Будучи ребёнком, я помнил один не совсем обычный сон: я стоял у источника всеобъемлющего Света и просил у него дать мне ещё один шанс, ещё одну жизнь на Земле. После чего передо мною появились словно фотографии женщин, среди которых я увидел свою маму. Затем сознание как в играх от первого лица полетело куда-то вниз, словно в бездну. Для моего маленького сознания это воспоминание почему-то было значимым до лет 8-9, а затем по мере погружения в школьную жизнь утонуло в подсознании. Но не бесследно, общаясь в жизни с людьми совершенно разного склада ума и образа жизни, я не раз слышал похожие истории, когда в доверительном разговоре один на один речь заходила о необычном и необъяснимом жизненном опыте. И каждый раз собеседник в конце предупреждал – чур, если будешь мою историю кому-то пересказывать, особенно общим знакомым, не упоминай моего имени. Негласные правила взрослого мира жестоки и прослыть человеком «с прибабахом» никому не хотелось.
Значимость такого опыта у всех тоже заканчивалась однообразно: родители и взрослые воспринимали такие рассказы как бурное фантазирование ребёнка на почве услышанных сказок и просмотренных мультфильмов, ребёнок же, считывая такое отношение, постепенно тоже начинал воспринимать воспоминание как сон или фантазию. Во мне же глубоко интуитивное знание неких явлений, о которых не принято говорить, сохранялось всегда.
Жизнь шла своим чередом, пока около 10 лет назад я не набрёл в интернете на одну ссылку, которая привела меня на страницу Отдела перцептивных исследований на базе Медицинской школы университета Вирджинии, где я с изумлением обнаружил, что в этом учебном заведении уже полвека непрерывно идут исследования необычного человеческого опыта по двум основным направлениям – это проверка всеми возможными способами воспоминаний детей о прошлой жизни (основателем отдела и подобных исследований был Ян Стивенсон) и такое же изучение околосмертного опыта (Брюс Грейсон).
Я не фанат рейтинговых наукометрических черепомерок, но для скептиков, которые наверняка подумали, что это частная шарашкина контора, где ради грантов изучают любые вымышленные явления, сразу хочу сказать – это заведение входит в топ-3 государственных исследовательских университетов США, а его Медицинская школа неизменно в топ-10 среди подобных школ. За последнее десятилетие я отправлял ссылку на исследования этого отдела десяткам знакомых с научным и религиозным мировоззрением и в 8 из 10 случаев реакция была примерно одинаковой: это либо отрицание явления как такового и результатов его исследования, либо высмеивание со стремлением найти какую-то научную или этическую несостоятельность. Иногда доходило до фанатизма, когда скептик пытался найти хоть какую-то червоточину в биографиях учёных, между прочим, ещё до этой тематики сделавших блестящие карьеры врачей-психиатров, чтобы чёрной краской забрызгать сами исследования. Известный демагогический приём с переходом на личности. Когда оппонент убеждался, что ему не удастся найти ничего компрометирующего, он, как правило, прекращал общение. Что ж, тоже распространённая реакция.
Нет смысла нагружать читателя подробным описанием биографий исследователей, статистикой и методологией их работы, всем заинтересовавшимся этим и свободно читающим на английском или способных пользоваться «Google Переводчиком» я советую пройти на страницу отдела и изучить всё самостоятельно.
Толчком же к написанию этих строк послужил тот факт, что за последние годы на русский язык была переведена книга Яна Стивенсона о случаях реинкарнации детей в Европе, а буквально в прошлом году вышла свежая книжка Грейсона «После» о его полувековом изучении околосмертных переживаний пациентов медицинских клиник.
Впервые за 10 лет появилась возможность сослаться на русские тексты, и теперь с ними может ознакомиться любой желающий. На мой взгляд, когда снят языковой барьер, можно серьёзно обсуждать те закономерности нашего мирозданья, которые были неизвестны не только обывателям, но и большинству научных работников в нашей стране или записывались последними априорно в «антинаучные».
Вот на таких закономерностях я и хочу сосредоточиться.
Многие люди, испытавшие околосмертный опыт, находились не просто на грани жизни и смерти, а пережили кому или клиническую смерть. Проще говоря, остановку сердца с полным до плоской шкалы снижением электрической активности мозга на электроэнцефалограмме (ЭЭГ). С точки зрения современных медицинских и научных представлений человек в таком состоянии в принципе не может мыслить, воображать и что-либо ощущать. Это невозможно! Поэтому диагностируется смерть. Но именно в эти роковые секунды и минуты пациенты переживают необычайно красочные, реалистичные, умные и волнующие мысли, образы, чувства и ощущения. Замечу, по этой причине наркоз, наркотики, медикаменты, недостаток кислорода и галлюцинации не подходят для объяснения, почему ряд пациентов после остановки сердца и почти нулевой активности мозга испытывает столь яркие ощущения. К тому же у 10-20% выживших после околосмертного опыта можно выявить универсальные закономерности, кои проявляются независимо от страны проживания пациента, национальности, уровня образования, профессии, вероисповедания и всех остальных особенностей организма и образа жизни. В то же время люди признаются, что пережили настолько необычный опыт, что они не в состоянии его описать привычным словарным запасом, а только метафорически с использованием очень приблизительных аналогий в зависимости от своего образования, профессии и в терминах и понятиях своего мировоззрения.
Ниже опубликованы обширные цитаты из книги Брюса Грейсона «После» с моими короткими комментариями. Всё цитируемое взято в кавычки или курсив.
Главной закономерностью, бросающейся в глаза людям с ОСП, является необыкновенное ускорение мысли (мышления), её ясность и логичность при замедлении времени или ощущении полнейшего безвременья. Прошлое, настоящее и будущее словно теряют над сознанием свой бег и на передний план выходит последовательность событий, мыслеобразов и восприятий.
Вот пара характерных рассказов:
«В 1892 году швейцарец Альберт фон Санкт-Галлен Хейм, профессор геологии, опубликовал большое собрание околосмертных переживаний в ежегодном издании Швейцарского альпийского клуба. Сам Хейм пережил подобное состояние двадцатью годами ранее, когда двадцатидвухлетним юношей был на восхождении в Альпах. Сорвавшись с двадцатиметровой высоты, он множество раз ударился о скалы. Хейм пишет, что прежде видел, как падали другие – зрелище ужасающее. Но когда падал сам, поразился тому, как это было прекрасно. К его изумлению, боли он совсем не чувствовал. Это настолько его удивило, что Хейм начал расспрашивать других альпинистов, переживших смертельно опасные происшествия. И довольно быстро он нашел ещё тридцать человек, испытавших подобное. Хейм так описывает ускоренный поток мыслей во время падения:
«Все, что я почувствовал за эти пять – десять секунд, невозможно описать и за время в десять раз большее. Мысли и идеи были связными и очень отчётливыми, и после отнюдь не изгладились из памяти, как это бывает со снами. Сначала я обдумал возможные варианты того, что может со мной случиться. Я сказал себе: „Скальный выступ, через который я вот-вот перелечу, очевидно, продолжается подо мной отвесной стеной, поскольку я не видел земли у его подножия. Все зависит от того, лежит ли снег у подножия утёса. Если да, снег тает у самого утёса и образует вокруг него барьер. Если упаду на этот барьер, я, может быть, и выживу, но, если внизу снега уже нет, я упаду на каменную россыпь, и при такой скорости смерть, пожалуй, неизбежна. Если после удара я не умру и не потеряю сознание, нужно сразу достать флягу с уксусом и капнуть пару капель на язык. И нужно не выпустить альпеншток, он мне может ещё пригодиться». Поэтому я крепко сжал альпеншток в руке. Ещё я подумал, что стоит снять очки и отбросить их подальше, чтобы осколки не попали в глаза, но меня так болтало и крутило в воздухе, что сделать рукой нужное движение никак не удавалось. Потом пришли размышления об оставшихся товарищах. Я сказал себе, что как только приземлюсь, как бы сильно я ни был покалечен, нужно обязательно крикнуть им: „Я жив!» Тогда мои братья и трое друзей скорее оправятся от шока и смогут одолеть довольно сложный спуск, чтобы меня найти. Затем я подумал, что не смогу провести свою первую лекцию в университете – она была запланирована через пять дней. Я представил себе, как родные получат весть о моей смерти, и мысленно пытался их утешить. Объективные наблюдения, мысли и субъективные ощущения приходили все одновременно. Затем я услышал глухой удар, и моё падение завершилось».
Грэг Ноум, который упал с водопада и перевернулся в надувном круге, тоже запомнил поразительную остроту чувств:
«Я вдруг обнаружил, что вижу и слышу все не так, как прежде. Звук падающей воды был свежим и чистым. Это невозможно описать. За два года до этого я повредил правое ухо – я был на концерте в баре, и кто-то запустил большую петарду, которая взорвалась прямо у меня над головой. Но тогда, в своём околосмертном переживании, я слышал все идеально. А все, что я видел вокруг, было ещё прекраснее. Мне показалось, что все эти годы мои чувства ограничивали меня. А сейчас в одно и то же время я видел одинаково ясно и то, что рядом, и то, что очень далеко. Зрение обрело абсолютную резкость».
Второй закономерностью является «жизненный обзор» — это ощущение, что за условную долю секунды вся жизнь проносится перед глазами со всеми подробностями, будто человек смотрит калейдоскоп своей жизни на экране телевизора. Более того, человек при таком обзоре напоминает «аватара» в компьютерной игре, он может одновременно находиться в своём теле, вне его и внутри сознаний других участников событий с ощущением всех их мыслей, причём с этической оценкой мыслей и поступков, но без осуждения. Таким образом человек сам себе выносит справедливый приговор.
Вот как это описывал человек по имени Том:
«Вся моя жизнь встала у меня перед глазами. Чтобы лучше передать это, приведу один пример. Когда мне было лет восемь, отец попросил меня выкосить газон и срезать сорняки во дворе. Моя тётя Гэй, мамина сестра, жила в домике на заднем дворе. Мне она всегда нравилась, и все другие дети считали ее классной. И она сказала, что собиралась кое-что сделать с дикими вьющимися цветами, которые росли во дворе. „Оставь их, Томми», – попросила она.
Но теперь мой отец дал мне задание скосить траву и избавиться от сорняков. Я мог бы объяснить отцу, что тётя просила меня не срезать именно те цветы. Или сказать тёте, что папа велел мне подстричь газон и срезать их. Но я намеренно и методично подстриг всю лужайку, вместе с цветами. Я хотел быть плохим, злым. Тётя даже не упрекнула меня, никто никогда не упомянул об этом, и я решил: надо же, это сошло мне с рук.
И представьте себе, когда я увидел заново всю свою жизнь, там был и этот случай. Я вспомнил во всех подробностях каждую мысль и эмоцию, даже температуру воздуха и другие вещи, которые я никак не мог бы измерить в восемь лет. Например, тогда я не замечал, сколько комаров летает вокруг. А в своём видении я мог бы пересчитать их. Я все видел точнее, чем был способен тогда, когда событие происходило в реальности. Я чувствовал то, что вообще нельзя почувствовать. Откуда-то сверху, с высоты сотен или тысяч футов я смотрел на самого себя с газонокосилкой. Сейчас я как будто был видеокамерой, снимающей все это. И так я увидел всю свою жизнь, от первого вдоха и вплоть до несчастного случая. Такой вот панорамный вид. Абсолютно все!
Но теперь я не только переживал вновь те эмоции, которые испытал восьмилетним мальчишкой, – радостное возбуждение от того, что проделка сошла мне с рук. Я также видел все с позиции умудрённого жизнью и философски настроенного тридцатитрёхлетнего мужчины. Но и это ещё не все! В то же самое время я чувствовал себя тётей, которая вышла из дому и увидела срезанные цветы. В голове у меня пронеслась вся цепочка ее мыслей: „Боже мой, что это?! Томми, наверное, забыл, что я просила. Но как он мог забыть?.. Да нет, что за мысли, Томми никогда ничего такого не делал… Ну вот, я же просила, он должен был понять, что мне это важно… Да как он мог не понять!?“
Мысли метались туда-сюда, от предположения, что я мог поступить плохо, до уговоров самой себя: „Да, может быть… Нет, Томми не такой! Какая разница вообще? Я же люблю его. Я ничего ему не скажу. Боже упаси! А если он правда забыл? Я же его расстрою! Или сказать все, что думаю, и спросить его прямо?..“
Было такое чувство, что я сам нахожусь в теле своей тёти, смотрю ее глазами, чувствую ее эмоции, задаю себе ее вопросы без ответа. Я ощущал ее обиду и огорчение. Это было очень тяжело. И конечно, мое собственное отношение к произошедшему очень поменялось после того, как я сам это пережил.
Вдобавок ко всему было ещё кое-что, возможно, даже более важное и как бы более духовное. В то же самое время я наблюдал всю эту сцену совершенно объективно и безоценочно. Без тех эмоций, что переполняли мою тётю, но с безграничной любовью, на какую способны лишь глаза Бога или Христа, свет Христов или свет просветлённого Будды, духа. Без всякого осуждения. И вместе с тем я ощущал ужасную опустошённость, которую чувствовала из-за меня тётя. И самолюбование, и собственные подлые мыслишки и злорадство».
Третья закономерность – это выход сознания из тела и наблюдение его со стороны.
Сэр Александр Огстон, выдающийся военный хирург из Шотландии, известный открытием стафилококка, испытал ОСП в 1900 году, когда попал в госпиталь с брюшным тифом во время англо-бурской войны. Ему тогда было пятьдесят шесть лет. Он вспоминал о неоднократном ощущении выхода из своего тела:
«Сознание и тело как бы раздвоились, несколько отделились друг от друга. Я знал, что неподвижная бесформенная груда возле двери – моё тело. Оно принадлежало мне, но не было мной. Я чувствовал, что моё духовное Я периодически покидает его… до тех пор, пока что-то не подсказывало мне, что некто потревожил ту холодную груду у двери, которая, как я вспоминал, была моим телом. В такой момент меня стремительно втягивало обратно, я с отвращением соединялся с телом, и оно снова становилось мной. Его кормили, осматривали, говорили с ним. Когда его оставляли в покое, я опять покидал его… И, хотя я знал, что смерть постоянно кружила рядом, я не думал о религии, не чувствовал страха перед концом, а просто носился в сумрачном поднебесье спокойно и равнодушно, пока что-нибудь снова не беспокоило тело, лежащее внизу. И снова я рывком возвращался в него, и все более отталкивающим оно мне казалось.
Помню в своих блужданиях странное ощущение, будто я был способен видеть сквозь стены. Хотя я знал, что они на месте, и все-таки мои чувства проникали всюду. Например, я отчётливо видел, как в другой части госпиталя несчастному хирургу из медицинского корпуса стало хуже, как он кричал и умер. Прежде я даже не знал о его существовании. Я видел, как его труп накрыли и незаметно, бесшумно вынесли, разувшись, чтобы мы не слышали, что кто-то умер… Когда я потом рассказывал об этом медсёстрам, они соглашались, что все было ровно так, как я видел».
Четвёртая закономерность – большинство людей с ОСП воспринимают пережитый опыт как нечто «реальнее реального», он разительно отличается от сновидений, галлюцинаций и даже наркотического опьянения. В случае последнего состоянии даже при передозировке наркотиками человек после выхода из тела ощущает ясность и логичность мысли:
«Я хочу, чтобы вы поняли, что чистота и лёгкость восприятия при этом были полной противоположностью моим мучениям при передозировке. Наркотическое опьянение было страшным, полнейшим безумием. Больше всего на свете я хотел вырваться из него и вернуться в нормальное состояние. Я чувствовал отчаянную потребность в медицинской помощи. Но в момент падения я оставил своё тело и перешёл в другое состояние. Я освободился от страданий, вызванных наркотиками, и вокруг все прояснилось. Около смертные переживания принесли кристальную чистоту, как будто я проснулся и с радостью вступил в новый день. Но потом, когда я очнулся в больнице среди ночи, у меня снова были галлюцинации, и я чувствовал заторможенность от ЛСД, а может, от лекарств.
За все прошедшие годы это было самое странное, с чем мне пришлось столкнуться. Такое путешествие туда и обратно, из точки А – страшной наркотической интоксикации – в точку Б – кристальную ясность околосмертного переживания – и назад в точку А, когда я, проснувшись, снова видел галлюцинации и не мог понять, что реально, а что нет. ОСП было абсолютно настоящим, живым и реалистичным в гораздо больше степени, чем все ощущения до и после, вызванные приёмом наркотика. Прошло уже пятнадцать лет, а я помню это удивительное переживание все так же отчётливо и ярко».
Брюс Грейсон вместе с коллегами провёл исследование, пытаясь выяснить, в чём разница между галлюцинациями у людей с психическими заболеваниями и слуховыми и зрительными ощущениями людей при ОСП:
«Вместе с психиатром Митчеллом Листером мы провели сравнение двух групп людей, подверженных периодическим слуховым галлюцинациям. Участники одной из групп имели диагноз «шизофрения», а в другую вошло небольшое число людей, которые испытали ОСП, после чего начали слышать голоса. В обеих группах мы задавали участникам стандартные вопросы о том, насколько то, что они слышат, вредит или помогает им в жизни.
Результаты опроса в двух группах выявили разительные отличия. Большинство людей, переживших околосмертный опыт, отмечали, что слышат голоса, которые утешают, успокаивают, повышают самооценку и улучшают их отношения с другими людьми. Среди участников с шизофренией большинство называло галлюцинации угрожающими, тревожными, снижающими самооценку и негативно влияющими на отношения с другими. Большинство людей после ОСП хотело бы, чтобы то, что они слышат, продолжалось, чего не сказал практически никто из людей с шизофренией… ОСП обычно приводят к усилению ощущения ценности жизни, радости в повседневных делах, уменьшению страха смерти, к чувству сопричастности всех людей. Люди, прошедшие через околосмертный опыт, обычно меньше погружены в собственные переживания и заботы, в большей степени проявляют альтруизм и сострадание к другим. Для них ОСП имеет положительные последствия, они без труда справляются с повседневной жизнью. При психическом расстройстве люди могут не видеть смысла и радости в своём существовании, имеют больше страхов, склонны избегать общения, сильно погружены в собственные нужды и тревоги и меньше замечают состояние других. Психические заболевания обычно имеют негативные последствия: людям бывает сложно выполнять рабочие обязанности и поддерживать отношения, у них могут возникать проблемы с законом, им приходится противостоять пагубным импульсам».
Кроме того, заключает Грейсон: «Дженис Холден провела проверку девяноста трех рассказов о внетелесных ощущениях при ОСП и подсчитала, что 92 % всех сообщений оказались подтверждены другими источниками как абсолютно точные, 6 % историй содержали некоторые неточности и лишь 1 % оказался полностью ошибочным…
Начиная с 2002 года, я обращался к людям, рассказы которых записал ещё в начале 1980-х, с просьбой снова описать свой околосмертный опыт. Я выяснил, что со временем их истории не стали более идеализированными. Более того, я не обнаружил вообще никаких отличий в том, как люди описывали мне свои ОСП в 1980-х и несколько десятилетий спустя. Это позволяет предположить, что воспоминания об ОСП достаточно правдоподобны. Отсюда мы также можем заключить, что исследование околосмертных переживаний, произошедших много лет назад, так же приемлемо, как и изучение недавних ОСП…
Мы обнаружили, что для людей, переживших околосмертный опыт, воспоминания о нем не отличались от воспоминаний о реальных событиях, но сильно отличались от воспоминаний о воображаемых событиях. На самом деле воспоминания об ОСП были охарактеризованы людьми даже как более реальные, чем другие события из жизни, в то время как воспоминания о таких событиях были оценены как более реальные, чем то, что люди помнили о воображаемых ситуациях. ОСП вспоминались людям в подробностях, с большей отчётливостью, в более детальном контексте, с более сильными эмоциями, чем события из жизни. Именно об этом я слышал на протяжении десятилетий от людей, переживших околосмертный опыт, – ОСП для них ощущались реальнее, чем события повседневной жизни».
Пятая закономерность – чувство умиротворения, встреча с ранее умершими родственниками и ощущение Божественного присутствия.
Ниже известный на Западе случай ОСП, который произошёл с нейрохирургом Эбеном Александером:
«Мужчина пятидесяти четырёх лет, нейрохирург, неожиданно проснулся в четыре тридцать утра от страшной головной боли и боли в спине. Через четыре часа он был без сознания, и родные не могли его разбудить. Когда у него начались судороги, жена позвонила в скорую, и мужчину срочно доставили в реанимацию местной больницы. В ходе неврологического обследования, включающего сканирование головного мозга, было обнаружено обширное поражение коры больших полушарий – той части мозга, которая отвечает за мышление, восприятие, формирование воспоминаний и понимание языка. Кроме того, был повреждён мозговой ствол, регулирующий дыхание, глотание, сердцебиение, кровяное давление, сон или бодрствование. Реаниматологи установили, что пациент близок к смерти, и шансов на выживание мало. Несколько дней он провёл в глубокой коме, получая антибиотики, противосудорожные препараты и искусственную вентиляцию лёгких. На третий день госпитализации повторное сканирование мозга выявило большое количество гноя внутри черепа. Мужчина не реагировал ни на обращённую к нему речь, ни на щипки или уколы иглой.
Так проявилось острое течение редкой бактериальной инфекции, в 90 % случаев заканчивающейся смертельным исходом. Однако на шестой день комы пациент неожиданно для всех открыл глаза. Сознание вернулось к нему, хотя и было заторможенным. Мужчина с трудом управлял конечностями, не понимал, где находится, и не узнавал членов своей семьи. Он также не помнил ничего из своей жизни до комы и не мог ничего произнести. Однако проснулся он с яркими воспоминаниями об удивительно богатых переживаниях в совершенно другом мире.
К удивлению врачей, через какое-то время речь и воспоминания о прошлой жизни стали возвращаться, и спустя ещё несколько дней мужчина сумел рассказать о том, что пережил во время комы. Он чувствовал, что его поднимает и медленно закручивает чистый белый свет, сопровождающийся мелодичной музыкой. Так он попал в необычайно наполненное, сверхреалистичное пространство. Свет и цвета в нем выходили за рамки привычного земного спектра. Мужчина был в сознании, но как будто не имел тела. Он видел цветы, водопады, каких-то существ, кружащихся в радостном танце, слышал ангельское пение. По небу проносились золотые планеты. Все это ему показывала молодая женщина. Кажется, она была проводником по этому миру, хотя и не произносила ни слова. Затем мужчина поднялся оттуда в «высшую сферу», чернильно-тёмную бесконечность, исполненную целительной энергии безмерно любящего существа, для которого «слово „Бог“ казалось слишком малозначительным».
Также пациент рассказал, что узнал людей, молящихся возле его кровати. Это не были родственники, хотя посещение отделения реанимации кем-либо ещё обычно запрещено. Однако члены его семьи и медицинские работники подтвердили, что люди, которых он видел, действительно были там в тот день, когда пациенту был поставлен диагноз «тяжёлое поражение головного мозга». Кроме того, он в подробностях описал родным внешность той женщины, которая сопровождала его в «сверхреальном» мире. Четыре месяца спустя пациент, который с детства жил в приёмной семье, встретился со своими биологическими родственниками. Ему показали фотографию его родной сестры, которая умерла десять лет назад и с которой он никогда не встречался. Потрясённый, мужчина узнал в ней своего проводника в том мире, куда он попал во время околосмертного переживания».
Иногда в своих ОСП люди встречаются с теми, о чьей недавней смерти ещё не успели узнать.
Джек Байби попал в больницу с тяжёлой пневмонией, когда ему было двадцать шесть лет. Это было у него на родине, в Южно-Африканской Республике. Во время околосмертного переживания он увидел медсестру, которая за ним ухаживала. Вот что он рассказал мне:
«Я был серьёзно болен. Три или четыре недели лежал в кислородной палатке с сохранением эпилептического статуса. Потом началась двусторонняя пневмония и так далее. В больнице я подружился (можно сказать, заигрывал, когда был в состоянии) с одной медсестрой родом с фермы на юго-западе. И она сказала мне, что в следующий выходной у неё день рождения и что родители приедут ее поздравить. Потом она взбила мне подушки, как обычно. Я взял ее за руку и пожелал счастливого дня рождения, а затем она ушла.
И вот во время ОСП я встретил эту сестру Аниту. Я спросил: „Анита, что ты здесь делаешь?“ Она ответила: „Как это что, Джек, пришла тебя проведать и поправить подушки, как всегда! Но ты должен вернуться, Джек. Возвращайся и передай моим родителям, что мне страшно жаль, что я разбила красный MGB. И скажи, что я люблю их“.
Затем Анита исчезла. Она полетела над ярко-зелёной долиной и прошла через забор, за которым, как она сказала, есть „сад на той стороне. Но ты его не увидишь, тебе нужно возвращаться. А я пройду через ворота“.
Когда я поправился, я рассказал другой медсестре, что мне сказала Анита. Девушка вдруг расплакалась и выбежала из палаты. Потом я узнал, что они с Анитой были близкими подругами. Родители устроили любимой дочери сюрприз – привезли в подарок красный спорткар MGB. Анита тут же прыгнула в машину и, забывшись от радости, так разогналась на шоссе М3 мимо Столовой горы, что в том месте, которое называют „поворотом самоубийц“, въехала в бетонный столб.
Все это случилось, пока я был „мёртв“. Как я мог узнать? Я знал об этом только потому, что встретил Аниту в своём околосмертном переживании и она сама мне рассказала».
Марго Грей тоже говорила мне о чувстве блаженства, когда во время путешествия по Индии в возрасте пятидесяти одного года она заболела неизвестной болезнью с высокой температурой:
«Чувство ликования сопровождалось ощущением, что я нахожусь очень близко от „источника“ жизни и любви, которые казались неразрывны. Меня охватило такое блаженство, что описать его не хватит никаких слов. Наилучшее, что я могу придумать, – это сравнить его с человеческим чувством восторга, когда влюблён, или счастья, когда впервые берёшь в руки своего новорождённого ребёнка, или духовного полёта, какой иногда возникает на концерте классической музыки, или спокойствия и величия гор, лесов, озёр и других красот природы, способных вызвать у человека слезы радости. Сложите все это вместе и умножьте в тысячу раз, и тогда вы сможете хоть немного представить то состояние, в котором человек оказывается, когда определенные ограничения его „истинной природы“ исчезают».
Шестая закономерность – после освобождения от тела многие люди с ОСП чувствуют расширенное «Я» вне тех фильтров восприятия себя и мира, которые накладывает на сознание наш материальный мозг:
«Стив Льютинг пережил околосмертный опыт, когда едва не утонул в возрасте восьми лет. В тот прекрасный солнечный день он купался в озере неподалёку от дома. Проведя много времени на пляже, он сильно обгорел, но пока ещё не замечал этого и решил доплыть до плота в середине озера, где его друг прыгал «бомбочкой» – поджимая ноги к груди, с громким всплеском плюхался в воду. Стив никогда раньше так не делал, и ему тоже захотелось попробовать. Он не знал, что его ожог постепенно становился все более чувствительным. Мальчик прыгнул, сгруппировался в «бомбочку», но в воздухе вдруг запаниковал, распрямился и сильно ударился об воду обожжённой спиной. Шок от пронизывающей боли заставил его выдохнуть, и Стив ушёл под воду, не в состоянии пошевелиться. Он рассказал мне, как почувствовал, что его сознание расширяется и выходит за пределы, доступные мозгу восьмилетнего ребёнка:
«Я продолжал погружаться, пытался пошевелиться и не мог. Мной овладела паника. Чем глубже, тем холоднее становилась вода, и это уменьшало боль. Я начал понемногу вдыхать воду, подумав, что, может быть, смогу получить из неё немного воздуха. Потом какая-то часть меня поняла, что я вот-вот умру, и я стал кричать себе снова и снова: „Сделай хоть что-нибудь!“
И вдруг произошёл этот сдвиг. Мои мысли менялись, как если бы я переходил из одного места в комнате в другое. Секунду назад я был до смерти напуган – и вот я уже спокойно смотрю со стороны на перепуганного человека. Я был ими обоими одновременно, и все же настоящий „я“ был тот, спокойный, просто до сих пор я считал себя не им, а вторым.
Моё сознание расширилось и стало как у взрослого, но потом даже больше. Наверное, только лишившись ограничений детского мозга, моя истинная природа смогла проявиться. Я подумал, что, вероятно, мозг не такой, каким мы его считаем, а совсем наоборот. Вместо того, чтобы помогать, он фильтрует наши мысли, препятствует им, замедляет их и направляет на что-то одно. Может, именно потому, что он так хорошо это делает, мы не помним наших прошлых жизней или, например, будущего».
Через день после того, как Рошин Фицпатрик исполнилось тридцать пять, без всякой на то причины у неё случилось кровоизлияние в мозг, угрожающее жизни состояние, в результате которого она попала в реанимацию. Там она испытала околосмертное переживание, которое описала мне так:
«Я превратилась в чистую энергию и обнаружила, что „я“ все ещё существует, хотя меня уже не было в физическом теле, я уже не была конкретным человеком. Я слилась с чьим-то большим, исполненным света сознанием, и стала с ним единой.
Там не было ни начала, ни конца, ни точки отсчёта, ни финала, ни жизни, ни смерти, ни „там“ и ни „здесь“. Не было совершенно никакой разницы, есть у меня тело или нет, поскольку я стала частью этого невероятно мощного и насыщенного энергетического поля.
Меня окружала абсолютная тишина и обволакивали волны света, то перламутрового, то прозрачного. Вдруг на меня нахлынуло чувство бесконечной любви и невероятного блаженства. Здесь, в этом месте, все было возможно, потому что существовали только любовь, радость, умиротворение и энергия творчества. Моё представление о „реальности“ повернулось на 180 градусов, когда я узнала, что на самом глубоком уровне сознания мы все – энергетические создания чистой любви и света, лишь временно пребывающие в физических телах».
