-Вы, мамочка, подумайте. Синдромчик нехороший, не лечится, ребёночек родится со множественными уродствами, ваша жизнь и жизнь вашего супруга превратится в ад. Да и дитю будет не сладко, его дразнить станут, издеваться. Вы знаете что такое "волчья пасть"?
Старый доктор просто сошёл с картинки про дореволюционную жизнь, он был интеллигентно-сдержан, ласков и заботлив, впрочем сумма, которую отвалил Стас за эту консультацию и генетический тест, быть таким доктора обязывала. Но Сашке было на это плевать. Она всегда жила только своим умом, этого ребёнка она ждала всю жизнь (целых двадцать восемь лет) и поэтому она вообще не понимала, что они от неё хотят. Она слезла с высокого, белого кожаного табурета, на который её зачем-то усадили, подошла к огромному деревянному с резными ногами и сукном под стеклом, столу, разместилась в кресле, рядом с мужем.
-Ну что ж. Это ваше страшное известие хотя бы стопроцентное? Или на авось?
Доктор вскинулся, на короткое мгновение его благообразное айболитовское лицо приобрело странное щучье выражение, но он справился с собой, отмяк.
-Мы, дорогая пациентка, такими вещами не балуемся. Не по чину. Сказал, что есть синдром Патау, значит есть. Можете мне доверять.
Доктор встал, уверенными и четкими движениями сложил Сашкины бумаги, аккуратно сложил в папку и отдал её Стасу. Стас молча принял её, как скользкую жабу, даже поморщился, растерянно привстал, как будто хотел поклониться. Доктор смотрел жёстко и безжалостно, кто-то сменил ему личину тихо и незаметно.
-Прошу прощения, время приёма вышло. Всё рекомендации указаны в файле, их соблюдать придётся очень скрупулезно, коль уж решили рожать. А рожать вам, милочка, я настоятельно не советую. Родите горе горькое на беду себе и другим. Глупо.
Сашка обомлела. Это сейчас, вот этот нафталиновый хмырь в белом халате говорит об убийстве её Вовки? Её крошечки, кровиночки, её любимого сыночка, которого она с таким нетерпением ждёт?
Сашка схватила со стола вычурную старинную чернильницу, неизвестно зачем лежащуюна столешнице, хотела было запустить прямо в докторов толоконный лоб, но Стас одним хищным прыжком преодолел расстояние до сбесившейся жены и закрыл Айболита своим телом.
-Дородовая депрессия и психоз. Имеет место быть. Впрочем, я это предусмотрел, мои назначения включают антидепрессанты.
…
Ехали домой молча. Стас рулил, сжав челюсти, и Сашка краем глаза со страхом смотрела, как бугрятся, а потом пропадают желваки под его гладкой, смуглой кожей, она по опыту знала - сейчас лучше не лезть. В столовой прислуга уже накрыла чай, но Стас за стол не сел, рассеянно коснулся губами Сашкиного темечка, взял из вазы здоровенный персик и поднялся на лифте в свой кабинет.
-Там останутся. Ишь, брови свёл, сердитый. А ты, детка, не переживай. Отойдёт. Он отходчивый.
Анюта, вернее Анна Иванна, прислуга, горничная, кухарка, на все руки мастерица, Сашку любила и жалела. Но и Стаса она любила не меньше, никак вынянчила на своих руках. Поэтому соблюдала мудрый нейтралитет, но втихаря Сашку опекала, девчонка ведь совсем, несмотря на возраст.
-Хотя, глянь, складка на лбу нехорошая, злая. Как бы удила не закусил. Пошли, милая, помогу тебе кроватку разобрать, на тебе лица нет.
…
Ночью Сашка не спала. Она лежала с ночником, глядя, как на высоком, матовом, идеально сделанном потолке мечутся тени. Она поглаживала живот, тихонько уговаривала сына не бояться никого и ничего, она же с ним. И он слышал, он улыбался своей маме, Сашка это чувствовала, потому что её губы тоже растягивались в улыбке. Сами по себе.
Сашка росла сиротой. В небольшом, сельском детском доме она слыла заводилой, бандиткой, но зато была самой красивой девчонкой. Красивой, смелой и бесшабашной, настоящей чёртовкой, и первая половина её жизни после выпуска прошла в угаре и пустой бессмысленности. Успокоилась она только к двадцати четырём, и тут на вечере встречи с бывшими одноклассниками и спонсорами детского дома, её увидел Стас. Крутой мен пал к ногам своенравной Сашки, уже через пару месяцев подарил ей офигенное кольцо с бриллиантом, достойным дочери шаха и сообщил, что хочет, чтобы она родила ему сына. И Сашка сама не поняла, как она оказалась в этих шикарных апартаментах, квартира мужа была размером с небольшое село. А потом она опять не поняла, как оказалась под тяжелым, плоским, как обточенный морем гранит, каблуком мужа.
Нет, он явно на нее не давил. Он любил и баловал жену, у Сашки было все, даже то, чего быть не особо должно по статусу. Она привыкла к роскошной жизни, чувствовала себя золотой рыбкой золотом аквариуме, но как-то так всегда оказывалось, что Стас руководил всем. Вплоть до трусов, которые она должна была надеть именно сегодня. Вплоть до самых дальних тайников её души…
Задремала Сашка только под утро. Но поспать ей не удалось, по её щеке кто-то прошелестел лёгкими пальцами, потом ещё, а потом чуть-чуть, еле касаясь, похлопал.Анюта .
-Иди, детка, сам зовёт. Суровый, ужас. Прям скала.
Стас сидел за обеденным столом, положив тяжёлые, большие кисти на скатерть. Он смотрел куда-то перед собой, потом медленно перевёл взгляд на жену, кивнул, сядь, мол, рядом..
-Александра. Я решил, рожать этого ребёнка мы не будем. Незачем. Я уже договорился, к десяти тебя ждут в клинике. Собирайся.
Сашка отпрянула от мужа, она практически не смогла собрать эти разрозненные слова в предложение. Что значит, не будем рожать? Кого не будем? Её Вовку? А что мы будем с ним делать, с её маленькой кровиночкой, с которой она каждую ночь ведёт разговоры об их будущей счастливой жизни? Что мы сделаем с Вовкой? Возьмём и убьём?
Она поискала что-то наподобие дурацкой докторовой чернильницы, нашла серебряную солонку и запустила Стасу в лоб, целясь между глаз. Не попала, со звоном разлетелась на куски стеклянная дверца буфета, обрызгав сжавшегося мужа всплеском блесиящего стекла. Потом собрала в своей спальне ту самую сумку, с которой появилась в этом доме, покидав в неё что попалось под руку, и вышла вон.
Навсегда.
