Тимур встает первым. Я даже не успеваю ему ничего сказать — он кивает, мягко коснувшись моего локтя, и спрашивает, нужна ли мне помощь. Я резко отвечаю «нет», и он уходит. Тактично. Как будто почувствовал, что я точно хочу, чтобы он ушел. Чтобы не становился свидетелем этого унижения.
Надя проходит в зал легко, уверенно, будто не она вторгается в мою жизнь, а наоборот — я нарушила ее пространство. Она садится за стол, где еще стоит теплая чашка кофе Тимура, и смотрит прямо в глаза.
— Я не враг, Аля, — говорит она спокойно. — Но мы должны поговорить.
Я молчу.
А все слова, которые я прокручивала в своей голове, вдруг застревают в горле.
— У нас с твоим мужем есть сын, — продолжает Надя. — Его зовут Артем.
Мое сердце разрывается.
Я видела их сына своими глазами, но слышать из ее уст… это как второй удар, добивающий окончательно.
— Нашему сыну семнадцать.
«Семнадцать», — повторяю мысленно с невероятным облегчением.
Значит, я ошиблась, и Артем родился незадолго до моего появления в жизни Алана, вот только легче мне, увы, не становится.
— Все верно, он родился до вашей дочери, — кивает Надя, словно прочитав мои мысли.
— Говорите быстрее. У меня много работы, — произношу резко, мазнув взглядом по наручным часам.
— Мы… с Аланом были вместе еще до того, как он встретил тебя, — ее голос мягкий, но в каждой интонации сквозит собственное достоинство. — У нас были серьезные отношения. Он хотел жениться на мне.
Я цепляюсь за столешницу, ногти почти впиваются в дерево.
Я не хочу это слышать. Но слышу.
— Но я… совершила ошибку. — Надя опускает глаза на секунду, и я замечаю в ее лице тень настоящего сожаления. — Я изменила ему, и он не простил. Он ушел. Очень быстро. Уже через несколько месяцев он был женат на тебе.
Я закрываю глаза на миг. В голове шумит.
Все пятнадцать лет моей жизни, весь брак… все, что я считала прочным, надежным, единственным — вдруг превращается в продолжение чужой истории.
Я была «после». Не первой. Не главной. После.
— Я узнала, что беременна, когда он уже женился, — тихо говорит Надя. — И я… не сказала ему. Мне тогда подвернулся выгодный брак, обеспеченная жизнь. Я выбрала себя. Я думала, так будет лучше. Для всех.
Я поднимаю на нее глаза.
Мне хочется кричать. Хочется ударить, схватить за плечи и вытрясти все это прошлое из нее. Но я сижу неподвижно. Замороженно.
— Муж погиб, — продолжает Надя так же ровно. — Недавно. И я… решила, что имею право вернуть то, что было моим. Вернуть Алана. И чтобы он наконец узнал правду.
Она смотрит прямо в меня, и я понимаю — она не шутит.
Она пришла не объясняться. Она пришла — заявить о том, что хочет вернуть себе моего мужа.
Я не чувствую ног.
Не чувствую рук.
Только бешеный стук сердца в ушах.
Надя слегка наклоняется вперед.
— Я не хочу войны, Аля. Но давай расставим все точки над «i». Алан — отец моего сына. И он вернулся ко мне уже год назад, просто… не говорил тебе.
Ее слова режут меня наживую.
Я сижу неподвижно, будто меня прибили к стулу, а внутри все рушится окончательно.
— Ты, наверное, думаешь, что он женился на тебе по любви?
Она улыбается — тонко, холодно.
— Нет. Он женился, чтобы забыть меня. Чтобы залатать дыру, которую я оставила после своей измены.
Я делаю вид, что это не задевает меня. Держу спину прямо, пальцы на столе неподвижны. Но внутри все дрожит.
— И ты должна это понимать, Аля, — продолжает Надя, чуть наклоняясь вперед. — Сейчас твоя роль — уйти на второй план. Отпустить. Чтобы семья наконец соединилась. Потому что он, увы, никогда не любил тебя. И всю вашу жизнь он не мог забыть меня.
Я стискиваю зубы.
— Знаешь, в чем еще разница между нами? — ее улыбка становится ядовитой. — Ты родила ему только дочь. Я видела ее фотографии. А Алан всегда мечтал о сыне. Всегда. Он был счастлив, когда год назад узнал, что у него подрастает сын.
Она делает паузу — нарочно, чтобы мои молчание и сдержанность превратились в ее триумф.
— Теперь у нас с ним есть Артем, — произносит Надя уже мягко, почти ласково. — Сын, Аля. Его гордость, его продолжение. Это то, чего ты так и не смогла ему дать.
В кофейне шумят голоса посетителей, звенят ложки, а я слышу только ее слова. Как будто весь мир сжался до этого стола, до ее лица напротив моего.
Она сидит красиво, уверенно, с видом победительницы.
А я — с каменным лицом, хотя сердце у меня разрывается на части.
— Подумай об этом, — добавляет она и поправляет дорогую серьгу. — Тебе нужно просто отойти в сторону. И не мешать настоящей, любящей семье воссоединиться.
Я молчу еще несколько секунд. Вижу, как она ждет — ждет, что я сорвусь, что заплачу, что признаю ее победу.
Но я не дам ей этого.
Я выпрямляюсь, кладу ладони на стол и произношу ровно, тихо, так, чтобы каждое слово резало воздух:
— Ты можешь рассказывать, что угодно. Можешь рисовать красивые истории про настоящую семью. Но знай одно: пятнадцать лет он жил со мной. Пятнадцать лет он возвращался в наш дом. Пятнадцать лет я была рядом, когда он болел, когда он поднимался по карьерной лестнице и когда он падал. И ты никогда не сможешь стереть эти годы. Никогда.
Мой голос звучит глухо, почти шепотом, но в нем — сталь.
Надя приподнимает бровь, а потом усмехается.
— Какая гордая, — тянет она. — Но гордость не спасет. Мы уже год вместе, Аля. Год — за твоей спиной. И он не уходит только потому, что ему жаль тебя. Жаль бросить. Жаль развестись. Вот и все.
Я ощущаю, как слова падают на меня, как тяжелые камни.
Год.
Год — лжи в лицо.
— Но я решила взять все в свои руки, — продолжает она спокойно. — Пришла сама. Сказала тебе правду. Потому что он все равно уйдет — сразу, как только перестанет тебя жалеть.
Я вцепляюсь в край стола, иначе не выдержу.
— Вот, смотри, — она вытаскивает из сумки тонкий конверт. — Доказательство того, что мы теперь вместе.
Конверт летит на стол. Я не двигаюсь, но бумага сама раскрывается, и фотографии разъезжаются веером.
Первая — они в кафе. Все вместе, семьей. Это фотографии с его последней командировки, где я лично была в этом кафе, я их видела. Это лишь подтверждает, что фотографии не подделка, они самые настоящие в мире.
Вторая… я не выдерживаю. Внутри все ломается, когда вижу его профиль, его улыбку, его плечо, на которое она облокотилась.
Грудь сжимается, я едва могу вдохнуть. Но Надя не останавливается.
— Это только начало, — говорит она почти ласково, как будто жалеет меня. — Смотри дальше.
Она вытаскивает телефон, делает несколько быстрых касаний по экрану и поворачивает его ко мне.
Видео.
Алан. Мой муж. Лицо вблизи, без сомнений. Его тело, его руки на ее талии. Его голос. Его дыхание.
И шепот.
— Я люблю тебя… — слова рвут меня на части. Он произносит их ей, в разгар страсти, и они звучат так правдиво, что у меня из-под ног уходит земля.
Я не могу пошевелиться. Смотрю, как он склоняется над ней. Каждое движение, каждый звук режет острее ножа. Все то, что было только моим — теперь это ее.
— Видишь? — голос Нади звучит будто издалека, приглушенный, но я все равно слышу каждое слово. — Он говорил тебе то же самое, да? А теперь говорит это мне.
Глаза жгут слезы, но я упрямо держусь. Не дам ей увидеть, как я падаю.
Я сжимаю зубы, поднимаю взгляд на нее.
— Убирай это, — шепчу я, едва слышно.
Я отворачиваюсь, прижимаю ладонь к губам, потому что внутри рвется крик. Все тело дрожит, сердце сжимается так сильно, что я боюсь — оно разорвется прямо сейчас.
Мне больно дышать. Больно смотреть. Больно знать, что этот человек, которого я любила больше жизни, мог вот так — легко, жадно, искренне — отдать другому то, что было нашей святыней.
И больно еще больше — потому что часть меня все равно продолжает любить его. Даже сейчас. Даже после этого.
Надя быстро собирает доказательства, и в этот момент звенит колокольчик двери.
Я поднимаю глаза — и вижу Алана.
Он идет быстро, почти стремительно. Лицо жесткое, взгляд злой. В нем нет привычной прокурорской сдержанности — только ярость.
Он останавливается у нашего столика, смотрит на Надю и почти рычит:
— Кто тебе разрешал сюда заявляться?
Голос его звучит так, что несколько посетителей оборачиваются.
Надя чуть прищуривается, но молчит.
Алан смотрит на нее с откровенной злостью, потом бросает взгляд на меня.
Короткий. Осторожный. Как будто боится увидеть то, что и так уже ясно.
Алан хватает Надю за локоть. Его пальцы вцепляются так крепко, что она кривится от боли.
— Вон отсюда, — его голос тихий, но злой, срывающийся на шепот, от которого мороз по коже.
— Дорогой, я… — начинает она.
— Немедленно! — обрывает он.
Надя вырывается, бросает на меня хищный взгляд — злой, как удар — и выходит, стуча каблуками. Колокольчик на двери звенит резко, будто хлопнула петля.
Я остаюсь сидеть и только теперь замечаю, что пальцы онемели — я так крепко вцепилась в край стола.
— Пожалуйста, пойдем поговорим в твой кабинет, — говорит Алан, глядя на меня. Его лицо все еще жесткое, но злость спала, осталась только усталость.
— Мы поговорим, — произношу спокойно. — Но это будет наш последний разговор.
— Аля… — слышу вздох.
Мы поднимаемся по лестнице в мой кабинет, и я плотно закрываю за нами дверь.
Я поворачиваюсь к мужу и с болью спрашиваю:
— Это правда? У тебя есть сын от другой женщины?
— Да.
Секунда — и я зажмуриваюсь.
Две — и я хлестко бросаю:
— Все кончено, Алан. Я подаю на развод. Я больше не хочу тебя видеть.
Он делает шаг ко мне.
— Аля, ты должна меня выслушать.
— Мне не нужно ничего слушать.
— Послушай! — он резко поднимает руки. Впервые в его голосе нет прокурорской власти, только отчаянность. — Я сам был в шоке, когда узнал о сыне!
Узнал о сыне…
Он смотрит прямо в глаза, будто хочет пробить броню.
— Год назад она нашла мой номер, позвонила мне и сказала: «У тебя есть сын». Ты представляешь, что я испытал? Я думал, что это бред, что она сошла с ума. Я был тогда в командировке и сразу после — поехал в тот город. Впервые увидел его. Артема.
Алан вздыхает, тяжело, будто каждое слово вытаскивает из него силы.
— Я настоял на тесте ДНК. И только когда получил результат — только тогда понял, что это правда. Что он мой сын. До этого момента я не знал ничего. Ничего, Аля.
Я стою, не двигаясь. Слова его режут, но я не подаю виду.
— Она вышла замуж за богатого человека, — продолжает он. — Скрыла все от меня. Решила жить своей жизнью, без меня. И все эти годы она молчала. А я все это время… даже не подозревал.
Я чувствую, как губы дрожат, но сжимаю их, чтобы он не увидел.
— Все это было до тебя, — он делает шаг ближе. — Пойми. До тебя. Артем старше нашей дочери. Я тебе никогда не изменял.
— И когда ты собирался мне рассказать?
— Клянусь, первые месяцы я не мог подобрать слова. Я боялся потерять тебя, дочь, семью. Я не знал, как сказать тебе! Но я клянусь, что собирался рассказать. Мне даже заседания было легче пережить, чем собраться и сказать тебе о сыне. Признаюсь, выглядит это паршиво, но я сам не понимаю, как пролетел год.
Я закрываю глаза на миг, но голос мой остается холодным:
— Ты когда-нибудь любил меня? Или все время вспоминал свою первую любовь, подарившую тебе сына?
Он застывает.
— Может, я полюбил не сразу, — признается он глухо, честно. — Но когда я стоял в загсе, я точно могу сказать, что я любил тебя. И люблю по сей день.
Я качаю головой.
— Я видела все, Алан. Видела, что ты спал с ней. Целовал ее. Любил.
— Что? — лицо моего мужа вытягивается. — Ничего не было, Аля!
— Увы, но после года твоей лжи я больше не верю ни одному твоему слову. Теперь я верю только доказательствам. А их я видела своими глазами.
— О чем ты говоришь, Аль? Какие доказательства?
Он тянется ко мне, хочет приблизиться, но я поднимаю руку.
— Либо ты уходишь сам, — произношу я медленно и четко. — Либо я сейчас вызываю полицию. Если главный прокурор города не хочет скандала, он уйдет. Прямо сейчас.
Замолчав, я указываю ему на дверь, не желая прощать ни измену, ни год молчания о его внебрачном сыне.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
«Развод с прокурором. Верну тебя, любимая», Амина Асхадова ❤️️
***
Все части:
- Часть 6 - продолжение
***
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
