Промерзший троллейбус лязгнул разболтанными дверями, как старик вставными челюстями, зашипел и тронулся. Инна с облегчением выдохнула (фууу, успела), плюхнулась на холодное, порезанное малолетними спиногрызами сиденье, пристроила тяжеленную сумку и закрыла глаза. Мизинец на правой ноге замёрз и онемел. Чёртова дыра в сапоге, а до зарплаты было ещё как до луны. Придётся терпеть драный сапог минимум неделю. А зима, как на грех, выдалась промозглая, под ногами прямо с утра образовывалось грязное месиво и Инне приходилось надевать полиэтиленовый пакет на носок и только потом нахлобучивать сапог. Нога в пакете скользила, дрянная дешёвая кожа то разбухала, то коробилась, зато пальцы оставались более менее сухими, хотя и жутко мерзли.
Несмотря на эти мелкие невзгоды, Инна чувствовала себя так… То сладко-терпкое ощущение-предчувствие, давно забытое, похороненное в могилах безжалостных зеркал, вдруг ожило. Восстало, отряхнулось и зажало Иннино сердце в тиски. Но она и не особо сопротивлялась…
***
С ранних лет Инна была некрасива. Её некрасивость была такая, если её можно так назвать - обыденная. Она не била в нос своей жутью, серая, пыльная внешность воспринималась, как фон и забывалась сразу. Наверное, её лицо кто-то злой вскоре после рождения потёр ластиком, и повторял эту процедуру каждый год, ни разу не пропустив. Плоские бровки домиком, близко поставленные небольшие глаза неопределённого цвета, слегка расплющенный носик с крупными порами и узковатый рот с опущенными углами неярких губ не менялись с возрастом, только становились старше. Так, в программах, где развлекаются состариванием внешности, вроде ничего и не происходит, так, где - то черточку добавили, где-то что-то сузили, где-то цвет заменили, мелочь, а эффект ого-го. И сейчас, в сороковник, черты её лица вроде остались такими же, как в пятнадцать, но вот отражение в зеркале просто кричало - старею! "Как это могло быть? Может угол этих противных черт меняется? По расположению к друг другу?" - тут на днях подумала Инна, пытаясь накрасить губы, зачем-то подаренной сотрудницами, помадой. Помада была дорогущей, очень красной, подобранной со знанием дела, но в зеркале отразилась престарелая толстоватая мышь с окровавленным ртом. Инна, вздохнув, поставила тюбик на полку в ванной и благополучно забыла о нем.
***
Прошлая тягомотная рабочая пятидневка закончилась промозглым осенним пятничным вечером. Инна, сама от себя не ожидая купила бутылку шампанского. Спиртного она, вообще-то не пила. Вернее, изредка, где-то на корпоративе, она могла пригубить чуть вина, "обмочить губешку", как говорила разбитная Лялька из соседнего офиса, презрительно приподняв скульптурно вылепленную бровь и глядя на эту серую дуру с жалостью. А тут, какая-то чёрная тоска навалилась, придавила и Инна сунула в Магнитовскую авоську тяжелую гранату" Абрау". Добавив "Аленку", пачку пастилы и миндальное печенье, она почувствовала себя почти преступницей, ведь склонность к полноте вынуждала её сидеть на вечной диете.
Замок щёлкнул звонко в пришибленной тишине лестничной клетки, из норы одинокой квартиры пахнуло дорогим мылом. Инна немногое себе позволяла, но вот мыло - итальянское, запашистое, в красивых, стилизованных под старинные, упаковках она покупала. В малюсенькой однушке всегда открытая дверь ванной делала свое дело, мылом несло вовсю. Но Инну это не раздражало. Наоборот, цветочный аромат придавал пропитанному одиночеством воздуху её жилья уют и ощущение жизни.
Пятничный вечер проник в окна рано и агрессивно, отразив блики фонарей в чистом стекле, но Инна была уже далеко. Сеть её поглотила без остатка, реальность растворилась где-то там, за спиной, в районе, почти не использующейся кухни.
Инна не пользовалась стандартными соцсетями. Все эти океи, мэйлы и прочие фейсбуки мало её привлекали. Слишком незаметной она была, слишком мало умела льстить и подыгрывать. К ней сразу теряли интерес, но она и не настаивала. Основным ареалом её обитания были литсайты. Ее огромная тайна была за семью замками, о ней не знали ни родственники ни друзья - Инна писала стихи! Писала много, не очень технично, но трепетно, выкладывала их почти ежедневно и с содроганием сердца ждала комментариев. Её не ругали. Что-то малое и серенькое таилось в её столбиках, такое, что даже известные и разбитные тролли её не замечали. Да она и не стремилась… Парочки лайков, многозначительных улыбочек ей хватало с лихвой и делало почти счастливой.
А вот в ту пятницу шампанское явно долбануло в голову. Инна, красная, как рак, мало соображая и ещё ощущая во рту обморочный и забытый вкус шоколада, быстро настучала по клавиатуре.
...Я сама на алтарь лягу!
Только крепче глаза закрою...
Приспускай пиратские стяги,
пусть тебя это не беспокоит-
то, что кровью залиты травы,
то, что болью вырваны губы -
мы с тобою оба неправы,
мы с тобою оба не любы...
А на небе высоком птицы улетают, сбиваясь в стаи,
Как же осень случилась эта, среди лета - не понимаю...
И кружат листья в ритме джимми , как подвыпившая невеста.
Я бы тоже кружилась с ними, да не слезть мне с лобного места.
Что ж - в ладонях, водой родниковой, поднесу кровь (держи) - напиться,
И взлечу, разметав оковы, белой-белой испуганной птицей.
Пусть останется след, разрежет, облака, как лезвием вату.
Я любила тебя так нежно - в смерти, вроде - не виноватый!
•••
Я сама на алтарь! Слышишь?
Убери поганые руки!
И пускай там орут тише,
Те кто предал - друзья и суки!
Нажав стрелку, Инна сама испугалась… Сайт не позволял удалять и редактировать свои сообщения, админы считали - думать надо ДО.
Затаив дыхание, поэтесса ждала реакции. Читатели тоже затаились, явно среди обычных её сереньких, слащавых фраз такое не помещалось. Молчание затянулось, Инна, решив, что никто ничего не заметил, плеснула себе остатки из полегчавшей бутылки, как вдруг!
Злые глаза глянули с темной аватарки в прищур, раздражённо, лицо было нервным, но очень красивым. Инна вздрогнула от непривычно-острого ощущения в животе и прочитала сообщение:
- Стих чувственен донельзя. Представляю, как чувственно прекрасна авторша. Я вижу ваши глаза, можете не верить. Они серо-голубые, ресницы длинные и направлены, знаете - этак чуть вниз. От этого ваш взгляд кажется тайным, сексуальным.
Инна даже обернулась, как будто кто-то мог стоять за спиной и читать ЭТО. Потом она недоверчиво потрогала буквы на экране и с облегчением увидела метку "приват". Слава сетевым богам это видит только она. Таких слов ей никто, никогда не говорил… Она просто не умела слушать такие слова. Наверное, если бы ей кто сказал их в реале, она бы оглохла или потеряла сознание. Хорошо, это были только буквы.
Руки вдруг стали каменно-холодными. А вот внизу живота, наоборот, что-то набрякло горячим, да так, что аж свело ноги. Инна даже слегка испугалась. Как бы это не аппендицит. Однажды она уже попадала в больницу с приступом, но все обошлось.
- Почему вы не отвечаете? Я вас обидел? Или такая женщина, как вы не опускается до уровня простых смертных?
Инна не знала, что ей написать. Она смотрела в глаза аватарки, ей казалось что выражение его глаз меняется. От восхищенного до зло-обиженного. Мысль о том, что она сходит с ума, даже не была особо страшной. Страшнее всего, как она вдруг почувствовала, это потерять эти глаза в сети… Хотя…Аватарка - то здесь причём…
Наконец, собрав себя в кучу, Инна написала: "Мне кажется, что вы не совсем искренни. Неужели вам действительно понравилось? Это правда?"
Ответа Инна не дождалась. Зелёная метка около аватарки вдруг покраснела, как запрещающий знак светофора. Сразу почувствовав, как осенний заоконный свинец лёг на плечи, она встала и тупо поплелась на кухню. Выпив воды, позвонила Надежде. Она единственная из подруг-сослуживиц по- человечески общалась с ней.
-Ты дура. Не понимаешь, что он ухарь? Ему твои стишата по барабану. Ему тебя подавай. Может, вообще, альфонсяра? Вляпаешься, потом не ной.
Инна вдруг поняла, что то что он альфонс её вообще не пугает. Ни разу. Ей бы только ещё разок заглянуть в эти злые глаза. И почувствовать, как варом окатило низ живота…
