Знаете, что такое настоящая тишина?
Это не когда вы в лесу. Это не когда вы медитируете.
Настоящая, оглушающая тишина — это когда твой телефон молчит. Тот самый телефон, который еще вчера разрывался от звонков координатора, флориста, диджея и ста пятидесяти родственников. А теперь он лежит на кухонном столе, темный, как кусок антрацита. И ты смотришь на него. И он смотрит на тебя.
До свадьбы оставалось 72 часа.
Три дня. Двое суток и еще одни. Всего ничего. Платье висело в чехле, пахнущее новым атласом и отпаривателем. На холодильнике магнитами был пришпилен список рассадки гостей. А в телефоне — последнее сообщение от Игоря. От моего будущего мужа.
«Марин, надо кое-что срочно уладить по работе. Позвоню позже».
Это было 24 часа назад.
«Позже» так и не наступило. Абонент был недоступен.
Я сидела на кухне в нашей съемной квартире в Академическом, смотрела, как за окном начинается серое уральское утро. Ноябрь в Екатеринбурге — это не про золото осени. Это про первый колкий снег и ощущение, что мир выключил цвет. И вот в этом обесцвеченном мире я осталась одна. С платьем. С рестораном на сто персон. И с тишиной, которая кричала громче, чем любая свадебная музыка.
Он исчез. За 72 часа до того, как мы должны были стать семьей.
И я еще не знала, что худшее — не его исчезновение. Худшее — это то, что я решу сделать потом.
Часть 1. Обратный отсчет
(Звук: Тиканье часов, нарастающее, затем стихающее под голос)
Первые сутки я была не невестой. Я была медсестрой. В моей профессии, в детской поликлинике, главное — сохранять холодную голову, когда вокруг паника. Ребенок синий? Алгоритм. Мама в истерике? Алгоритм.
Я применила алгоритм.
Пункт первый: не паниковать. У Игоря сложный проект. Он занимается логистикой, что-то там с поставками на Север. Может, его срочно отправили куда-то, где нет связи? В тайгу? На буровую? (Я тогда еще цеплялась за эти нелепые оправдания).
Я отработала свою смену. 71 час до свадьбы.
Я слушала хрипы в легких у пятилетки, улыбалась мамам, делала прививки. «Марина Андреевна, у вас рука легкая!» — сказала мне одна женщина. Я кивнула. Рука легкая, а на сердце — чугунная плита. В обеденный перерыв я десять раз набрала его номер. «Аппарат абонента выключен».
Я позвонила Свете. Моей подруге. Свидетельнице.
— Свет, он пропал.
— В смысле «пропал»? — ее бодрый голос мгновенно стал серьезным. — Марин, ты шутишь? У тебя завтра девичник.
— Я не шучу. Он не отвечает со вчерашнего вечера.
— Так, — Света тоже включила «алгоритм». — Матери его звонила?
— Звонила. Тамара Викторовна сказала, что он к ней не заезжал, но он же взрослый мальчик, Марина, не накручивай себя.
Не накручивай. Легко сказать.
65 часов до свадьбы.
Я вернулась домой. Квартира пахла им. Его гель для душа. Его забытая на стуле толстовка. Я села на кровать и впервые за сутки позволила себе испугаться. Не за него. За себя.
В моей работе я видела многое. Видела, как родители отказываются от больных детей. Видела, как благополучные с виду семьи рассыпаются в прах из-за одного диагноза. Я думала, что понимаю что-то про предательство.
Я ничего не понимала.
Это был не страх, что с ним что-то случилось. Это был липкий, холодный ужас от того, что он сделал это. Нарочно.
Я позвонила в ресторан. «Усадьба» на Широкой речке. Приятный женский голос ответил:
— Марина Андреевна? Да, все в силе. Завтра ждем вашего декоратора в десять утра. Вы торт подтверждаете? Трехъярусный, «Красный бархат»?
— Да, — сказала я механически. — Подтверждаю.
Я повесила трубку. 60 часов до свадьбы.
Я пошла в комнату, где висело платье. Расстегнула молнию на чехле. Белое. Идеальное. Корсет, расшитый мелким, как иней, бисером. Я провела по нему рукой.
И в этот момент набрала номер, который боялась набирать больше всего.
— Мам? Приезжай. Кажется, у нас проблемы.
Часть 2. Что скажут люди
Мама приехала через сорок минут. Галина Ивановна. Она у меня... старой закалки. Вдова военного. Женщина, для которой «репутация» и «что скажут люди» — это не пустые слова. Это фундамент, на котором держится мир.
Она вошла в квартиру, еще не сняв пальто, и сразу увидела платье. Ее лицо смягчилось.
— Какая красота, доченька. Ну, что у тебя стряслось? Опять с рассадкой поругались?
Я смотрела на нее и не могла подобрать слова. Как сказать матери, которая уже всем подругам в своем Верх-Исетском районе рассказала про «надежного зятя-бизнесмена», что зять испарился?
— Мам. Игорь пропал.
— Как пропал? — она нахмурилась. — В больнице?
— Он выключил телефон. Сутки назад.
Я видела, как в ее глазах сменяются фазы. Недоумение. Раздражение. А потом — понимание. И вслед за ним — ужас. Но не тот, что у меня. Другой. Социальный.
— Галя! — она вдруг схватилась за сердце, но я-то знала этот театральный жест. — Не говори мне... Он... он сбежал?
Я молчала.
— Сбежал! — она села на пуфик в прихожей. — За... сколько?
— Двое суток. 58 часов.
— Позор! — прошептала она. — Господи, какой позор! Галя из Тюмени уже выехала! Тетя Вера билет купила! Что я им скажу?!
Вот. Не «Доченька, как ты?». А «Что скажут люди?».
Я привыкла. Я ее за это даже не винила. Она так жила. Вся ее жизнь была обороной от чужого мнения.
— Мама, давай сначала узнаем...
— Что узнаем?! — она вскочила. — Что твой хваленый Игорь — трус и подонок? Я всегда знала, что он какой-то... скользкий! Слишком гладко говорил!
И тут ее прорвало. Она начала метаться по моей маленькой кухне.
— Так. Отменяй. Срочно отменяй ресторан.
— Мам, там неустойка сто процентов...
— Да плевать на неустойку! Лучше потерять деньги, чем репутацию! Звони всем! Скажи... скажи, ты заболела! Корью! Нет, этим... ковидом!
— Мама, перестань.
— Ты не понимаешь! Марина! Нас же засмеют! Тебя. Меня. Всю семью! Брошенная невеста!
«Брошенная невеста».
Это слово ударило меня под дых. Я — Марина Андреевна, старшая медсестра, которую уважают врачи и обожают дети, — теперь была просто «брошенной невестой». Клеймо.
Я ушла в ванную и заперлась. 55 часов до свадьбы.
Я смотрела на себя в зеркало. Бледное лицо. Темные круги под глазами от бессонной ночи. Я включила воду, чтобы не слышать, как мама рыдает на кухне, обзванивая родню.
И тут я начала действовать по-настоящему.
Я позвонила Свете.
— Свет. Я еду в полицию.
— Марин, они не примут заявление, трех суток нет...
— Я не заявление писать. У меня там знакомый есть, участковый, по детской комнате. Просто пробью по базам. Больницы, морги.
— Господи...
— Просто чтобы исключить, — мой голос звучал ровно. Как на работе.
Я пробила.
Игорь нигде не числился. Ни в ДТП, ни в приемных покоях.
Я вернулась домой. 50 часов до свадьбы.
Мама уже сидела, обложившись счетами за банкет.
— Девятьсот тысяч, Марина. Девятьсот. На ветер.
И тут я позвонила его матери. Тамаре Викторовне. Еще раз.
Она долго не брала. А потом ответила. Голос был виноватый.
— Мариночка...
— Тамара Викторовна, где он? — я больше не играла в вежливость.
— Ой, Мариночка, не знаю, что и сказать... Он... Он вчера звонил. Из Питера.
— Из... Питера?
— Сказал, что... что все отменяется. Что он не готов. Просил вам передать...
Я не дослушала. Я нажала «отбой».
Он не просто сбежал. Он сбежал в другой город. И поручил своей маме сказать мне об этом.
Я вернулась на кухню. Мама подняла на меня красные от слез глаза.
— Ну что?
— Он в Питере. Он не готов.
Мама закрыла лицо руками.
— Все. Отменяй. Звони в «Усадьбу». Говори, что все, позор, отмена.
Я взяла телефон. 48 часов до свадьбы.
Я посмотрела на маму. На ее поникшие плечи. На свое отражение в темном окне. На чехол с платьем.
Девятьсот тысяч. Сто гостей. Тетя Галя из Тюмени. Моя жизнь, мой год подготовки, мои надежды. Все это должно было просто... исчезнуть? Превратиться в постыдную тишину? Потому что мужчина «не готов»?
— Нет, — сказала я.
— Что «нет»? — мама не поняла.
— Я не буду отменять.
— Марина, ты с ума сошла? Что ты... что ты будешь делать?
— Я еще не знаю, — я посмотрела на платье. — Но банкет будет.
Часть 3. Платье
Ночь перед «свадьбой» была самой длинной в моей жизни. 40 часов до... чего? До праздника? До позора?
Мама спала в моей кровати, выпив корвалола. Я сидела на кухне. Телефон молчал. Игорь так и не объявился лично. Он спрятался за маминой юбкой и позорно сбежал за две тысячи километров.
Я больше не плакала. Внутри все выгорело. Остался только холодный, как уральский гранит, пепел.
Я думала о деньгах. Девятьсот тысяч. Это были не только мои. Это были деньги, которые мама откладывала «дочке на свадьбу» всю жизнь, со своей пенсии и зарплаты вахтера. Это были кредитные деньги.
Я думала о гостях. О коллегах из поликлиники, которых я позвала. О тете Гале, которая уже приехала и спала сейчас у маминой подруги. Что я им скажу? «Извините, жених передумал, расходитесь»?
Я думала о себе.
Мне 32 года. Я не кисейная барышня. Я каждый день имею дело с реальной болью. С болезнями. Со слезами. И я позволю вот этому... вот этому инфантильному поступку сломать меня? Определить меня? Чтобы до конца жизни за моей спиной шептались: «А, это та Марина, от которой жених сбежал»?
Нет.
30 часов до свадьбы.
Я позвонила Свете. Она приехала в семь утра, невыспавшаяся, с термосом кофе.
— Ты в порядке?
— Нет, — честно сказала я. — Он в Питере. Сбежал.
Света выдохнула. Она не стала причитать. Она просто обняла меня.
— Что будем делать?
— Веселиться, — сказала я.
— В смысле?
— В прямом. Девичник отменяется. А вот свадьба...
— Марин, ты что задумала? Ты не хочешь...
— Я не буду сидеть дома и плакать. Я не буду прятаться. Я заплатила за этот праздник. Я его получу.
Света смотрела на меня с восхищением и ужасом.
— Ты... ты серьезно?
— Абсолютно. Но мне нужна твоя помощь. Обзвони всех, кого сможешь. Скажи, что сбор гостей в шесть, как и планировали.
— А что говорить? Про Игоря?
— Ничего. Просто «Ждем».
— А... регистрация?
— Регистрацию отменим. А банкет — нет.
24 часа до свадьбы.
Я позвонила визажисту и парикмахеру. Подтвердила.
Я позвонила в «Усадьбу».
— Марина Андреевна?
— Здравствуйте. У меня небольшие изменения в тайминге. Выездной регистрации не будет.
— О... хорошо. А фуршет?
— Фуршет в шесть. Банкет в семь. Все по плану.
— А... жених? — голос администратора дрогнул. Видимо, слухи уже поползли.
— Жениха не будет, — сказала я ровно. — Это будет просто мой праздник.
На том конце провода повисла тишина.
— Я... поняла, — неуверенно сказала девушка. — Мы все подготовим.
Мама проснулась, когда я уже сидела в кресле визажиста. Света суетилась вокруг, притащила шампанское.
— Ты что делаешь? — прохрипела мама.
— Готовлюсь, — ответила я, не открывая глаз, пока мне рисовали стрелки.
— Марина, одумайся! Ты опозоришь нас!
— Мама, — я открыла глаза. — Нас уже опозорили. Игорь это сделал. Вопрос в том, как мы на это ответим. Будем сидеть в темноте и выть? Или поднимем голову?
— Куда ты ее поднимешь? На смех людям?
— Мне все равно.
Она смотрела на меня, как на сумасшедшую.
В пять часов вечера я надела платье.
Оно сидело идеально. Света затягивала корсет.
— Дышать можешь?
— Могу.
Я посмотрела на себя в зеркало. Из зеркала на меня смотрела не «брошенная невеста». На меня смотрела женщина. Красивая. Сильная. И очень, очень злая.
— Поехали, — сказала я.
Мама осталась дома. Она сказала, что не переживет этого. «Я в этом цирке участвовать не буду».
— Как знаешь, мама.
Мы со Светой вышли на улицу. Шел мокрый снег. Он тут же таял на асфальте. Я подобрала подол и села в такси. Водитель, пожилой усатый мужчина, посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Свадьба?
— Что-то вроде того, — улыбнулась я.
— Жених-то где?
— Опаздывает, — съязвила Света. — Решил через Питер поехать.
Водитель хмыкнул, но ничего не сказал.
Мы ехали через вечерний город. Пробки. Огни «Высоцкого» терялись в низкой облачности. Я смотрела на эти огни.
10 часов до позора. Или до триумфа.
Часть 4. Я сказала «Да»
Когда мы подъехали к «Усадьбе», парковка была забита. Гости съехались.
Мое сердце, до этого бывшее куском льда, вдруг забилось так, что отдавало в ушах. Страх. Вот он, настоящий. Не за Игоря. Не за деньги. Страх выйти к ним.
— Марин, — Света взяла меня за руку. — Ты уверена? Мы можем уехать. Прямо сейчас.
— Уверена, — я выдохнула. — Иди. Снимай все.
— Что снимать?
— Все. Их лица. Мое. Все.
Света кивнула, включила камеру на телефоне и выскользнула из машины.
Я сидела одна еще минуту. Собралась. Я — Марина Андреевна. Я держала на руках детей, которые не дышали, и они начинали дышать. Я что, не смогу посмотреть в глаза тете Гале из Тюмени?
Я открыла дверь.
Первое, что я увидела, — это арка. Та самая, которую мы выбирали с Игорем. Она стояла посреди зала, украшенная белыми розами. А перед ней... пустота.
Гости уже были в зале. Они пили шампанское на фуршете и недоуменно переглядывались. Где регистратор? Где жених?
И тут в зал вошла я.
Музыка оборвалась.
Сто человек повернули головы.
Я видела лица. Коллеги из поликлиники. Мои двоюродные сестры. Друзья Игоря, которые смотрели на меня с откровенной жалостью.
Я шла по этой ковровой дорожке одна. В белом платье. С идеальной прической. Шлейф шуршал по паркету.
Я дошла до арки. Взяла у опешившего диджея микрофон.
— Добрый вечер, — мой голос прозвучал на удивление твердо. Я нашла глазами Свету. Она снимала.
Тишина. Мертвая.
— Я рада видеть вас всех. Вы знаете, что сегодня должно было произойти. — Я сделала паузу. — Но, как это бывает в жизни, не все идет по плану.
Я видела, как кто-то из друзей Игоря достал телефон. Наверное, писал ему. «Она сошла с ума».
— Человек, который должен был стоять здесь, рядом со мной, — я показала на пустое место, — не приехал. Он оказался не готов. Он сделал свой выбор.
По залу пронесся шепот.
— И я тоже сделала свой выбор. Я готовилась к этому дню год. Я вложила в него всю свою душу. Я пригласила сюда людей, которых люблю. И я не позволю трусости одного мужчины отнять у меня этот день.
Я посмотрела на столы. На торт. На официантов.
— Этот праздник был задуман в честь любви. Так вот. Праздник состоится. Сегодня мы празднуем любовь. Любовь к себе. Любовь к жизни. И мою любовь ко всем вам, кто все-таки пришел.
Я подняла бокал, который мне дрожащей рукой протянул администратор.
— Я хочу сказать «Да». Не ему. Я хочу сказать «Да» себе. Своей новой жизни. Своему будущему. За меня!
Я выпила.
И в этот момент... зал взорвался аплодисментами. Это были не просто аплодисменты. Это был рев. Мои коллеги-медсестры плакали. Тетя Галя из Тюмени кричала «Умница!». Друзья Игоря неловко хлопали вместе со всеми.
И тут я увидела ее. В дальнем углу зала, у входа. Стояла моя мама. Бледная, в своем старом пальто. Она смотрела на меня. И она... она тоже хлопала.
Света подошла ко мне, обняла.
— Ты богиня, — прошептала она.
— А теперь, — крикнула я в микрофон, — музыка! И я приглашаю всех... разрезать со мной этот чертов торт!
Часть 5. Вирус
Это была самая странная свадьба в истории Екатеринбурга.
Я была невестой без жениха. Я танцевала первый танец сама с собой под какую-то балладу Scorpions, которую обожал Игорь. И это было... освобождение. Я танцевала, и платье кружилось вокруг меня, и я смеялась.
Гости, сначала шокированные, быстро освоились. Друзья Игоря тихо испарились после первого горячего, но мои... Мои остались. Мы пили шампанское. Ели тот самый «Красный бархат». Я бросала букет — его поймала моя двоюродная сестра.
Мама подошла ко мне, когда я уже сидела, сняв туфли.
— Марина...
— Мам, не надо.
— Я... — она запнулась, — я... горжусь тобой.
И это было важнее, чем любое «Да» у алтаря.
Мы разошлись под утро. Я приехала домой, в пустую квартиру. Аккуратно повесила платье. Оно было испачкано тортом и вином. Я смыла макияж. Усталость была колоссальной. Я легла спать и провалилась в сон без сновидений.
А в это время Света, приехав домой, сделала то, что делают в двадцать первом веке.
Она не могла уснуть. Она пересматривала то видео. Мою речь. Мой танец. Она смонтировала минутный ролик. Мое лицо. Мой голос: «...Сегодня мы празднуем любовь к себе». И мой финальный тост: «За меня!».
Она выложила это в свою запрещенную соцсеть. И написала: «Это моя подруга Марина. Три дня назад ее бросил жених. Сегодня она устроила праздник в честь себя. Я никогда не видела никого сильнее».
Она поставила хэштег #Екатеринбург и #БрошеннаяНевеста.
И легла спать.
Я проснулась в обед. От того, что мой телефон разрывался.
Я думала, это звонят гости. Но это были не они.
Сотни. Тысячи уведомлений. Мой телефон не справлялся.
Я открыла мессенджер. Сообщения от людей, которых я не знала.
«Вы мой герой».
«Марина, вы богиня!»
«Я развелась год назад и думала, что жизнь кончена. Спасибо вам».
«Мужик — козел, а вы — королева!»
Я открыла соцсеть. Светин ролик.
Десять тысяч просмотров. Пятьдесят. Сто.
К вечеру того дня у него был миллион.
Меня репостнули какие-то местные паблики «Типичный Екатеринбург». Потом — федеральные. Крупные блогеры. Какие-то звезды.
Мое лицо. Мое платье. Моя речь.
Я сидела на кухне в старом халате, пила остывший кофе и смотрела, как моя личная трагедия превращается в общественное достояние.
Я стала вирусной. «Та самая невеста из ЕКБ».
Звонила мама.
— Марин, ты телевизор включи! Про тебя в новостях говорят!
Я включила. Местный канал. Мое фото. «Жительница Екатеринбурга превратила свое несостоявшееся бракосочетание в манифест самоуважения».
Я выключила.
Телефон снова зазвонил. Незнакомый московский номер.
— Алло, Марина Андреевна?
— Да.
— Здравствуйте, меня зовут Антон. Я продюсер ток-шоу на главном канале страны. Мы в восторге от вашего поступка. Мы готовы оплатить вам перелет в Москву, гостиницу. И гонорар. Триста тысяч рублей. За эксклюзивную историю.
Триста тысяч.
Я посмотрела на счета за банкет, которые мама аккуратно сложила на столе.
— Я... я подумаю, — сказала я.
Часть 6. Цена славы
Следующие несколько дней были похожи на сюрреалистический сон.
Я взяла отпуск за свой счет. Выйти в поликлинику я не могла. Пациентки, мамочки, они бы меня разорвали — кто от любопытства, кто от жалости. Я не была к этому готова.
Моя квартира превратилась в осажденную крепость. Звонили журналисты. Звонили с других каналов. Предлагали 500 тысяч. Предлагали «встречу с Игорем в прямом эфире». Они уже раскопали, кто он. Они уже нашли его соцсети — он их спешно закрыл.
Я стала не человеком. Я стала «кейсом».
— Марин, — говорила мне Света, которая теперь взяла на себя роль моего «пресс-секретаря». — Это шанс. Ты можешь закрыть кредит. Ты можешь наказать его.
— Наказать? Светой, я не хочу его наказывать. Я хочу, чтобы его просто не было.
— А деньги? Марин, триста... нет, уже пятьсот тысяч! За то, что ты просто расскажешь, как все было?
Мама была на ее стороне.
— Дочка, они же сами дают. А у нас долг. Ты подумай.
И я думала.
Я представляла себе это. Я сижу в студии. Яркий свет. Сочувствующий ведущий. И я — «жертва». Рассказываю, как он меня бросил. А потом эксперты в студии будут обсуждать: «Правильно ли она поступила? Не слишком ли это... вызывающе?»
Они будут меня жалеть. Они будут меня хвалить. Они будут на мне зарабатывать.
Я смотрела ролик. Снова и снова. Та женщина, в белом платье, она не была жертвой. Она была победительницей. Она сказала «Да» себе.
И если я сейчас поеду на это шоу, я предам ее. Я обменяю свой поступок на пятьсот тысяч рублей.
— Нет, — сказала я Свете. — Никаких шоу.
— Марин, ты дура?
— Может быть. Но я не поеду.
Я решила сделать по-другому.
Я записала видео. Сама. На той же кухне. В своем обычном свитере. Без макияжа.
Я сказала:
«Здравствуйте. Меня зовут Марина. Да, я та самая невеста. Я не ожидала, что моя история вызовет такой отклик. Я получила тысячи сообщений. И я поняла одну вещь. Таких, как я, — много. Женщин, которых предавали. Которых обесценивали. Которым говорили, что без мужчины они — ноль.
Я не герой. Я просто в какой-то момент поняла, что не хочу быть нулем.
Я не поеду ни на какие ток-шоу. Мне не нужен хайп. Я просто хочу сказать спасибо всем, кто меня поддержал. И сказать всем женщинам, которые сейчас в похожей ситуации: вы — не ноль. Ваша ценность не зависит от того, кто стоит рядом с вами у алтаря. Ваша ценность — в вас самих».
Я выложила это.
Оно не стало таким вирусным, как первое. Но комментарии... Комментарии под ним были другими. Не «вау, какая смелая». А «спасибо. мне это было нужно».
И в этот момент раздался звонок.
Номер, который я удалила. Но который знала наизусть.
Я смотрела на экран.
«Игорь».
Сердце пропустило удар. Я нажала «принять».
— Алло, — сказала я.
— Марина... — его голос. Растерянный. Жалобный. — Марина, ты... ты что наделала?
Часть 7. Возвращение
Я молчала. Я не знала, что сказать. А он говорил.
— Ты... ты понимаешь, что ты сделала? Ты... ты меня опозорила! На всю страну!
Я слушала его, и во мне не было ненависти. Не было даже злости. Было... недоумение. Как будто я слушала жалобы чужого, незнакомого мне человека.
— Игорь, — сказала я спокойно, — я тебя опозорила?
— А кто?! Этот... этот цирк! Эта свадьба! Мне звонят все! Мне на работе... Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить?
— А что тебе пришлось пережить, Игорь? — я подошла к окну. Снег все шел. — Ты же был в Питере. Ты же был «не готов».
— Я... я испугался! Да! Испугался! Свадьба, эта ответственность... Я думал, побуду один, приду в себя... Я хотел вернуться! Я бы все объяснил!
— Когда? — спросила я. — Через неделю? Через месяц? Ты же даже не сам мне сказал. Ты спрятался за маму.
— Я... я не знал, как! — он почти кричал. — А ты... Ты сразу устроила шоу! Тебе только хайп и нужен был! Ты превратила это в балаган!
И тут я поняла.
Он не раскаивался. Он не извинялся за то, что он сделал. Он злился на то, как я отреагировала.
Он ожидал, что я буду сидеть в слезах. Что я отменю свадьбу. Что я буду страдать, как и положено «брошенной невесте». А я... я испортила ему алиби. Я украла у него роль жертвы. Я вышла на свет, а его трусость стала видна всем.
— Мне звонила моя мать! — продолжал он. — Она плакала! Ты еепожалела?
— А ты мою пожалел? — спросила я. — Ты пожалел меня? Ты думал о девятистах тысячах долга? Ты думал о ста гостях?
— Да при чем тут деньги! — взвизгнул он.
Я усмехнулась.
— Ах, да. При чем тут деньги.
Я поняла, что разговариваю с ребенком. С инфантильным, трусливым мальчиком, который сломал дорогую игрушку и теперь злится, что его за это ругают.
И вся та любовь, которая, как мне казалось, еще тлела где-то в душе... она просто испарилась. Как вода с раскаленной сковородки.
— Марина, — он вдруг сменил тон на вкрадчивый. — Марин, ну... ну хватит. Ну, погорячился я. И ты... ты тоже молодец, конечно. Показала характер. Давай... давай я прилечу. Мы... мы поговорим.
— Не надо, Игорь.
— В смысле?
— Не прилетай. Мы все сказали.
— Ты... ты меня бросаешь? После всего этого?
— Я? — я рассмеялась. — Нет, Игорь. Ты сам ушел. 72 часа назад. Ты просто забыл забрать свои вещи.
— Да я... Да ты... Ты еще пожалеешь! — закричал он.
— Я уже ни о чем не жалею, Игорь. Прощай.
Я повесила трубку.
Я посмотрела на телефон. На все эти уведомления. На предложения о рекламе (мне уже начали писать бренды). На незаконченный кредит. На платье, которое так и висело на двери, как упрек.
Я заблокировала его номер.
И впервые за четыре дня я почувствовала не злость. Не боль.
Я почувствовала легкость.
Часть 8. Новый адрес
Знаете, что было дальше?
Ничего.
Я не стала звездой ток-шоу. Я не стала блогером-миллионником.
Я удалила то второе, «объяснительное» видео. Я закрыла свои соцсети. Я не хотела, чтобы моя жизнь превратилась в вечное обсуждение «того самого дня».
Я вернулась на работу. В свою поликлинику.
Первый день был тяжелым. Мамочки в коридоре смотрели на меня во все глаза. Коллеги-медсестры неловко молчали.
А потом, в конце смены, ко мне подошла наша заведующая, Ирина Марковна. Суровая женщина, которую боялись все врачи.
Она молча протянула мне конверт.
— Это... что?
— Это, Марина Андреевна, мы тут... с девочками... скинулись. Немного. Закроешь хоть часть банкета.
Я открыла. Там были деньги. Не триста тысяч. Но... это было больше. Это было настоящее.
Я расплакалась. Прямо в ординаторской. Впервые за все это время — не от обиды, а от благодарности.
Я продала платье. За бесценок, на «Авито». Его забрала девушка, которая сказала, что у нее нет денег на новое, а мое... «мое заряжено на силу». Я посмеялась и отдала ей фату в подарок.
Мы с мамой потихоньку выплатили кредит. Она больше никогда не говорила мне «Что скажут люди». Она теперь говорила: «Как ты считаешь, дочка?».
Игорь?
Я слышала, что он все-таки уехал в Питер. Пытался там что-то начать. Говорят, та женщина, к которой он сбежал (да, там была женщина, я это потом узнала), его в итоге тоже выгнала.
Он не был злодеем. Он был просто... слабым. И я благодарна ему. Он дал мне самый важный урок в моей жизни.
Я выиграла? Да. Но это была горькая победа. Победа, оплаченная девятьюстами тысячами рублей, годом моих надежд и доверием к человеку, которого я, как оказалось, совсем не знала.
Я сижу сейчас на кухне. Но это уже другая кухня. В другой квартире. Я переехала из Академического. Слишком много там было... его.
Мой телефон лежит на столе. Он больше не молчит. Он звонит. Там Света. Там мама. Там жизнь.
Иногда мне пишут женщины. Те, кто сохранил мой номер с тех «вирусных» дней. Они спрашивают совета. «Меня бросили. Как пережить?»
А я не знаю, что им ответить.
Нет никакого алгоритма. Нет волшебной таблетки, как в моей поликлинике.
Есть только ты. Есть тишина. И есть момент, когда ты должен сделать выбор.
Лечь на дно и позволить позору съесть тебя.
Или надеть свое лучшее платье, взять микрофон и сказать «Да». Не кому-то. А себе.
Он думал, что отменил мою свадьбу. А он просто подарил мне меня. И, знаете... это был самый лучший свадебный подарок из всех.