Мотор гудит, воздух в салоне пахнет холодным пластиком и остатками кофе из термокружки. Я еду по пустой улице за дочкой, чтобы забрать ее сразу после последних уроков, затем мы по плану должны выдвинуться в дом, забронированный Аланом.
Телефон в сумке вдруг оживает — резкий звонок, от которого сердце вздрагивает. Я бросаю взгляд на экран — номер незнакомый.
Секунда колебаний. Поднять или проигнорировать?
Все внутри говорит — не бери, но палец сам тянется к зеленой кнопке.
— Алло?
Голос в трубке низкий, мужской, но молодой. Не сразу могу понять, кто это.
— Здравствуйте, Аля. Это Артем, — произносит он.
Мир будто обрывается на секунду.
Артем. Имя, которое я старалась не произносить вслух, имя, которое выжгло меня изнутри, когда я впервые услышала его от Нади, а затем от Алана.
Мне звонит его сын.
Я едва не выпускаю телефон из рук.
— Что? — мой голос срывается.
— Это сын Алана, — спокойно добавляет он. — Я хотел бы с вами встретиться.
Грудь сжимает так, что становится трудно дышать.
— Зачем? — вырывается у меня за рулем. — Я ни в коем случае не держу на тебя зла и обид, но я почти уверена, что нам не о чем говорить.
— Есть, — он отвечает быстро, словно боялся, что я брошу трубку. — Это важно. Я прошу встретиться через полчаса. В вашей кофейне.
Я зажмуриваюсь, пальцы стискивают руль так, что белеют костяшки. В висках бьет кровь.
Я должна сказать «нет». Должна.
Но вместо этого слышу свой собственный голос:
— У меня мало времени. Я должна ехать за дочкой в школу…
— Я понимаю, но это очень важно, — отвечает он. — Это касается вас и моего отца. Буду ждать вас в «Аромате».
Связь обрывается.
Я еду, чувствуя, как дыхание сбивается. Как будто лечу на встречу с собственными страхами.
«Аромат» встречает теплом и знакомым ароматом свежемолотых зерен вперемешку с зимним цитрусом — новый вкус в нашем меню.
За столиком я сразу вижу его.
Артема.
Я узнаю его сразу. Высокий, чуть неуклюжий в подростковой худобе, но с лицом… лицом Алана. Те же глаза, тот же прямой взгляд, та же линия губ.
Я будто смотрю на тень мужа — только моложе и резче.
Сердце болезненно сжимается.
Господи, как же больно…
Он поднимается, когда я подхожу, и делает это немного неловко, как все семнадцатилетние, но с какой-то врожденной деликатностью. Я тянусь снять пальто, но он делает шаг вперед и берет его из моих рук.
— Разрешите, — говорит он тихо.
И аккуратно помогает освободиться от верхней одежды, словно он взрослый мужчина, а не подросток. Артем вешает пальто на спинку стула так, будто делает это каждый день.
Я застываю, не зная, что сказать. Моя первая реакция — злость, неприязнь, желание оттолкнуть, но это его простое внимание, эта воспитанная забота… все это выбивает из моих рук любое оружие. Я неожиданно чувствую неловкое тепло.
Мы садимся, но я стараюсь держать лицо холодным и отстраненным.
— Что будешь? Кофе? Чай? Десерт? — спрашиваю я, потому что иначе не могу начать разговор.
Он качает головой.
— Спасибо, не нужно.
И чуть придвигается ближе к столу. Его глаза серьезные, взрослые.
— Я сразу к делу.
Я выпрямляюсь, готовясь к удару, хотя сама не знаю, какого.
— Мама никогда не любила отца, — говорит он тихо, но четко. — И он никогда не позволял себе больше, чем встречаться со мной.
Я моргаю, не сразу понимая смысл.
— Что?
Артем сжимает ладони, словно собирается с духом.
— То видео, где отец якобы изменяет вам… его делал я. Меня мать заставила. Ей нужно было, чтобы вы поверили в измену.
Гул в ушах становится оглушающим.
— Мне жутко неудобно перед вами, — он смотрит прямо в глаза. — Но я больше не могу видеть, как отец страдает.
Мои пальцы дрожат на столе, сердце рвется в груди.
И в этот миг я понимаю: мир, который я строила последние месяцы, снова готов рухнуть.
— Что значит, ты делал видео? — произношу я сдавленно. — Я же видела его своими глазами. Это невозможно подделать.
Артем чуть кривит губы, не по-детски устало:
— Вы видели то, что я вам воспроизвел в программе. Я умею работать с программами, с нейросетями. Учился сам, днями и ночами. Хотел поступать на программиста. Сделал нарезку, чтобы выглядело убедительно. Мама сказала — так надо. Она всегда говорит: «Не твое дело, помоги, и все». Она хотела вернуть отца, вот я ей и помог.
Я откидываюсь на спинку стула, чувствуя, как кружится голова.
— Но… зачем ты говоришь мне это? У вас все получилось. Мы с твоим отцом развелись, теперь у каждого из нас своя жизнь.
— Моя мать никогда не любила отца, — повторяет он. — Я это знаю. Она получала все, что хотела, а потом решила, что пора вернуть его. Но не потому что любит. Просто… — он запинается, сжимает кулаки, — просто потому что так спокойнее для ее гордости. Она хочет сказать, что победила. Что «забрала» его у вас. Ей нужны были лишь его деньги, его имя и статус, но не сам он.
В груди у меня поднимается тошнотворная волна.
— Победила… — повторяю я, почти шепотом.
— Да, — кивает он. — И теперь ей важно одно — чтобы мы были семьей. Она ходит, говорит об этом, будто одержимая. Мечтает о «настоящей семье», хотя я вижу — ей нужны лишь его деньги, да и отец несчастен рядом с ней. Он любит вас, — он осекается, взгляд становится виноватым. — Из-за меня вы развелись.
— Ты здесь ни при чем, Артем, — стараюсь говорить спокойно. — Это проблемы взрослых…
— Я тогда не понимал всей тяжести. Думал, просто помогу маме и сделаю это видео.
Он опускает взгляд на сцепленные пальцы, а затем берет свой телефон в руки. В следующую секунду мой телефон на столе вздрагивает от входящей смски. Я машинально беру его. Архив. Несколько файлов.
— Это я отправил, — говорит он тихо. — Там исходники. Чтобы вы убедились — на видео не отец. Это была всего лишь нейросеть и хороший монтаж.
Я держу телефон, но не открываю папку. Голова кружится, мысли путаются. Передо мной сидит подросток, до боли похожий на Алана, и признается в том, что он разрушил мою семью.
Ведь, если бы не то видео с изменой, я бы попробовала собрать себя заново и простить Алана за год тайной жизни за моей спиной.
— Но почему ты рассказываешь это мне, а не ему? — выдыхаю я.
Артем смотрит мне прямо в глаза, и в его взгляде больше решимости, чем можно ожидать от семнадцатилетнего.
— Потому что он вас любит. И потому что только вы сможете сделать этот шаг, ведь он уже проделал сотню шагов вам навстречу. Да только безрезультатно.
Я все еще держу телефон в руке, экран светится от изобилия исходников, а голова отказывается верить тому, что я только что услышала.
Артем молчит несколько секунд, будто дает мне время, но потом снова поднимает глаза и продолжает:
— Мне стыдно за тот поступок, правда. Я… я обещал маме никому об этом не рассказывать, но я не могу больше это держать внутри. Вы хорошая.
Его голос становится тише, и я замечаю, как дрожат пальцы, сжимающие край стола.
— Мне неудобно, Аля. Стыдно до боли. Но хуже всего то, что я вижу, как он страдает. И каждый день все больше.
Он делает паузу, будто с трудом подбирая слова, и добавляет совсем другим, глухим тоном:
— Признаться честно… я тоже думал, что если у нас будет семья, если мы будем жить вместе, то я стану счастливым. Но оказалось наоборот. Я не счастлив. Потому что рядом с мамой он чужой. Я вижу, как он угасает. Как будто в нем нет жизни.
Я не дышу, в груди нарастает тяжелый ком.
— Он даже от меня стал отстраняться, — тихо говорит Артем. — Раньше мы гуляли, он объяснял мне что-то о работе, о книгах, мы могли часами говорить. А теперь… он дома все время, берет меньше дел, хотя раньше горел прокурорской работой. Отказывается от громких процессов, сидит, молчит. Мама довольна, а он будто умирает у меня на глазах.
Слова мальчика звучат слишком взросло, слишком искренне. Я вижу, что он не играет, не оправдывается — он выговаривает то, что давно носит в себе.
— Я знаю, — продолжает он уже почти шепотом, — что сегодня вечером вы едете на выходные втроем. С вашей дочкой. Я знаю, что он сам это предложил. Потому что он хочет вас вернуть. Я это чувствую.
Я смотрю на него в растерянности, не зная, что ответить.
Артем слегка подается вперед, и в его глазах — не детская, взрослая просьба:
— Просто… попробуйте. Попробуйте простить его. Я не видел любви большей, чем у отца к вам.
Заснеженная трасса тянется вперед, будто бесконечная белая лента. Ветер завывает за окнами, снежные хлопья бьются о лобовое стекло, и дворники почти не успевают счищать их. Я держу руль крепко, хотя дорога пустая, и кажется, что мы едем по безлюдной трассе.
***
***
Рядом на пассажирском сиденье Дина щебечет без умолку. Ее щеки румяные, глаза сияют.
— Мам, представляешь, там наверняка камин! И, может, еще елка! А если нет, можно съездить в город и купить игрушки, гирлянды, все-все украсить, — она поворачивается ко мне, ее голос искренний, полный восторга. — Как будто снова мы все вместе. Ты, я и папа.
Я стискиваю зубы и только киваю.
Снег все сильнее заметает дорогу. Машину покачивает, и я сбрасываю скорость. В какой-то момент колеса натыкаются на невидимую преграду — снежный вал, и машину откидывает к обочине. Остановившись и взяв себя в руки, я осторожно нажимаю на газ, но колеса только бессильно буксуют, утопая все глубже.
— Мам? — Дина тревожно смотрит на меня. — Что случилось?
Я делаю вид, что спокойна, хотя сердце колотится.
— Застряли, — отвечаю, выдыхая в стекло.
Снова пробую включить задний ход — без толку. Машину заклинило в снежном капкане.
Мы сидим посреди трассы, вокруг метель, ни одной фары, ни единой машины. Только ветер и снегопад.
— И что теперь? — голос дочери уже дрожит.
Я тянусь за телефоном. Пальцы не слушаются, но все же нахожу нужный номер. Сперва по привычке порываюсь набрать Тимуру, но вспоминаю, что с ним мы больше не в отношениях и длительное время даже не общаемся.
Поэтому набираю Алана.
Он отвечает почти сразу.
— Аля?
— Мы застряли, — говорю я быстро, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — На трассе, километров двадцать от домика, что ты забронировал. Сугроб. Машина не двигается.
Тишина секунду, и потом его низкий голос звучит твердо, как приказ:
— Не выходите из машины. Я скоро буду.
Я отключаю звонок и кладу телефон на панель. Дина с облегчением вздыхает.
— Значит, папа скоро приедет. Он наш герой.
И действительно, проходит не больше десяти минут, как вдали появляются яркие фары. Черный внедорожник бывшего мужа останавливается перед нами. Дверь распахивается, и из снега, как будто из другой реальности, выходит он. Алан.
Высокий, уверенный, будто сама стихия не имеет над ним власти.
Он открывает мою дверь, склоняется. Ветер хлещет по лицу, но я чувствую его запах, знакомый, до боли близкий.
— Вы целы? — спрашивает с тревогой.
— Да, все в норме.
— Хорошо, — выдыхает. — Вылезай, только осторожно.
Я подчиняюсь и делаю шаг в сугроб, но очень скоро проваливаюсь по щиколотку, и тут же его рука обхватывает мою, удерживая на месте.
— Сказал же, осторожнее, — произносит с улыбкой, дыша мне в лицо.
— Пап! — кричит Дина из машины и бросается к нему. Он подхватывает ее, целует в макушку, и на его лице мелькает такая мягкость, которую я давно не видела.
— Вы поедете со мной, а с машиной я решу, — говорит Алан, и это не просьба. — Внутри остались вещи?
— Да, — киваю.
Мы оставляем мою машину на обочине. Алан быстро осматривает ее, кивает, будто ставит в голове галочку, забирает наши сумки и усаживает нас в свой внедорожник. Внутри тепло, уютно, и мотор гудит уверенно, как будто все под контролем.
Я сижу рядом, делая вид, что смотрю в окно. Снег, белая мгла, редкие фонари, но в то же время я чувствую его взгляд на себе — прямой, пронизывающий, словно Алан пытается прочитать меня.
Я не поддаюсь и смотрю только вперед, раздумывая над словами его сына.
Дорога занимает еще полчаса. Когда наконец мы сворачиваем с трассы, я вижу впереди дом. Большой, красивый, с панорамными окнами, из которых льется золотое сияние гирлянд. На крыше гирлянды тоже мерцают мягким светом, а снег у крыльца сверкает под фонарями, как бриллиантовая крошка.
— Мам, смотри! — восторженно шепчет Дина. — Ну это просто сказка! Папа такой молодец, что забронировал для нас домик в лесу…
Я молча улыбаюсь. Для нее — да, пусть будет сказка.
А я чувствую только, как в груди нарастает напряжение. Потому что эти выходные явно будут испытанием для меня.
Мы выходим из машины. Мороз обжигает щеки, дыхание превращается в облачка пара. Дина подпрыгивает на месте от восторга, потом вдруг хлопает в ладоши.
— Мам! Ты должна поцеловать папу! — она хохочет, как ребенок, и тянет меня за рукав. — Ну же! Он же нас спас!
Я застываю и растерянно моргаю. Внутри все сжимается. Вот уж чего я точно не собиралась делать — так это целовать Алана. Не после всего.
— Дина… хватит, — говорю я, стараясь улыбнуться, но голос звучит слишком резко.
— Она права, — тихо произносит Алан. Его голос низкий, хрипловатый, и в нем слышится странная смесь твердости и просьбы.
Я резко поворачиваю к нему голову, но он уже сокращает между нами расстояние. Шаг, второй. Его рука касается моей ладони — теплая, сильная, решительная. Он склоняется ближе, так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже, и шепчет одними губами, так, чтобы только я услышала:
— Ради дочери, Аль.
Прежде чем я успеваю возразить, его губы касаются моей щеки. Короткий поцелуй. Легкий, но в то же время не совсем. Его губы скользят чуть ниже, ближе к уголку моих губ, и он будто «щупает» границы дозволенного. Я замираю, потому что сопротивления во мне нет.
Мир на секунду перестает существовать. Только его рука, чуть крепче сжимающая мою ладонь, только его губы, которые не спешат отрываться, только это опасное ощущение — как будто я все еще его, как будто ничего не изменилось.
Я выдыхаю, резко отстраняясь. В груди все пылает, а сердце бьется так, что кажется, его слышит и Дина.
Алан смотрит на меня долгим взглядом — тяжелым, жгучим, таким, от которого хочется одновременно отвернуться и утонуть в нем.
…В доме пахнет елью, настоящим камином и жареным мясом. К вечеру Алан заносит на огромном деревянном подносе горячее мясо, только что снятое с огня, и пар клубами поднимается к потолку. Стол накрыт — белая скатерть, тарелки с золотым ободком, свечи. Дина сияет от счастья, бегает вокруг, то поправляя салфетки, то переставляя блюда.
Я сижу за столом и наблюдаю, как будто со стороны. Все выглядит почти идеально. Слишком идеально.
— Проголодались?
Алан ставит поднос, снимает прихватку и усаживается рядом с дочерью.
— Очень, пап! Тут так классно…
Ужин проходит в удивительном спокойствии. Дина болтает о школе, о подругах, о том, что мечтает в этом году научиться фотографировать — помимо актерского она хочет стать еще фотографом. Я поддакиваю, Алан слушает внимательно, иногда улыбается, и я ловлю себя на том, что все это так похоже на прошлое. На те вечера, когда мы еще были семьей.
Но вот вечер подходит к концу, и мы с Аланом обмениваемся взглядами, ведь у нас для дочери есть подарки. Я достаю из сумки небольшую коробку, аккуратно перевязанную красной лентой. Мы заранее договорились подарить что-то вместе.
Дина разворачивает коробку с сияющими глазами — внутри новый телефон, тот самый, о котором она мечтала последние месяцы и на котором она сможет научиться искусству фотографии. Она в восторге, сразу бросается то к отцу, то ко мне, обнимает, смеется. В этот момент ее счастье заразительно.
— Спасибо! Самый лучший Новый год! — она сияет, как огонек. — Теперь у меня будут самые лучшие фотографии! Там и обработка классная, и камера! Вы лучшие родители!..
И на этом, казалось бы, все должно закончиться. Я не готовила ничего для Алана — не посчитала нужным. В моей голове этот вечер ограничивался дочерью.
Но он вдруг пододвигает ко мне небольшую коробку в темно-синей обертке.
— Для тебя.
Я замираю.
— Алан, зачем? Это… не нужно.
— Нужно, — отвечает он твердо.
Я медлю, но разворачиваю бумагу. Внутри — тонкая бархатная шкатулка. Сердце делает предательский скачок. Я открываю ее и вижу… браслет. Золотой, с маленькой подвеской в форме лилии.
Я задыхаюсь.
Лилия — мой любимый цветок. Символ того самого букета, что он подарил мне пятнадцать лет назад, когда впервые признался в любви. Я помню ту весну, запах парка, робкую улыбку на его лице. Этот браслет будто вытаскивает меня из настоящего и кидает прямо в прошлое.
— Ты… помнишь, — выдыхаю я.
Я стараюсь отвести взгляд, но не могу. Алан смотрит прямо на меня — так внимательно, так глубоко, что я чувствую, как ломается броня, которую я так старательно выстраивала. Его глаза полны нежности, боли и… любви.
Он надевает браслет на мое запястье, хотя пальцы слегка дрожат.
Дина в восторге.
— Мам, ну как красиво! Пап, ты гений!
В груди ноет что-то старое и забытое, и я украдкой рвано выдыхаю.
Продолжение следует...
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
«Развод с прокурором. Верну тебя, любимая», Амина Асхадова ❤️
***
Все части:
- Часть 9 - Финал
***
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
