"Самым надежным способом в 1970-е годы переселиться из гигантской убитой коммуналки пусть даже не в отдельную квартиру, но в достаточно по тем временам комфортную комнату в так называемой «малонаселенной», было оказаться в доме, идущем под снос или под довольно редкую тогда реконструкцию", - считает читатель канала "Московские истории" Александр Васильев.
Проблема заключалась в том, что планы такого рода всегда были крайне неопределенными по времени и зависели от слишком многих составляющих, даже самое ветхое или аварийное жилье могло ждать своей очереди десятилетиями, да что там говорить, до сих пор его в России ещё осталось немерено. Однако, когда окончательное решение по какому-то конкретному объекту всё-таки выносилось, то мгновенно на такой жилплощади воспрещались любые телодвижения. То есть туда уж ни прописаться становилось нельзя категорически, ни поменять, ничего вообще.
Я перед Олимпиадой оказался включен в комиссию по строительству олимпийских объектов и часто бывал в разных задействованных организациях. И в одной из них обратил внимание на схему отселения домов в районе строительства стадиона и бассейна "Олимпийский" на проспекте Мира.
Я прикинул: действительно получалось, что без отселения определенного количества домов там не обойтись. И я обменял имеющуюся у меня тогда комнатку на первую попавшуюся в здании неподалеку от радиальной станции метро "Проспект Мира". Сделать это было легко, поскольку требований к самой получаемой комнате у меня не было никаких, я там же рядом, на Банном (городское Бюро обмена в Банном переулке) быстро нашел вариант, оплатил хозяину расходы по переезду и ремонту, накинул сверху ещё рублей пятьсот и переехал.
Теперь оставалось ждать. К счастью, меньше чем через год началось отселение дома. Вот тут уже пришлось поработать серьезнее. Я нашел через девочек в исполкоме по утвержденным спискам семью, которая мне требовалась. Там были мама-пенсионерка и сынок лет тридцати с тем самым диагнозом, который давал право на дополнительную площадь. Они имели право или на двухкомнатную квартиру, или она – на комнату, а он на отдельную однокомнатную.
Самым сложным оказалось добиться, чтобы они меня пустили на порог. Но справился и выяснил, что они собираются брать двухкомнатную. Я же им предложил по итогам аж тысяч пять (точнее уже не вспомню), а авансом рублей пятьсот, чтобы они подали документы на второй вариант – комнату и квартиру.
Следующим этапом было организовать, чтобы соседом пенсионерки по двухкомнатной квартире стал именно я. Конечно, тоже не бесплатно и «не без помощи», но совершенно законно и без малейших нарушений. Каждый получал исключительно то, что ему положено.
Дальше было проще простого. Срабатывала та самая единственная лазейка в законе, которая называлась «объединение ордеров». Нет, я по-прежнему не имел права непосредственно обменять свою комнату на квартиру сына - это было бы «ухудшение жилищных условий». Но был вариант общего обмена. Мы одновременно сдавали все трое свои ордера, а нам вместо них выдавались два. И в их общем ордере было написано, что у них тоже теперь отдельная квартира на семью, то есть налицо у пенсионерки даже улучшение, а пострадавших нет.
Так в 1980 году я стал обладателем роскошной однушки на Абрамцевской улице: комната 20 метров с нишей для тахты, кухня - 10 м, лоджия, санузел раздельный. Мечта! Оставалось теперь превратить её в пятикомнатную квартиру на Октябрьской площади, но на это у меня было ещё восемь-девять лет и много здоровья.
Еще: «Советовали не выписываться из роддома, пока не получу ордер на трехкомнатную квартиру», «Продал бы я душу за такую квартиру?»
