Найти тему

«Однажды я спровоцировала травлю». Интервью со школьным психологом

Поговорила с Натальей из Дальнего Востока. Наталья — школьный психолог, написала мне здесь на Яндекс.Дзен после прочтения книги "Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли".

СМ: Расскажите о том, как вы пришли в школу?

Н: Я получила педагогическое образование давно, училась ещё при СССР, но в школе не работала, занималась репетиторством. В начале 2000-х исполнила давнюю мечту — получила второе высшее образование по специальности педагог-психолог. Таким образом, я пришла в школу уже зрелым человеком, практически не имея опыта работы в школе. Школа, в которую я пришла, была обычной государственной школой, но она была расположена в неплохом районе, где в основном жили работники силовых ведомств, властных структур, бизнесмены, поэтому детей с девиантным поведением у нас было мало. Это была экспериментальная школа, у нас было на 400 с небольшим детей работало два психолога, три социальных педагога, отдельный заместитель директора по социально-психологической работе, было какое-то невероятное количество кружков и секций, хорошие доплаты за эксперимент, поэтому в школу не брали кого попало, учителя держались за работу. Возможно, поэтому совсем тяжёлых случаев травли у нас не было. Дети есть дети, периодически кто-то кого-то обижал, но всё это пресекалось очень быстро.

СМ: А случаи травли, пусть даже не тяжёлые, всё-таки были?

Н: Один раз я наблюдала, как мальчика, назовём его Олег, обижали примерно в течение семи лет, начиная с первого класса. Он был высоким, плотным, иногда давал сдачи. Дети нащупали его слабое место. Когда его обзывали, Олег быстро начинал раздражаться, эмоционально отвечать, плакать, закатывал истерики. Учитель вела разнообразные беседы с обидчиками, но всё было бесполезно. Надо сказать, я не была уверена, что это травля в чистом виде. Он быстро успокаивался, на следующей перемене прекрасно играл с этими детьми, было заметно, что обиды он быстро забывал. Я проводила тестирования и в первом, и во втором классе, общалась с ним, по всем психологическим методикам у него не было высокой тревожности, тесты не показывали его проблем с одноклассниками. Кроме того, я проводила работу с классом по поводу травли, вела тренинги.

Где-то в третьем классе мама Олега начала приходить в школу по поводу того, что его обижают, кричала на учительницу. Я с ней разговаривала несколько раз, у меня создалось о ней странное впечатление. Впоследствии я встречалась с такими родителями, а тогда у меня было мало опыта, и я удивлялась несообразностям в её поведении с ребёнком.

СМ: Что именно казалось несообразным?

Н: Ребёнок был присмотрен, ходил в чистой одежде, уроки ему помогали делать, на экскурсии ездил, деньги сдавали, то есть в смысле не бедные были, полная семья, оба родителя работали. Но я замечала, что ребёнок носом почти не дышал, просила понаблюдать учителя, она подтверждала. Спрашивала потом маму, она отвечала, что у сына давно была проблема с аденоидами. На вопрос, почему проблему не решали, это же влияло на успеваемость, мама отвечал: «Вот сейчас пойдём». Насколько помню, так они и не ходили никуда, он сопел ещё долго на уроках. Ещё было несколько моментов. В девятом классе учитель русского языка как-то так ловко вела уроки, что полкласса имели «двойки», и она на собраниях патетично трясла пачками тестов с кучей «двоек». Родители, не знакомые со школьными хитросплетениями, приняли все это за чистую монету, наняли репетиторов, именно этого учитель и добивалась. Не было репетиторов у Олега и ещё одного ребёнка из неблагополучной семьи. Может показаться, что я неправильно рассуждаю, заглядываю в кошелёк чужих людей, но я пишу об этом, потому что это было характерно для этой семьи — пустить сына барахтаться со своими проблемами самому, соблюдая лишь общепринятые правила игры — чисто одеть, немного помочь с уроками, прийти и картинно поорать на учителя... В дальнейшем я заметила, что дети, которых обижали в школе, часто были именно из таких семей, внешне благополучных, но к ребёнку относящихся, как к нелюбимой работе — вот есть ребёнок, родился, нужно одевать, кормить, делать вид (часто перед самими собой), что проблемы ребёнка решаются. Такое показное родительство.

СМ: То есть дети из неблагополучных семей часто становятся объектами травли?

Н: Да, вы это верно заметили в своей книге. В такой семье у ребёнка роль жертвы и он привык к этой роли, а дети интуитивно это чувствуют, и травля начинается на «удобренной» почве. В первый класс нашей школы пришёл мальчик. Он был замкнутым, в садик не ходил, к школе его не готовили. Во всём облике чувствовалась его запуганность, живя дома, практически нигде не бывая, он боялся школы и детей. Дети начали его обижать. Семья была не очень благополучной, но мама прислушалась к жалобам сына и стала его защищать, как умела. Сначала пожаловалась учителю. Та, конечно, пыталась защищать ребёнка, но за всеми не уследишь, его продолжали обижать, хоть и реже. Мать пришла в школу, в ярости затащила обидчиков в туалет и немного побила, в основном подёргала за шиворот. Родители немедленно написали заявление в милицию (тогда это ещё называлось милицией). Администрация школы, чтобы замять это дело, предложила женщине забрать ребёнка. Он прошёл психолого-медико-педагогическую комиссию, получил диагноз ЗПР (задержка психического развития), и его перевели в школу, где был коррекционный класс. В таком классе училось не более 14 детей. После того как мать мальчика побила детей, она не водила его в школу, он пропустил примерно месяц, потом перешёл в другую школу. Я понимаю, что это неправильно — бить других детей, но она молодец, что вступилась за своего ребёнка, как могла. Я думаю, что, хоть семья и была не очень добропорядочной, мать пила, дрались они с сожителем, но у ребёнка был ресурс — поддерживающая мать.

СМ: А что потом было с этим ребёнком?

Н: В коррекционном классе у мальчика было странное поведение, послали к психиатру, поставили диагноз «шизофрения». Года через два или три года он вернулся в нашу школу (неудобно и далеко было ездить в ту школу). На уроках творил нехорошие вещи и его перевели на домашнее обучение.

СМ: А дети из благополучных семей могут стать жертвами травли?

Н: Конечно, случай вашего сына, описанный в книге — не редкость, когда ребёнок спокойный, не умеет давать сдачи, а учитель фактически поддерживает травлю.

СМ: Как получилось, что однажды вы спровоцировали травлю?

Н: Как-то учителя обратились ко мне с проблемой мальчика из четвёртого класса. Мальчик обижал в основном девочек. Назовём его Андрей. Он мог ударить других детей, толкнуть, обозвать. Одну девочку он сильно ударил в живот. Я спросила учителя, какие меры предпринимались, и почему после травмы у девочки родители не обращались в милицию. Оказывается, администрация не хотела выносить сор из избы, разбирательство не пошло дальше директора. Регулярно в школу вызывалась мама, она была очень мягкая, с сыном совладать не могла, всё пускала на самотёк. В семье имелся папа, но он постоянно уезжал на заработки. Когда он был дома, Андрей вёл себя потише, папа был строже, чем мама. Ребёнка я протестировала, побеседовала. Тесты показали, что ребёнок не тревожный, в семье у него проблем не имелось. Возможно, в семье были какие-то глубинные проблемы, я даже уверена, что были, не зря же мама отличалась несколько аморфным поведением, у неё даже речь была замедленная, неопределённая и очень вялая. Но школьный психолог не психотерапевт, у меня не было возможности проводить семейную терапию. В общем, всё ограничивалось периодическими беседами учителя и социального педагога с мальчиком о его поведении. В обязанности социального педагога тогда входил разбор конфликтов между детьми, поэтому она больше работала с мальчиком тогда.

Через некоторое время ко мне в кабинет пришли четыре девочки и стали жаловаться на него. Они были в группе продлённого дня, когда Андрей опять отличился. Они что-то разукрашивали, и он вылил грязную воду на одну из девочек, другую ткнул ручкой, с третьей сделал что-то ещё, и они пошли ко мне с рассказами о его художествах. Я дала им совет, в правильности которого до сих пор сомневаюсь. Я спросила: «Девочки, а вы не заметили, что вы всё выше, чем он? Почему вы не даёте ему отпор?» Они задумались. Ещё я сказала им, что он достаёт каждую девочку по отдельности, но вы они пришли ко мне вчетвером, могут также вчетвером, заступаться за одного. Посоветовала защищать друг друга. Через несколько дней учительница с радостью сказала мне, что больше он никого не обижает, потому что при попытках напасть на девочку они нападают на него группой. Я занялась другими делами и забыла о нём на год.

На следующий год эти дети были уже в пятом классе. Как-то классная руководительница упомянула, что, похоже, маятник качнулся в другую сторону — Андрея начали шпынять уже без поводов. Девочки умеют шпынять, не коснувшись и пальцем, ему приходилось несладко. Закончилось это не очень хорошо. Пришла новенькая, увидела, что есть объект для насмешек, начала дразнить Андрея, тот дал ей по лицу. Ранка там была небольшая, но особенность ранок на губе — много крови, поэтому история наделала много шума. Отец девочки работал в прокуратуре, Андрея поставили на учёт в комиссию по делам несовершеннолетних, собирались «посадить» на месяц. Тогда у нас в городе была такая практика — детей направляли в центр изоляции несовершеннолетних правонарушителей по решению комиссию.

СМ: Что потом было с этим ребёнком?

Н: Вернувшись оттуда, Андрей притих, к девочкам перестал цепляться, зато стал драться с мальчишками, любил подстраивать подлости, но никто его уже не травил, всё как-то было относительно нормально. Школу закончил, пошёл в армию, после этого остался служить по контракту. Я до сих пор ощущаю свою вину в том, что ребёнок, который обижал других, стал объектом травли.

— А почему вы тогда дали именно такой совет?

— Корни этого надо искать в моём детстве. Меня никто не травил, но обиды были. Когда я училась в пятом и шестом классах, у нас в классе и в целом в школе мальчики часто обижали девочек. И я не про «дёргать за косички», всё было жёстче. Когда я или другие девочки проходили мимо мальчиков, мы могли получить пинок под зад, шли по лестнице, мальчики наступали сзади на пятки, гнусно хохотали. Было ещё одно развлечение, не знаю, кончилось ли оно для кого-то травмой. Мы носили портфели. Развлечение было такое — подбегал мальчик и ногой сверху бил по портфелю. Я помню, что после этого долго болело запястье. Часто отрывались ручки портфеля, за это нам попадало дома. Нам, а не мальчикам. Ещё делали так — один мальчик подходит к другому со спины, берёт его подмышки и резко приподнимает, мальчик, которого приподняли, кого-нибудь ногами бьёт в живот. Чаще всего девочек — ведь это удобнее, сдачу, скорее всего, не дадут. Меня так однажды ударили, я упала, закричала, они ушли по своим делам, я еле поднялась. В этот момент к кабинету подошла учительница, стала открывать ключом дверь, к ней подбежали мои одноклассники, стали рассказывать, что произошло. Учительница молча зашла в класс, впустила нас, никак не отреагировала, и спокойно начала урок. Никто из взрослых не спросил у меня, как я себя чувствую. Когда я пришла домой, я рассказала родителям. Надо сказать, я рассказывала им, что меня обижают. Отец злился, что я жалуюсь, говорил, что должна давать сдачи. Я была вторая по росту от конца в классе из 36 человек, худенькая, ну, самое то, чтобы сдачи давать. Но в тот раз отец позвонил матери моей одноклассницы, стал расспрашивать, что её дочь рассказывает. Та сказала, что идёт завтра к директору, потому что тот же мальчик пинал её дочь, и у неё громадные синяки на ногах. После разборок у директора немного утихло, видимо, какую-то работу провели.

Вообще, название вашей книги очень соответствует моим воспоминаниям — «согласовано с учителями». Дело в том, что все эти безобразия учителя в школе как будто не замечали, кто-то кого-то бил, выбивал портфель, толкал — учителя проходили мимо, редко когда вмешивались. У нас вообще в школе была очень неприятная обстановка. Одно из развлечений на переменах было такое — дети вставали вдоль стен, человек по десять с каждой стороны коридора, образовывали живую стену, коридоры у нас были узкие. Когда кто-то, на свою беду, шёл по коридору, его, как мячик, перекидывали руками друг от друга. Жертвами были и мальчики, и девочки. Что интересно, учителя шли мимо таких выстроившихся вдоль стен детей, и никто не делал замечаний. Хуже было, когда ты находился на втором этаже, а следующий урок — на третьем. Мы часто в таких случаях опаздывали на урок, потому что боялись проходить мимо этих «живых стен». Со звонком проход освобождался, ребёнок пулей бежал на урок, учителя ругались, дети объясняли, что им просто не давали пройти, на это не обращали внимания, могли и в дневник замечание за опоздание записать. Мне отец рассказывал, что на собрании родители поднимали вопрос, что мальчики в нашем классе сильно обижают девочек, учительница мямлила, что «вы не узнаете этих мальчиков через год, повзрослеют, а пока они не знают, как симпатию девочкам выражать».

— Кто должен предотвращать травлю?

— Учитель и психолог могут предотвратить травлю, собственно, это их обязанность. Для этого надо отслеживать обстановку в классе и быть профессионалами своего дела, с душой относиться к своим обязанностям. Правда, тут вмешивается суровая действительность... Перед интервью с Вами я позвонила своим бывшим коллегам, мы разговаривали о ситуациях травли в нашей школе. Бывшие коллеги рассказали мне, что последнее время почти на всех курсах повышения квалификации были специальные лекции от психологов о работе педагогов с ситуациями травли. Правда, одна из учительниц посетовала, что времени на воспитательную работу нет... Вот это и есть проблема современной школы, по крайней мере, в регионах. Зарплата учителей настолько мала, что им приходится брать много часов, дополнительные обязанности. Люди выгорают, их хватает только на то, чтобы провести урок, пообщаться с детьми уже сил нет. У нас в городе ужасающая нехватка учителей, в начальной школе, как правило, два-четыре педагога ведут по два класса. Это означает, что они проводят четыре урока первой смены, потом класс уходит на урок к другим учителям — музыка, физкультура, английский, рисование, на пятый урок приходит уже вторая смена, и у учителя есть всего десять минут, чтобы переключиться на других детей, потом ещё пять уроков подряд. Предметники вынуждены вести больше 30 часов, это конвейер, класс за классом, урок за уроком.

Моя подруга — учитель английского, меньше 30 часов, кажется, не вела ни разу, один год было 42 часа. Зарплата у неё — 35 тысяч рублей. Для сравнения — продавцы у нас получают примерно 35-45 тысяч. Это страшно, когда человек, проработавший столько лет, имеющий высшую категорию, заслуживает от государства такие копейки. Вал бумаготворчества, какие-то бесконечные нелепые требования вместе с низкой зарплатой привели к тому, что выпускники педвузов не идут работать в школу. Снизился уровень профессионализма тех, кто всё-таки приходит. В мою бывшую школу пришла женщина, окончившая вуз по какой-то бухгалтерской специальности, потом она прошла дистанционные курсы, кажется, по триста часов, на учителя географии и биологии. Вы представляете себе учителя биологии, видевшего микроскоп только на экране компьютера? И что можно изучить за триста часов? Вы можете себе вот такое представить? А это реальная ситуация.

Травлю вполне по силам предотвратить, если педагог не будет настолько загружен, если психолог будет не один на всю школу в тысячу детей, как сейчас. Я начинала работать, когда у нас было около двухсот человек на одного психолога и одного социального педагога, было вполне комфортно работать, практически всё отслеживалось и вовремя сглаживалось. Мне кажется, что в некоторых случаях, наверное, надо предусмотреть работу психолога с ребёнком без согласия родителей, но это уже работа законодателя. Я из своего опыта могу сказать, что родители проблемных детей нередко отказываются от работы с психологом, считают, что с их ребёнком всё в порядке.

— Часто можно услышать, что травля — это нормально, что дети должны через это пройти в рамках социализации и взросления.

— Однозначно нет. Мы находимся на таком этапе развития общества, что это недопустимо. В сословном обществе ребёнку, может, и надо было привыкать к тому, что его будут всю жизнь обижать и унижать, но ведь у нас не сословное и не феодальное или рабовладельческое общество? Я на это надеюсь.

Книгу "Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли" можно заказать тут.