Герои Союзного государства
Когда-нибудь, надеемся, про эту историю снимут полнометражный фильм. Хотя событий в жизни Алексея Романова хватило бы и на сериал: прорыв из окружённой Брестской крепости на немецком грузовике, фашистский концлагерь и побег из него на шведском грузовом судне
«Ариэль» уже пару часов как стояла под разгрузкой в порту Гётеборга.
– Шевелитесь, бездельники. Какого чёрта вы так плохо работаете, – бригадир грузчиков был в плохом настроении. – Быстренько очищаем трюмы от кокса. Один еле-еле разгрузили. Вы что, не знаете: через два дня пароход должен идти обратно в Гамбург. У Гитлера совсем плохи дела на Восточном фронте, русские вот-вот прорвут блокаду города, как там его… Ленина, а там и до Финляндии недалеко. Вот Берлину и нужна наша руда для танков. Так они бесятся, угрожают. А что, мы же нейтралы. Ох, не нравится мне всё это. Так что – за работу…
Бригада ускорилась, то ли подстёгнутая словами начальника, то ли чтобы просто согреться. Первые дни нового, 1944 года выдались в Гётеборге на редкость промозглыми.
– Йохан, иди сюда, – высокий бородатый рабочий неожиданно остановился. – Смотри, какой груз сегодня к нам прибыл.
Йохан от неожиданности даже закашлялся. На куче угля лежал человек в потёртой лагерной робе, явно немецкой, с едва различимым буквами «SU» на спине.
– Что медлишь, Ларс, зови портового врача, – быстро пришёл в себя грузчик. – Может, ему ещё можно помочь. Хотя и похож этот парень скорее на мертвеца. Одни кожа и кости. Это сколько же времени он тут провёл? Неделю, больше?
– Смотрите, а вот и второй, – работа на «Ариэли» встала окончательно.
Доктор прибыл уже минут через 15 вместе с полицейскими из службы госбезопасности.
– Этого, – врач указал на первого «пассажира», – срочно в больницу, он ещё дышит. А второму, увы, не поможет даже святая Люсия. Он мёртв уже как пару дней.
– Грузите в нашу больницу. Когда очнётся, будем разбираться. Похоже, что это русский. Нам ещё тут не хватало беглецов из немецких лагерей. За всю войну не было ни одного, и тут на тебе, – инспектор полиции был явно раздосадован. Но и бросать русского тут тоже боялся. Прознают газетчики, будет скандал.
Алексей Данилович Романов придёт в себя в госпитале через несколько дней. Позади – два с половиной года немецких лагерей. Впереди – долгая дорога домой.
Его призвали в армию в августе 1940 года – сразу после окончания Сталинградского пединститута. Учитель истории, кандидат в члены ВКП(б) ушёл служить по спецпризыву. Попал Алексей Романов в размещённый под Барановичами 455-й стрелковый полк. Три месяца полковой школы младших командиров, и на форме уже красуются сержантские треугольники, а в военной биографии первая должность – командир пулемётного отделения. В марте 1941 года часть перебрасывают в Брест. Здесь Романова принимают в партию.
22 июня 1941 года он встретил в Брестской крепости.
«По казармам крепости прямой наводкой открыла шквальный огонь фашистская артиллерия, миномётчики, с воздуха бомбила авиация. Схватив винтовку и в охапку обмундирование, рванул к выходу. В коридоре, сбитый с ног взрывной волной, шквалом огня и обломков, оглушённый и задыхающийся в дыму, не помню как обронил гимнастёрку, в которой был партийный билет. Искать было некогда и негде: всё горело и рушилось. Это было самое страшное несчастье моей жизни», – это строчки из пояснительной записки сержанта запаса Алексея Даниловича Романова краснопресненскому военкому, которую он написал в сентябре 1956 года. Тогда благодаря Сергею Смирнову и его роману «Брестская крепость» власти вспомнили о защитниках цитадели. Эта записка, семь листков убористым почерком, – один из документов, связанных с обороной крепости, рассекреченных Минобороны России в июне нынешнего года. История большого подвига.
…Выскочив из горящего здания казармы, Романов спустился вниз к реке. Там вжались в берег нескольких десятков уцелевших после бомбёжки бойцов и курсантов. Раздетые, безоружные – за неделю до начала войны командование заставило их сдать старые винтовки и патроны, а новых так и не выдало, – они не понимали, что происходит. Никто не ждал нападения.
– Будем пробиваться к старому кладбищу, там склад оружия, – скомандовал Романов.
Осколком зацепило ногу, Алексей даже не обратил внимания. Четыре дня его отряд дрался сначала в Белом дворце, потом в водонапорной башне. Когда в живых их осталось всего семеро, они переплыли реку Муховец и укрылись в подземельях крепости, откуда продолжали бить врага вплоть до 1 июля.
Выслушав ультиматум немцев: сдавайтесь или мы взорвём укрепления, – в ночь на 2 июля, переодевшись в снятую с убитых фрицев форму, они прорвались из окружения. Шли в открытую, надеялись на темноту, на суматоху и на собственную дерзость.
«Шли на восток, в глубоком тылу врага, в надежде соединиться с нашими основными силами», – писал Романов. Однажды Алексей остановил немецкий грузовик. Язык он знал хорошо, вот и попросил подбросить его и товарищей километров тридцать до Жабинки – когда-то там стояла советская воинская часть. Водитель подвоха не заметил, махнул рукой, мол, залезайте в кузов. В Жабинке, правда, уже хозяйничали немцы, пришлось идти к Барановичам.
Наткнулись наконец на своих. Те чуть не побили, приняв за фрицев. Переоделись в советскую форму, пошли дальше. Снова нарвались на немцев. Ранение, плен. За попытку вступиться за женщину с ребёнком Алексея приговорили к расстрелу. Бежать удалось чудом. Приводить приговор в исполнение отрядили одного солдата, видимо, посчитав, что избитый и обессиленный русский никуда не убежит. Немец никуда и не торопился. Остановился возле колодца попить. Развязал Алексею руки. Хотел зацепить крючком ведро, а оно сорвалось и полетело вниз. Немец разозлился, положил винтовку на землю, подошёл к колодцу и нагнулся. Романов, как это увидел, тут же схватил оружие. Затвор заклинило, так он силой, откуда только взялась, затолкал фрица в колодец и добил штыком. Ушёл в лес, опять встретил своих. А в августе возле станции Лесная под Барановичами (в 170 километрах от Бреста) их отряд попал под бомбёжку.
Контуженый, с ожогами (на нём горела форма), Алексей очнулся уже в концлагере Бяла-Подляска. «Это было второе моё самое страшное несчастье, – напишет потом Романов. – Дважды пытался оттуда бежать, но безуспешно. В декабре 1941 года узников, две тысячи живых скелетов, в том числе и меня, отправили в Германию. Сначала в Витцендорф, потом – в Бремен и наконец в мае 1943 года в лагерь «Феддель» в Гамбурге».
Там Романов организовал антифашистскую организацию: подпольщики подбирали листовки, сброшенные с самолётов союзников, переводили их для остальных, выпускали обращения к пленным, уничтожали предателей и особо жестоких конвоиров и готовили диверсии на верфях. Сорок суток Романов отсидел в карцере, но доказать его вину немцы так и не смогли.
Гамбург тем временем активно бомбили англичане и американцы. Дела у немцев шли не ахти, и узников лагеря всё чаще гоняли на верфи – на ремонт и разгрузку судов. Это был шанс – Романов вместе с приятелем Иваном Мельником решили бежать. План таков: попасть на какое-нибудь шведское судно, доплыть до Стокгольма или Гётеборга, оттуда также морским путём до Англии, а там на одном из кораблей морского каравана союзников – до Мурманска и Архангельска и воевать дальше.
Побег назначили на католическое Рождество – 25 декабря 1943 года, на обратном пути из порта в лагерь.
– Шёл сильный дождь, было темно. Они спрятались в нише одного из виадуков, через который проходила колонна пленных. Конвоиры беглецов хватились только в лагере, – вспоминает тележурналист Константин Смирнов, сын автора «Брестской крепости». Для него Алексей Романов – просто дядя Лёша.
«Скрываясь от погони гестаповцев и собак, мы двое суток просидели в Эльбе», – вспоминал Романов. И это в конце декабря, когда вода в реке ледяная. Дальше надо было как-то пробраться на «Ариэль», которая как раз уходила в Гётеборг с грузом кокса. Вплавь сил уже не было. Помог случай: мимо шла колонна немецких танкеток. Зацепившись за днище, беглецы незаметно проскочили в порт и добрались до нужного причала.
– В этот момент они увидели, что у сходней парохода стоит часовой. Убить его – значит привлечь внимание. Им оставалось только, воспользовавшись темнотой, попробовать перепрыгнуть с пирса на борт корабля. Расстояние там было несколько метров, вы представляете, как непросто его преодолеть голодным, промёрзшим узникам. И нужно ещё, чтобы часовой ничего не заметил и не поднял тревогу. Мельник прыгнул удачно, А Алексей Данилович при прыжке зацепился за что-то ногой и от удара о борт отшиб себе грудь. Мельник с трудом перетащил его на пароход, – рассказывает Константин Смирнов.
Сунулись в один трюм – люк задраен, затем во второй – открыто. Спрятались под кучей кокса, так, чтобы их, с одной стороны, не нашли, а с другой – не сильно засыпали новой партией угля. Наконец впервые за несколько дней беглецы задремали. А когда почувствовали, как корабль начал покачиваться на волнах, выбрались из своего убежища. Пароход вышел в море. Но спустя какое-то время – стоянка в Киле. Опять обыск, опять надо прятаться. И вот путь к свободе открыт. Мельник, правда, был уже без сознания. А вскоре упал без чувств и Алексей. Сколько дней он пробыл в таком состоянии в трюме, неизвестно.
Шведы его выходили, а потом сообщили в советское посольство в Стокгольм, Александре Михайловне Коллонтай.
– Я хочу в СССР, бить врага, – заявил при встрече послу Романов.
– Ты своё уже отвоевал, будешь жить в советской колонии в Багго. А когда Финляндия выйдет из войны, переправим тебя в СССР, – первая женщина-дипломат в нашей истории возражений не принимала. Спорить с ней боялись даже Ленин со Сталиным.
Домой Романов вернулся в октябре 1944 года. Родина его встретила неласково.
– Пока ты отсиживался в Стокгольме, мы тут воевали, – заявили Романову на первом же допросе.
Год он провёл в госпитале лагеря НКВД под Калинином (ныне Тверь), где проходил спецпроверку как побывавший в плену.
– Когда Алексей Данилович впервые появился в нашем доме, это был измождённый человек. Туберкулёзник, которому не давали работать, он не получал пенсию как участник войны. А был он человеком невероятной доброты и душевных качеств. Помню, как дядя Лёша вырезал мне из липового чурбачка роскошнейший пистолет с узорной рукояткой, а свисток мог сделать из любого сучка. Потом Алексей Данилович стал другом семьи. Есть такая фотография: они с отцом на даче играют двух бандитов, а я, шести- или семилетний, – пионера-героя. Мой брат Андрей (знаменитый актёр и режиссёр, снявший фильм «Белорусский вокзал»), который тогда учился во ВГИКе , снимал всё это на только что купленную отцом камеру.
Справедливость в итоге восторжествовала. Романов окончил Московский строительный институт, работал старшим инженером в столичном проектном институте «Гипрострой-материалы». Умер он в 1983-м.
Сергей Смирнов вспоминал, что в 1957 году, когда Алексея Романова восстанавливали в рядах партии, показали ему лагерную карточку пленного, оказавшуюся в захваченной нашими войсками гитлеровской картотеке. Там была приклеена фотография Романова в одежде, а в графах педантично записаны все штрафы и аресты, которым он подвергался. Внизу стояла последняя запись, заверенная печатью со свастикой: «Номер 29563 бежал из лагеря 25 декабря 1943 года, пойман не был».
Романов долго и задумчиво разглядывал эту карточку, свою фотографию и вдруг, улыбнувшись, сказал:
– А ведь счастливый номер оказался. В этой лагерной лотерее мало кто выигрывал. Мне вот повезло…»
Максим ЧИЖИКОВ, Москва
© "Союзное государство", № 8-9, 2019
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
Материалы по теме:
«Я сюда с солдатами пришёл, с ними и уйду»
Подо Ржевом в день до сих пор находят по 50 солдат
Что кричали, бросаясь в атаку?
Экипаж Т-34 дрался в окружении 14 дней и ночей
Над Добростью во ржи
