для ума мучительнее, чем акты влечения. Кроме того, их тёмные энергии слепы, необузданы и нередко обращаются на них самих. Наракам свойственны самоистязание и саморазрушение. Возникая без умысла и расчёта, они имеют то дополнительное «преимущество», что наполняют их ещё большим страданием, снабжают новыми поводами ненавидеть.
Типичными представителями психотипа обитателей ада являются организаторы массовых убийств, серийные маньяки и вообще любые склонные к грубости и насилию люди меньшего криминального калибра. Хамы, мелкие домашние тираны, злобствующие бюрократы и служители закона тоже воплощают в себе дух нарака, просто крайне мелкого, слабого и гадкого. Они постоянно выпускают раскалённый пар, вредя себе и всем вокруг и не сознавая, что в действительности творят.
Установка бедности
Учение о мирах сансары рисует воображению колоритную картину из шести сценариев человеческого падения. Вернее даже не падения, а от-падения. Это формы болезненной отделённости ума от понимания собственной природы, а потому от своих высших возможностей – от неомрачённого и прямого контакта с реальностью. Одни из нас всю жизнь тяготеют лишь к одному из этих типов, например, к миру дэвов или к поведению голодных духов. Другие в разные периоды жизни примеряют на себя различные роли, перемещаясь из одного доминирующего психотипа в другой.
Более того, в течение дня мы нередко повторяем всё вращение колеса сансары в миниатюре. Мы начинаем утро в божественных сферах самодостаточности, а затем нас охватывает паранойя и мы начинаем завистливо и желчно сравнивать себя с другими, подобно асурам. От ощущения неполноценности в нас вскипает ненависть нараков и голод претов, но их накал столь велик, что мы не в силах долго выдерживать эти эмоциональные бури. Тогда мы отдыхаем в относительной умеренности человеческого бытия или же спокойной ограниченности животного. На следующий день всё повторяется вновь в виде коктейля с новой комбинацией из тех же ингредиентов.
У психотипов древнеиндийской мифологии при всех их индивидуальных особенностях имеется общая основа. Они пронизаны ощущением фундаментальной бедности. Это шесть вариаций нужды, которая толкает разумное существо на непрестанный поиск иных состояний и мешает полноценному контакту с каждым из тех состояний, в которых оно пребывает сейчас. Мы похожи на голодного, который стал бы срывать с дерева финики, откусывал по крошечному кусочку и после, не в силах ждать, бросал сорванный финик себе под ноги, спеша сорвать новый.
В мире богов глубинное самоощущение бедности заметно менее всего, потому он и ассоциируется с блаженством. Их гордыня, самолюбование и очарованность собственными затеями хорошо скрывают недостачу. И всё-таки эта недостача несомненна, поскольку богам требуется постоянное самоподтверждение. Они не могут проиграть себе, они ищут улыбки собственного отражения, и этим поискам нет конца.
Откровеннее всего позиция бедности выражена у претов. В Тибете их изображают монстрами с гигантскими вздутыми животами и крошечным ртом, размером с булавочную головку. Путь в их необъятный желудок идёт через тончайшую шею, делающую каждый глоток и каждый поглощаемый ком пищи мучительными. Преты всегда голодны, и их хищный живот непрерывно урчит. Однако рот претов настолько мал, что даже среди полного изобилия они существуют на грани голодной смерти и никогда не могут насытиться.
Психотип прета позволяет нам понять, что такое бедность – причем не только в некоем переносном смысле, а любая бедность вообще. Бедность есть мера невротической нужды приобретать. Чем выше жажда получать всё новое и сила цепляния за него, тем беднее оказывается индивид. Человек, живущий во дворце среди несметных сокровищ и старающийся их преумножить, до прискорбия беден. Из сочувствия ему следовало бы подать милостыню, да только она не поможет. Как и в случае прета, здесь проблема психоанатомическая. Такого человека терзает постоянный голодный зуд, и расчесывать зудящие места приобретениями порой приносит ему несколько извращённое наслаждение. Намного приятнее и полезнее, однако, было бы не иметь зуда вообще, и для этого требуется ушить патологически разросшийся желудок и расширить бисерный рот да тонкую шею. Тогда появится возможность полноценно воспринимать мир вокруг, отвлечься от голода и поиска пищи, открыться проживанию ситуации и творчеству. Это и означает быть богатым. По этой причине живущий в горах отшельник или спокойно и радостно трудящийся ученый намного богаче любого обитателя дворца.
Установка богатства
Причина бедности состоит в невежестве. Живые существа не понимают, что вся возможная полнота счастья и энергии уже содержится в ситуации, в которой они пребывают прямо сейчас. Вместо этого они ищут новых ситуаций и, достигнув той, что кажется им лучше, первым делом пытаются удержать её в своей власти. Однако в условиях непостоянства…
<…>
Получить доступ к полной версии статьи и подкаста
Канал в Telegram // YouTube // ВК // Поддержать автора
