XV век на севере Европы - это врата разделяющие и одновременно объединяющие "осень Средневековья" и весну нарождающейся культуры Ренессанса.
Возвышение и расцвет Бургундии приходится на столетие правления четырех герцогов (1384-1477): Филиппа Смелого, Иоанна Бесстрашного, Филиппа Доброго и Карла Смелого.
Фландрия еще с конца XIV столетия была самой урбанизированной областью Нидерландов, а такие города как Брюгге (дадада, тот самый, в котором Колин Фаррелл и Брендан Глисон залегли на дно), Брюссель, Гент, Антверпен, Льеж считались крупными даже по меркам общеевропейским.
И все шло вполне себе благополучно, пока не настали 1460-ые года - перманентная война этого благословенного, как казалось, региона с Францией и мятежи городов Бургундии. Как итог: смерть Карла Смелого и испанское владычество (читай, габсбургское).
Правда ПЕТРУС КРИСТУС не дожил до кончины великого герцога, не знал о браке его дочери с будущим императором Максимилианом, в результате союза которого Нидерланды перешли во владение Габсбургам.
Не знала об этом и она - сама прекрасная дама из всех дам в истории фламандской портретной живописи, чопорно смотрящая на нас с деревянной панели небольшого формата кисти все того же Петруса Кристуса.
В миром художественном наследии я, пожалуй, назову лишь три портрета, перед которыми трудно устоять, да и сопротивляться совсем нет желания. Это "Мужчина в красном тюрбане" Ван Эйка, "Дама с горностаем" да Винчи и "Портрет девушки" Петруса Кристуса.
Она как отполированный до блеска жемчуг, лежащий на бархатной черной подушке. И ей скучно, откровенно скучно. Посмотрите как надулись ее узкие капризные губки! - сейчас бы на бал, но нет, нужно сидеть здесь и помалкивать, что есть мочи.
Про балы прелестница явно знала не понаслышке - дорогая одежда, элегантное ожерелье, почти пуританский эннен (головной убор "птичий улей", бывший в те времена в моде при бургундском дворе).
Очевидно, что перед нами юная средневековая модница - высокий лоб, длинная шея, бледное лицо, едва заметные брови, не говоря уже про изящное темно-синее платье, мягко подчеркивающее овал ее плеч и держащаеся на одном честном слове.
И, конечно, никакой косметики, ибо использование сей скверны тогда приравнивалось к колдовству - накрашенную особу Христос не узнает в день Страшного суда и сошлет в ад (даже веснушки, родинки, любые пятна на коже воспринимались как метки дьявола).
Чтобы сохранить аристократичную бледность лица дамы пользовались специальной пудрой на основе свинцовых белил и муки (часто в состав входил мышьяк и тогда "сама рука Господа" карала прекрасных дам и их кавалеров).
А чтобы добиться эффекта высокого лба применяли большие дозы негашенной извести и уксуса (и да, часто исчезали не только волосы). Волосы вообще считались приметой ведьмы, ведь это признак сексуальности, а значит недопустимо демонстрировать эту греховную часть тела.
И в этом плане перед нами очень благопристойная особа. Благопристойная, но совсем не скромная. И дело даже не столько во взгляде юной барышни, с укором смотрящей на того, кто ее пишет, сколько в отсутствии вуали. Дадада, в XV веке ношение вуали было признаком скромности, так как она закрывала лицо.
Наша же героиня не стремиться скрывать себя, напротив, показывает во всей красе и аристократическом высокомерии.
А где как ни дома это высокомерие выказывать, без стеснения и излишней наигранности? Только под крылом батюшки и матушки. Именно поэтому Кристус предпочел изобразить даму не на однородном темном фоне, традиционном для портретов того времени, а в сдержанном домашнем интерьере. Интерьере почти монашеском, супом и мрачном, но с таким невозможно тонким, любовно-нежным рассеянным светом - так ласкает сие барышню сам художник и так целует свое дитя сам Господь.
Кристус избегает передачи малозначительных деталей, дабы ничто не отвлекало зрителя от взгляда и лица девушки. Значит вся соль кроется именно в лице.
И первое, на что зритель обращает внимание - это миндалевидные кошачьи глаза незнакомки. Так художник подчеркивает хитроумие и сообразительность юной особы, ее вздорный, свободолюбивый (по меркам того времени, конечно) нрав. Нрав, который сохранил в себе еще следы детства, озорства и непокорности (поэтому она так и недовольна, предпринятой кем-то, вероятно батюшкой, затеей писать ее портрет, но, воля отца есть закон, который, как говорится, топором не вырубишь).
Кристус вовсе не стремится лишить героиню надменности, напротив, подчеркивает ее аристократический шарм. Шарм, который хочет быть скромным, наделенным всеми 12 добродетелями, коими обладала сама Дева Мария, но глаза выдают.
Портрет сделан изумительно тонко. Мне вообще кажется, что о нем можно говорить исключительно в превосходной степени и только аплодируя стоя.
Поразглядывайте работу: вот блики жемчуга на ожерелье (символ чистоты и женственности), а вот ювелирный мех белой полоски (белый и синий - традиционные цвета Мадонны), а вот и она - тончайщая, филигранно сделанная магией цвета, вуаль. Там, за спиной юной барышни, ниточки от нее опоясывают шею и еле заметные, своим V-образным падением, дополнительно вытягивают и без того длинную шею.
И вновь хочется сказать, что перед нами аллюзия на юную и прилежную Деву Марию, которая "поставила себе за правило предаваться молитве с утра до трех часов и заниматься ручными работами с трех часов до девяти", но все те же глаза, скучающие и чопорные, выдают.
Чьи это глаза неизвестно. Существует вполне убедительная гипотеза, будто Кристус запечатлел в веках Анну или Маргарет Толбот - одна из дочерей Джона Толбота, 2-го графа Шрусбери. Одна из самых знаменитых и почетных английских семейств приезжала в Брюгге, где жил Петрус Кристус, в 1468 году, на бракосочетание Маргариты Йоркской, сестры английского короля Эдуарда IV, и Карла Смелого, герцога Бургундского.
