Продолжаю свой большой рассказ о годе срочной службы в современной российской армии (2016-2017 годы). Под предыдущими частями было много комментариев о том, что армия уже не та, да и вообще превратилась в детский сад. Местами это так, а что-то скорее напоминает другое учреждение — дурдом.
Сегодня расскажу о том, как во второй день службы меня угораздило попасть в лазарет медпункта (его мы обычно называли санчастью), и о жизни в этом странном месте.
Напоминаю, что мой рассказ идёт в хронологическом порядке. Ранее вышли три части. В первой повествуется о сборном пункте и поезде, во второй — о приезде в часть, в третьей — о первом утре в казарме.
37,4
В армии довольно своеборазное отношение к больным. С одной стороны, за жалобы на здоровье и частое посещение медпункта тебя могут окрестить каличем, за чем следует довольно пренебрежительное отношение. С другой стороны, чихающий направо и налево солдат может заразить ещё кучу народа, отправив роту на карантин, за что командирам однозначно достанется. А следом достанется от них и больному.
А ещё в каждой роте есть профессиональные каличи. Люди, которые каждый день записываются в медпункт по любому поводу. Они надеются подольше посидеть, ожидая приёма, а в случае удачи лечь в изолятор на несколько дней и отдохнуть от нарядов и рабочек.
По версии таких вот любителей жизни в медпункте, я просто сорвал джекпот.
Во время врачебного осмотра в первый день мне сказали прийти повторно к одному из специалистов. Я честно записался и пошёл на следующий день. Как показали будущие события, эту рекомендацию стоило проигнорировать.
В итоге до обеда ко врачу не попал — была большая очередь, поскольку в санчасти осматривали прибывшее молодое пополнение. Зачем это делать, если комиссия была на сборном пункте? Ответ простой: военкоматам надо выполнить план, «покупателям» нужно кого-то привезти, порой в части приезжают люди, которым не то что бегать, им стоять на месте долго нельзя. Поэтому молодых обязательно осматривают. Плюс их тестируют на наркотики.
Вернёмся к повествованию. Во второй раз ефрейтор притащил нас в медпункт вечером, когда нужный мне специалист давно ушёл. Но для отчёта в журнале записи больных требовалась подпись врача, так что меня осмотрели.
Старший лейтенант медслужбы спросила о жалобах и дала градусник. Раз уж появилась такая возможность, я посетовал на стёртые новыми берцами ноги, больше жалоб не было. Ноги чем-то помазали и наложили повязку. Ну всё, больше мне ничего и не надо, пора обратно в роту.
Но нет, предательский термометр показывает 37,4, а ещё врач обнаружила очень красное горло. Вердикт короткий — передевайся в госпитальную форму и поднимайся в лазарет на второй этаж. Уговоры оказались бесполезны, старлей была непреклонна.
Напомню, откуда была температура. Её намеряли ещё в районном военкомате двумя днями ранее, но этот факт удалось скрыть на областной комиссии. С температурой меня бы отправили домой, а следовательно пришлось бы ждать осенний призыв (моя отправка была 5 июля, в самом конце призывной кампании). Чувствовал себя нормально, так что про температуру уже и забыть успел. А зря.
Детский сад
Находиться в лазарете в обычной форме нельзя, вместо неё выдают госпитальную. Повседневную оставил в местной каптёрке, больше похожей на тесный гардероб. Форму вешали на пронумерованные крючки, на которые ничего нормально не помещалось и норовило упасть на пол. Контроля за солдатом, оставляющим или забирающим форму, не было никакого, что меня сразу напрягло. Как известно, в армии у всего, что плохо лежит, быстро появляются ноги. А моя совсем новая форма явно кого-нибудь могла заинтересовать.
Получил госпитальную одежду. Если до полевой и повседневной формы прогресс дошёл, то этот костюм явно создан ну очень давно. Впрочем, носить его вполне удобно, так что жаловаться не на что.
Зайдя в лазарет я испытал лёгкий шок и недоумение. Это что, вообще, такое?
На посту медсестры сидел обычный срочник, повсюду носились 18-летние лбы, которые чуть ли не в салки играли. Какого-то подобия порядка во всём этом не наблюдалось. Возникал вопрос: ребята, а вы точно больные? Ну, в плане физического здоровья.
Пока не пришла медсестра, эта вакханалия продолжалась. На срочника, который тут был за медбрата, никто внимания не обращал.
Ну а мне оставалось только сидеть и ждать, когда появится кто-то взрослый, запишет мои данные и определит в палату. По голове в тот момент гуляли не самые приятные мысли. Отслужившие друзья и знакомые рассказывали, что каличей никто не любит, а попадание в санчасть уже во второй день однозначно определяет меня в эту категорию. Кроме того, я только начал знакомиться с людьми, привыкать к распорядку и обстановке — и тут вот такой сюрприз.
Палата
Меня определили в стандартную палату на шесть человек. Обстановка скромная, но было видно, что не так давно был ремонт. Шесть кроватей, тумбочка у каждой, стол, несколько табуреток.
Окна выходили на улицу, по которой ездили машины и куда-то шли по своим делам люди. Смотреть на это было довольно грустно: впереди ещё целый год, а ты сидишь как в аквариуме, никуда из него не можешь деться. Оставалось надеяться, что через пару дней выпишут.
Изначально со мной лежали три человека, которые в других обстоятельствах вряд ли встретились: двое москвичей и парень из Воронежской области, работавший почтальоном за шесть тысяч. Соседи оказались вменяемые и довольно интересные, так что повезло.
А вот с чем мне не повезло, так это с тем, что никаких вещей, кроме тапочек, я в медпункт не взял: мыло, зубная щётка, паста, кружка, станки и пенка для бритья, блокнот и книга — всё осталось в роте. Мне пообещали, что вещи принесёт дневальный. Он в итоге пришёл, но принёс только мыло, один станок и зубную пасту — больше, по его словам, в тумбочке ничего не было. Ну да ладно, побриться можно и с мылом, да и спросить у товарищей можно. А вот один одноразовый станок — это проблема, поскольку бриться нужно каждый день. Через некоторое время он окончательно затупился, что сильно усложнило процедуру бритья.
Но самой главной проблемой стала туалетная бумага, а точнее её отсутствие. На медпункт её не выделяли, на вопрос «где достать?» указали, что рулон должны принести из роты. Само собой, меня с этим вопросом послали далеко и надолго. С бумагой и в казарме была беда, но там хоть можно было как-то выкрутиться, найти старую «Красную звезду», какие-то театради и что-то подобное. А иногда бумага даже появлялась в кабинках, ну минут на 10.
В лазарете приходилось как-то выкручиваться. В первый день очень пригодились памятки призывнику и прочая макулатура, которую дали в военкомате. Жаль, что её было немного. Через несколько дней всё же удалось купить рулон у местного каптёра. Конечно же, стоил он как целая упаковка.
Помывка была раз в неделю. Но до неё допускали только тех, у кого не было температуры, так что я был в пролёте. А ещё в палатах стояла духота — лето выдалось очень жарким, окна были постоянно закрыты вентиляции нормальной не было. Окна открывали на проветривание раз в день, но это не особо помогало. Потом мы смогли раздобыть ручку, с помощью которой незаметно приоткрывали раму, чтобы хоть немного проветрить.
Лечение
Вот с этим в медпункте было совсем плохо. В палатах оказывались люди с разными болячками, в итоге они перезаражались друг от друга. Например, один мой сосед прибыл с температурой, а через несколько дней поймал конъюнктивит. После приёмов пищи весь изолятор строился для получения таблеток. Как правило, мне давали только аскорбинку, кому-то везло больше. В горло могли прыснуть раствором Люголя. Но, возможно, что я уже путаю с госпиталем.
Ещё в коридоре стояла пятилитровая банка с раствором соли или фурацилина для полоскания горла. И вот это реально помогало, но не всегда.
Распорядок дня был простой: подъём, уборка палат, завтрак, приём таблеток, осмотр врачом или фельдшером, рейс в госпиталь к специалистам или для госпитализации, обед, снова таблетки, тихий час, ужин, таблетки, вечерняя поверка, отбой.
В остальное время мы находились в палатах. Через некоторое время у начальства появилась гениальная идея: тем, у кого нет высокой температуры, запрещалось ложиться на койку, только в тихий час. Оставалось только сидеть весь день на стуле. Конечно, физически это не особо сложно, но вот морально — не очень приятно: попробуйте несколько часов просто посидеть на месте, ничего не делая, крыша точно потихоньку начнёт ехать. Уж лучше повтухать на рабочке, строевой или в наряде, чем вот так проводить время.
Кстати, в медпункте был свой дневальный. Брали кого-то из больных и сажали отвечать на телефон, хоть какое-то развлечение.
Больные сами убирались в палатах, в коридоре, умывальниках и туалетах. Последнее, как правило, доставалось самым косячным. В качестве наказание их также могли построить в коридоре и оставить так стоять. По углам, вроде, не ставили, но это было бы совсем уже смешно.
Вообще, уборкой должна была заниматься техничка, но вместо этого она постоянно орала матом и всех оскорбляла. Если же кто-то отказывался убираться, звонили в роту, вызывали кого-то из офицеров, чтобы он провёл «разъяснительную работу».
Ночной укол
Если в первый день из симптомов была только повышенная температура, то через несколько дней всё стало куда хуже. Аскорбинка и фурацилин не особо помогали и через несколько дней нос забился так, что дышать приходилось только ртом, поднялась температура, появился сильный продирающий кашель. В одну из ночей добавился убийственный озноб и слабость — оказалось, что температура поднялась к 40 градусам. Дежуривший фельдшер из срочников сначала не знал, чем помочь — лекарств особо не было. В итоге он решил вколоть единственный доступный в тот момент антибиотик — пенициллин.
Температуру удалось сбить, но стало ясно, что близкое знакомство с армейской медициной продлится ещё некоторое время.
На этом четвёртая часть закончена, примерно через неделю выйдет следующая. Подписывайтесь и ставьте лайки, если вам интересно продолжение. Также делитесь в комментариях вашим опытом взаимодействия с медициной в армии.
