7. Начинаем коррекцию
Для плодотворной психокоррекции мне было принципиально важно знать - или понять в процессе взаимодействия – три основные момента, точнее – целые диспозиции:
1) «болевые точки» Кристининой психики, те уязвимые места, которые так неприятно и неадаптивно реагировали даже на не самые страшные жизненные ситуации. Психотерапевтическая работа с ними позволила бы достаточно быстро уменьшить количество душевной боли в ее жизни.
(Здесь маленькое замечание. Я не врач, но использование медицинского термина психотерапия в данном случае мне кажется оправданным. Впрочем, мне, как пришедшему в практическую психологию с богатым жизненным опытом из других областей человеческого знания, вообще кажется не вполне верным столь строгое отношение к терминам психологическое консультирование,психокоррекция и психотерапия. Мне кажется, куда более правильно рассматривать терминологические проблемы с точки зрения практического применения и практической пользы для пациента/клиента/доверителя. Если его психическое состояние заметно улучшилось – значит, это была психотерапия, вне зависимости от специальности «терапевта»).
2) «траекторию» дезадаптации Кристининой психики во времени, те «реперные точки», в которых начиналась или развивалась неверная, патологическая реакция на стимулы внешнего мира. Определив эти точки, и зная негативное развитие после них, мы можем постараться виртуально «вернуться» в них и попытаться изменить последующие реакции.
3) и, наконец, очень интересуют здоровые, сильные стороны Кристининой психики. Потому что это и есть наш базовый ресурс, именно на него мы будем опираться, чтобы вместе попытаться выбраться из душевной трясины. Причем, с этого желательно начинать.
Кстати, это отличительная черта советской, а потом российской школы патопсихологии (3): искать и исследовать не только «больные» области восприятия, мышления, эмоционально-волевой сферы, но и – обязательно – сохранные, используемые как фундаментальный ресурс для реабилитации пациента.
С них и начнем. А пока – еще несколько цитат:
Из текста Кристины, прямое цитирование (стр.7)
«… Младшие классы. Я была плаксивым, но очень активным и жизнерадостным ребенком. Я помню, что на все обиды я просто закрывала глаза, не обращала внимания и никому не жаловалась.
…Одним из основных страхов в младших классах был выход к доске. Ребенком я была согласна на двойку, прийти после уроков, что угодно, лишь бы не стоять перед всем классом и не слышать смех…
(т.е. лабильность аффекта присутствовала всегда, но вовсе не патологическая, как сейчас. Все скатилось к худшему, как она далее отметила, «к классу восьмому» – прим. авт.).
… Чувствуя себя постоянно на грани, я остро реагировала на критику. Чуть что, сразу в слезы. Как взрыв! Мне было больно, обидно! Я ненавидела слово «успокойся», от него еще больше разрывало».
8. Сохранные стороны
Сохранных сторон у Кристининой психики оказалось немало. Пожалуй, побольше, чем в среднем по популяцииJ.
Конечно, в глаза бросалась ее высочайшая способность к эмпатии, доброта и душевная щедрость. Желание помочь всем и вся, отмеченное еще при первом нашем знакомстве, было неподдельным. Как и расстройство из-за чужих проблем, которые, казалось бы, вовсе ее не касалось. Причем, как и все, что она делала – взахлеб и наотмашь.
С учетом ее сохранившейся инфантильности и крайней доверчивости, это не всегда приводило к положительным результатам, как в личной жизни, так и в финансовых отношениях. Приведу лишь один пример.
Дальний родственник попал в действительно сложную ситуацию, связанную с лишением свободы. Что мы видим со стороны Кристины? Слезы и страдания – понятное дело (хотя, повторяю, родственник не самый близкий, и общения ранее было не так много), полная пронизанность чужими проблемами, и как следствие – отправка ему весьма значительной части от всех, имеющихся в ее распоряжении, средств.
Причем, речь даже не идет об обмане (хотя такое, с другими людьми, тоже не раз происходило). Парень напрямую ничего не выпрашивал, просто рассказал свою версию произошедшего.
Кристина же, во-первых, полностью, без каких-либо сомнений и критики, эту версию приняла (мне пересказала со всем специфическим криминальным слэнгом, который никак не вписывался в ее обычный лексикон), а, во-вторых, кинулась помогать, никак не соразмеряя размер помощи со своими возможностями.
В принципе, это была стандартная ее реакция.
И хотя такая доверчивость и безоглядность тоже сами по себе небезопасны, все же доброта, способность к эмпатии – отличный ресурс для психотерапии. Просто его надо было перевести в более безопасное и полезное для пациента русло.
Например, мы обсуждали, что бы происходило, если бы в тот момент, когда Кристина «по доброте» осталась без денег, они бы резко потребовались ее горячо любимой маме? Или не менее горячо любимому брату? Или ей самой? Было бы это добрым по отношению к столь любимым людям?
Получалось, что доброта тоже должна быть дозированной, взвешенной и разумной. В противном случае будешь кусать локти от невозможности помочь тем, кто тебе ближе всего.
Работа с эмпатией шла и в другом, не менее важном, ключе.
«Почему ты весь мир любишь, а себя, получается, не очень?».
В ответ на возражения, психологом приводились конкретные примеры из ее же жизни.
Почему, боясь кого-то обидеть, позволяешь обижать себя?
Почему, желая сделать приятное другому, идешь на причинение боли себе?
И разве не очевидно, что долго так все равно не продолжится? Ведь любые взаимоотношения, основанные на «невзаимной выгоде», - в данном случае, речь не про деньги, - рано или поздно лопнут, нанеся травму обоим. И, соответственно, вывод:
«Ты же не хочешь никому наносить травмы?» - опять отсыл к ее эмпатии, но уже с разумных позиций.
Она задумывалась и понемногу училась «поверять гармонию алгеброй», то есть чувство – рассудком.
Благо, ситуаций для подобных примеров хватало.
Второй наш обнаруженный ресурс – высокие когнитивные способности Кристины. Другими словами, она хорошо соображалаJ. Ее порой странные поступки были вызваны вовсе не природной глупостью или дизонтогенезом, а либо неуправляемыми эмоциями, либо неинформированностью о нормальном положении вещей во внешнем мире. Откуда взялась такая неинформированность, мы обсудим чуть ниже.
И третий ресурс, который в последующем очень помогал в психокоррекции – ее высокая креативность. Она и вуз закончила по специальности «дизайнер», и сама владела техникой рисования и письма. Но для меня было важнее то, что, как выяснилось, она умела «по полной программе» радоваться любому - и собственному, и чужому - творчеству. В период, когда жизнь Кристины казалось ей абсолютно мрачной и неинтересной, такая ее способность открывала большие возможности в терапии ее состояния.
А мы плавно переходим от третьего ко второму пункту рассуждений, приведенных в начале раздела. Поднимаемся снизу вверх.
Из текста Кристины, прямое цитирование (стр. 5):
«Моя семья – мое богатство.
У меня огромная семья. И душа болит за каждого, и помочь хочется каждому. И я старшая из всех «бро» и «сис».
Но для них всех – я (всего лишь – прим. авт.) «любимая психушка». Больная…»
Из текста Кристины, прямое цитирование (стр. 4):
«… Имея внешние данные, талант, любовь к искусству и неизмеримую доброту (не говоря уже о прекрасной семье и поддержке) я всегда чувствовала себя лишней в этом мире…»
Из текста Кристины, прямое цитирование (стр. 7):
«… Мне всегда сложно было сосредоточиться и принять решение. Эмоции… настолько меня истощали, что проще было спрятаться от всех, от проблем и какой-либо ответственности…
… Я не перебарывала свои страхи. Я их копила…» (перебарывать страхи, на мой взгляд, не самая рациональная техника. Гораздо эффективнее научить перестать бояться того, что не опасно. Но уж копить страхи точно скверно – прим. авт.).
Продолжение см. в "Два взгляда на один невроз. Часть 6".
Сразу полностью статью можно прочитать в журнале "Человеческий капитал" №6, 2019. И еще: задавайте вопросы, многие страдают схожими заболеваниями, я постараюсь отвечать всем. С уважением,
Иосиф Гольман, клинический психолог.
