Александр Соловьёв прислал свой рассказ, где вспомнил свои первые дни в Советской Армии и один странный вопрос от отцов-командиров, наводящий на нехорошие мысли:
«Мысли тяжело ворочались в голове… Даже, наверное, надо сказать не ворочались, а как-то еле подергивались. И, скорее всего не мысли, а мысль. Одна единственная, тоскливая мысль – когда же все это уже закончится?
Но надежды на то, что это закончится скоро, не было никакой… Потому, что все это только еще начиналось, хотя казалось, что прошла уже уйма времени. Вечность… И то, что было до получения повестки в военкомат казалось чем то нереальным, из чьей то другой жизни. В то, что она когда то была твоей верилось с трудом. Да и не хотелось уже ничего. Ни верить, ни не верить, хотелось только оказаться снова дома. Или хотя бы в общаге.
Неделя бестолкового существования на призывном пункте в ожидании, сначала тревожном, когда тебя вызовут в какую либо команду. Куда в артиллерию? В пехоту? Стройбат? Граница? Все разговоры крутились вокруг того – кто каким крутым был «на гражданке», (уже на гражданке), и кто каким крутым будет в армии.
Некоторые даже заглядывали вообще в невероятно далекое будущее – после армейки. Потом уже с нетерпением – ну когда уже вызовут? А что еще было делать? Толпа стриженых пацанов человек в триста кантовалась в спортзале, прямо на полу. Ни радио, ни телевизора, ни газет. Все новости узнавали только от вновь прибывающих или снисходительного сержанта.
Выпивки тоже не было. На построении в первый же день сразу отобрали водку, одеколон и ножи. И вот, наконец называют мою фамилию и номер команды. Что за команда? Никто ничего не говорит. Говорят – пехота, подробности узнаете на месте. Ну что ж, на месте, так на месте.
Погрузка в поезд. Вагон, наверное, вытащили из какого то заповедного угла в паровозном депо. Плацкартный, но полки жесткие, окна в нескольких купе разбиты и имеют пробоины как после обстрела. Отопления в вагоне никакого. Может, не работает система, может паровозники решили, что будущий солдат все стерпит.
А на улице хотя и не зима еще – ноябрь, но температура уже на минусе. Ладно хоть титан исправно греет воду для чая, но температура в нем едва достигает 70 градусов. Завариваем чай. Перед посадкой в поезд выдали сухпай. В коробках по банке тушенки, банка гречневой каши, банка сгущенки, чай, сахар, сухари.
Кидаем пакетики в кружки и идем курить в соседнее купе – там окно разбито только на треть. Покурив возвращаемся к себе в купе. Берусь за нитку, тяну из кружки пакетик. Но вместе с пакетиком поднимается вся кружка. Пока курили чай не только заварился, но и успел замерзнуть. Кое-как перекантовались ночь. Спали в позе эмбриона – колени на ушах, нос в пупок. Разгрузка на станции города Серова свердловской области.
И вот уже два дня в спортзале какой-то Серовской школы. Откуда-то нарисовались служивые, предлагающие выгодный обмен старого поношенного армейского обмундирования на гражданскую одежду. Аргументы – все равно по прибытию в часть отберут, частично срабатывают.
Там где не срабатывают дипломатические аргументы, срабатывает аргумент силы. У меня ни менять, ни отбирать нечего. Отец тоже знал, что в части все отберут. Поэтому пальто на мне держится на честном слове, из прорех торчат куски подклада, шапка цигейковая тоже старше меня. Смотреть без слез невозможно.
Чтобы не скучали раз по десять на дню построения, занятия по строевой подготовке. Вот и сейчас построили неизвестно зачем. В принципе абсолютно по фигу зачем. Это уже двадцать какое то построение. На каждом построении какой нибудь офицер или прапорщик нудно что-то протирает про дисциплину, любовь к родине, политической обстановке в мире и т. д. Поэтому никто его не слушает. Все думают о своем…
Но, вот в ленивое ворочание мыслей и воспоминаний проникает что-то непонятное. Какой-то вопрос. Вопрос повторяется, но осмыслить его еще невозможно, нужно очнуться от сна наяву. И вот снова звучит вопрос. Задает его офицер, выступавший перед строем. Слова понятны, но непонятен смысл. Офицер задает вопрос уже наверное в четвертый раз. Голос на грани крика: «Кто в строю сосет?»
Что это? Как понять? Ты пропустил предыдущую речь офицера и не можешь понять к чему этот вопрос. Что он означает? Кто в строю сосет? Что сосет? Кто сосет? Как это понимать вообще? Какое отношение это имеет к армии? Кто может сосать в строю? Это какой то подвох? Офицер спрашивает в пятый раз. Теперь он уже кричит, лицо покраснело: «КТО В СТРОЮ СОСЕТ???»
Да что же это такое? Кто может в строю сосать? Все недоуменно переглядываются. Вертят головами. Верчу головой и я. Спереди и справа на лицах такое же недоумение как наверное и у меня. Поворачиваю голову влево. Так, немного назад. Вот оно что!!!
Стоящий сзади, слева от меня через двух человек, парень приложился к банке сгущенки. Видимо, пока я вспоминал беззаботное существование, он достал из вещмешка банку сгущенки, пробил в ней пару дырок, приложился и посасывает молочко.
Так вот кто сосет! Не обращая внимания на крики и пять-шесть раз повторенный вопрос офицера, он спокойно и задумчиво сосал молоко как из мамкиной титьки. Реакция у нас была замедленной. Но она наступила. Строй сломался…
Дикий, двух с лишним сотен парней, хохот поднялся под потолок спортзала и отражаясь от потолка и стен заметался по залу еще больше усиливая его. Мы не в силах были сдержаться и не пытались. По щекам текли слезы, мы падали на пол, пытались встать, но ноги не держали, так как вся сила ушла в смех. Но, самое главное, что среди всей этой безумной оргии, он продолжал спокойно стоять и досасывать молоко.
Это было безумие. Это была армия. Ее преддверие…
Подписаться на наш блог или просто поставить лайк – дело сугубо добровольное и благородное…
