Ветер в Томске этим летом был злым и порывистым, будто пытался сорвать с города его знаменитое деревянное кружево. Он хлопал незакрытыми форточками, швырял в лицо пыль и сухие листья, трепал волосы Татьяны, пока она шла к садику. В пятьдесят два года она научилась не обращать на него внимания, как и на многое другое. Она просто плотнее запахивала легкий кардиган и шла дальше, думая о том, что сегодня нужно успеть доделать отчет по новой методике сенсорного развития, которую она обкатывала в своей старшей группе последние полгода.
В садике пахло манной кашей и хлоркой – вечный, неистребимый аромат детства. Дети уже гуляли, и их звонкие голоса доносились с площадки. Татьяна кивнула нянечке и прошла в методический кабинет, чтобы забрать свои черновики. Дверь в кабинет заведующей, Анны Борисовны, была приоткрыта. Ветер, ворвавшийся следом за Татьяной в коридор, распахнул ее до конца. На столе лежал свежеотпечатанный приказ. Крупный шрифт заголовка впился в глаза: «О назначении на должность старшего воспитателя…».
Сердце пропустило удар. Эта должность была ее. Негласно. Все знали, что нынешняя старшая, Валентина Петровна, уходит на пенсию сразу после отпуска. Все знали, что Татьяна – главный кандидат. Двадцать пять лет в этом саду, высшая категория, авторская программа, которую вот-вот должны были утвердить на городском уровне. Анна Борисовна сама ей говорила: «Готовься, Татьяна Андреевна, принимать хозяйство».
Пальцы похолодели. Она сделала шаг в кабинет, повинуясь какому-то животному любопытству, как мышь, заглядывающая в пасть змее. Имя. Ей нужно было только имя. Взгляд пробежал по строчкам, цепляясь за знакомые буквы. «…назначить Николая Андреевича Волкова».
Николай. Коля. Ее младший брат.
Воздух вышел из легких тихим свистом. Татьяна попятилась, осторожно прикрыв за собой дверь. Ветер снаружи завыл, ударившись о стекло. Она села на банкетку в коридоре, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Квитанция. В том рассказе, что она читала недавно, у героини была роковая квитанция. У Татьяны был приказ. Бумажка с черными буквами, безжалостно перечеркнувшая не просто ее карьеру – ее жизнь, как она ее понимала.
Коля. Он пришел в их сад три года назад, после того как его в очередной раз «попросили» из коммерческой структуры. Сестра, пожалей. Физрук, полставки, временно. Татьяна помогла. Устроила, подтянула по методикам, буквально за руку ввела в профессию, которую он поначалу презирал. А потом… потом он вошел во вкус. Дети его любили. Родители – еще больше. Молодой, обаятельный, энергичный мужчина-воспитатель – редкая птица.
Ее отчет. Ее методика. Она давала ему читать черновики, советовалась. Он кивал, хвалил, задавал умные вопросы. «Тань, да это же прорыв! Тебе памятник при жизни ставить надо!» А сам, значит, переписал, дополнил парой модных терминов, присвоил и понес Анне Борисовне как свой собственный проект. Идеальное приложение к резюме на должность старшего воспитателя.
Слезы не шли. Внутри образовалась ледяная пустота. Она поднялась, механически поправила кардиган и пошла в свою группу. Нужно было доработать день. Дети не виноваты. Она лепила с ними из пластилина, читала сказку про Кая и Герду, и холод в ее собственной груди казался ей осязаемым, как осколок того самого зеркала. Она смотрела на их доверчивые лица и думала о том, что двадцать пять лет учила детей честности, а самого близкого человека научить не смогла.
Вечером она не поехала домой. Вместо этого свернула к новостройке на окраине, где брат недавно купил квартиру в ипотеку. Поднялась на седьмой этаж. Дверь открыл он сам – в домашней футболке, растрепанный, счастливый. Из квартиры пахло жареной картошкой и успехом.
«Танька, привет! А ты чего не позвонила? Проходи!»
Она осталась стоять на пороге. Ветер гулял по лестничной клетке, забираясь под одежду.
«Я видела приказ, Коля».
Улыбка сползла с его лица. Он отвел взгляд, суетливо потер шею. «А… ты про это. Тань, я хотел тебе сам сказать. Завтра. Собирался заехать».
«Не надо было. Я уже знаю». Ее голос звучал ровно, без эмоций, и это, кажется, пугало его больше, чем крик. «Зачем?»
Он замялся, пропуская ее в прихожую. «Ну, ты же понимаешь… шанс. Такой шанс раз в жизни выпадает. Анна Борисовна сама предложила. Сказала, нужен свежий взгляд, мужской подход…»
«Моей методикой ты тоже свежо взглянул?» – спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Николай вздрогнул. «Это не так! Я просто… развил твои идеи. Дополнил. Ты же сама говорила, что в ней не хватает структуры! Я просто помог!»
«Помог себе. На должность». Она смотрела на него, на этого взрослого мужчину, которого когда-то учила читать, и не видела в нем ничего родного. Только чужого, изворотливого человека. «Да. Знаю. Тридцать пять лет знаю. Или думала, что знаю». Этот внутренний шепот почти вырвался наружу.
«Тань, ну не начинай, – он перешел в наступление. – Тебе уже пятьдесят два. Куда тебе это старшинство? Нервы, ответственность. Ты и так на износ работаешь. Пора бы уже о себе подумать, отдохнуть. А у меня ипотека, семья скоро будет… Мне нужнее».
«В твоем возрасте», – эхом отозвалось у нее в голове. Вот оно. Приговор. Не просто предательство, а унизительная подачка. Ей не просто воткнули нож в спину, ей еще и объяснили, что она сама уже слишком стара и немощна, чтобы сопротивляться.
Она молча развернулась.
«Таня, ты куда? Постой! Ну, обиделась, что ли? Да ладно тебе!» – кричал он ей в спину.
Она не обернулась. Нажала кнопку лифта. Когда двери закрылись, отсекая его растерянное лицо, она приняла решение. Холодное, твердое и ясное, как геометрия бильярдного стола. Завтра она напишет заявление. Но не на увольнение. На отпуск за свой счет. А потом… потом будет видно. Главное – не видеть его лица. Никогда.
Первым делом она позвонила Людмиле. Лучшая подруга с институтских времен, работавшая риэлтором, ответила после первого гудка.
«Люда, мне нужно снять квартиру. Маленькую. Неважно где. Прямо завтра».
«Танька, что стряслось? – встревожился голос в трубке. – С Колькой поругалась?»
«Хуже, Люда. Намного хуже».
Они встретились через час в маленькой кофейне на проспекте Ленина. Людмила, энергичная, коротко стриженная блондинка, внимательно выслушала ее сбивчивый рассказ, не перебивая. Когда Татьяна замолчала, опустошенная, Люда взяла ее холодную руку в свои теплые ладони.
«Сволочь он, Танька. Маленькая, эгоистичная сволочь. Я всегда это знала».
«Он мой брат, Люда… Был».
«Был, – твердо подтвердила подруга. – А теперь его нет. Так, что с квартирой? Однушку на Каштаке посмотрим? Или студию в Зеленых горках? Деньги есть?»
«Есть. Отпускные. И накопления немного. Мама нам поровну оставила…» – она запнулась. Мама. Что бы она сказала? Наверное, велела бы простить. Но Татьяна не могла.
«Так. Значит, не на Каштаке. В центре посмотрим. Чтобы до всего близко. И чтобы вид из окна был на что-то красивое, а не на соседскую стену».
Всю следующую неделю, пока ее заявление на отпуск лежало у заведующей, Татьяна жила как в тумане. Она методично собирала вещи в своей комнате в их общей с братом квартире, оставшейся от родителей. Она брала только свое. Книги. Старый плед, который вязала еще в юности. Фотографии, где они с родителями, но ни одной, где она с Колей. Она действовала как автомат, не позволяя себе думать и чувствовать.
Николай пытался говорить с ней. Поджидал у ванной, на кухне. «Тань, ну мы же родные люди. Ну, погорячился я. Давай поговорим». Она проходила мимо, как мимо пустого места. Его слова больше не имели для нее веса. Он украл не просто отчет. Он украл их общее прошлое, обесценил его.
Людмила нашла ей квартиру. Крошечную студию в старом доме недалеко от набережной Томи. Старинный деревянный дом, один из тех, что называют «томским кружевом». Скрипучие полы, высокий потолок и огромное окно с видом на реку. Переезд занял один вечер. Когда последняя коробка с книгами была занесена, Людмила достала из сумки бутылку коньяка и две рюмки.
«За новую жизнь!» – сказала она.
Татьяна сделала глоток. Напиток обжег горло. Она никогда не пила коньяк. Но сейчас это казалось правильным. Что-то несвойственное ей, что-то, что подчеркивало исключительность момента.
Первые дни свободы были оглушительными. Тишина. Никто не хлопает дверью, не включает на полную громкость телевизор. Она могла часами сидеть у окна, глядя на воду и на проносящиеся по мосту машины. Ветер здесь, у реки, был еще сильнее. Он гнал по воде рябь, шумел в кронах старых тополей. Татьяна думала о том, что ей делать дальше. Возвращаться в сад она не могла. Видеть каждый день торжествующее лицо брата было выше ее сил. Искать работу в другом саду? В ее возрасте, без связей, это означало начинать все с нуля, с самой низкой ставки, доказывая всем, что ты не верблюд.
Однажды вечером, не в силах больше выносить тишину и собственные мысли, она оделась и пошла куда глаза глядят. Ноги сами привели ее к полуподвальному помещению со скромной вывеской «Пирамида». Бильярдный клуб.
Бильярд был ее тайной страстью с юности. Отец, инженер, обожал эту игру и научил ее основам. Для него это была не просто забава, а живая геометрия, шахматы в движении. После его смерти она не подходила к столу много лет. Но сейчас что-то потянуло ее внутрь.
В клубе было немноголюдно. Пахло сукном, мелом и табаком. Она взяла напрокат кий и стол в самом дальнем углу. Первые удары были неуверенными, неточными. Руки дрожали. Но постепенно, шар за шаром, она втягивалась. Зеленое сукно успокаивало. Четкие законы физики, по которым двигались шары, вносили порядок в ее смятенную душу. Здесь все было честно. Точный удар – и шар в лузе. Ошибка – и ты проиграл партию. Никаких подковерных интриг, никаких украденных отчетов. Только ты, кий, шары и геометрия.
Она играла одна, сосредоточенно и зло, вкладывая в каждый удар всю свою невысказанную ярость. Она не заметила, как за ее игрой стал наблюдать мужчина, игравший за соседним столом.
«Хороший удар, – сказал он, когда она положила сложного свояка. – Только вы кий слишком сильно пережимаете. Отсюда и лишнее напряжение».
Татьяна обернулась. Мужчина лет пятидесяти пяти, с сединой на висках и спокойными, умными глазами. Он не пытался флиртовать или поучать, в его голосе было только дружелюбное участие.
«Я знаю, – коротко ответила она. – Спасибо».
«Юрий», – представился он, протягивая руку.
«Татьяна».
Они доиграли свои партии молча. Когда она пошла расплачиваться, он уже ждал ее у стойки.
«Может, по чашке чая? – предложил он. – Я здесь часто бываю. Но такую… осмысленную женскую игру вижу впервые».
Они сели за столик. Юрий оказался архитектором. Он с восторгом говорил о старом Томске, о деревянном зодчестве, которое нужно спасать. Рассказал, что сам пережил непростой развод и бильярд помог ему «собрать голову в кучу». Он говорил, а Татьяна впервые за много недель чувствовала, что ее ледяная броня начинает таять. Она ничего не рассказала о себе, только слушала. И это было целительно.
На следующий день она проснулась с ясной мыслью. Ее методика. Ее детище. Она не отдаст его. Если она не может внедрить ее в государственном саду, она сделает это сама. Частный развивающий центр. Маленький. Для нескольких детей. Где она будет хозяйкой.
Идея была безумной. Нужны были деньги, помещение, лицензии. Но впервые за долгое время у нее появилась цель. Она позвонила Людмиле.
«Люда, мне нужно нежилое помещение. В аренду. Желательно – в старом деревянном доме».
Подруга долго молчала. «Танька, ты с ума сошла? Какой центр? Ты хоть представляешь, что это такое?»
«Представляю, – твердо ответила Татьяна. – Я двадцать пять лет этим занимаюсь. Хватит работать на дядю. И на брата».
Это был ключевой аргумент. Людмила сдалась. «Ладно. Поищу. Но если что, я тебя не знаю».
Поиски были долгими и мучительными. То цена была заоблачной, то состояние помещения – плачевным. Татьяна уже начала отчаиваться, когда Людмила позвонила с новостями. Нашли. Первый этаж старинного купеческого дома на Татарской улице. Требует серьезного ремонта, но хозяин готов дать арендные каникулы.
Когда Татьяна впервые вошла туда, у нее перехватило дыхание. Облупленные стены, просевший пол, но огромные, почти до пола, окна, старинная лепнина под слоями побелки и невероятное ощущение пространства и света. Она поняла – это оно. Ее место.
Она написала заявление на увольнение. Анна Борисовна вызвала ее к себе. Пыталась уговаривать.
«Татьяна Андреевна, ну что вы как маленькая? Ну, случилось и случилось. Николай – молодой, горячий. Мы его урезоним. Вы же наш самый ценный сотрудник! Куда мы без вас?»
Татьяна смотрела на заведующую и видела не руководителя, а уставшую женщину, которая выбрала более простой и удобный для себя вариант.
«Спасибо за добрые слова, Анна Борисовна. Но я приняла решение. Я открываю свой собственный центр».
Заведующая округлила глаза. «Свой?.. В вашем возрасте?»
Татьяна улыбнулась. Кажется, эта фраза перестала ее задевать. «Именно. В моем возрасте уже точно знаешь, чего хочешь. А я хочу работать по своей методике. А не дарить ее другим».
Она вышла из кабинета с легким сердцем. Мосты были сожжены.
Ремонт стал ее полем битвы и спасением. Она сама сдирала старые обои, шкурила рамы, красила стены. Денег катастрофически не хватало. Она продала свою долю в родительской квартире. Николай не возражал. Кажется, он был рад избавиться от ее молчаливого присутствия. Сумма была небольшой, но на первое время должно было хватить.
Однажды вечером, когда она, уставшая и перепачканная краской, сидела на стремянке, в дверях появился Юрий.
«Я слышал, здесь кто-то пытается спасти старый дом, – сказал он с улыбкой. – Решил посмотреть. И, кажется, нашел».
Он пришел не с пустыми руками. Принес термос с чаем и свои чертежи. Оказалось, он давно «облизывался» на этот дом и даже делал эскизы его возможной реставрации. Они проговорили до поздней ночи. Об архитектуре, о детях, о том, как важно в жизни иметь что-то свое, что нельзя украсть или подделать. Юрий предложил свою помощь – бесплатно, «ради искусства и спасения красоты».
Он помог ей с проектом, нашел толковых, но недорогих рабочих, научил разбираться в сметах. Постепенно их деловое общение переросло в дружбу. Они вместе ездили за стройматериалами, вместе обедали в дешевой столовой, а по вечерам иногда сбегали в «Пирамиду» – сыграть партию-другую.
Бильярдный стол стал для Татьяны не просто хобби. Она смотрела на него и видела идеальную модель для своего центра. Она решила, что в одной из комнат обязательно будет стоять маленький, детский бильярдный стол. Не для игры на деньги, а для развития глазомера, пространственного мышления, умения концентрироваться и просчитывать ходы. Это станет ее «фишкой», тем самым уникальным элементом ее украденной, но теперь возвращенной и улучшенной методики.
Лето подходило к концу. Помещение преобразилось. Светлые стены, отреставрированная лепнина, теплый деревянный пол. В большой комнате стояли детские столы и мольберты, а в маленькой – изумрудно-зеленый бильярдный стол.
Первыми ее клиентами стали дети знакомых Людмилы. Сработало сарафанное радио. Родители, уставшие от стандартных программ в муниципальных садах, с восторгом приняли ее подход. Они видели, как их дети меняются, становятся более сосредоточенными, как у них просыпается интерес к геометрии через игру, к искусству – через свободу творчества.
Однажды в дверь центра позвонили. На пороге стоял Николай. Он выглядел осунувшимся, постаревшим.
«Привет», – сказал он тихо.
«Зачем пришел?» – спросила Татьяна, не приглашая его войти.
«Я… посмотреть. Говорят, ты тут такое устроила…» Он заглянул ей через плечо, увидел светлое пространство, услышал детский смех. «Классно…»
«Да. Классно».
Он переминался с ноги на ногу. «Тань, я уволился. Не мое это. Бумажки, отчеты, проверки… Я с детьми хочу работать, как ты. А меня заставляют… В общем, не могу я так. Может, возьмешь меня к себе? Физруком? Я на все согласен».
Татьяна долго смотрела на него. На своего младшего брата, который снова пришел к ней просить. Внутри ничего не дрогнуло. Ни жалости, ни злости. Только холодное, спокойное безразличие.
«Нет, Коля. Мест нет».
Она мягко закрыла перед ним дверь. Это не было местью. Это была констатация факта. В ее новой жизни, которую она построила сама, с нуля, для него действительно не было места.
Вечером, когда последний ребенок ушел домой, она сидела в тишине своего центра. Ветер за окном все так же трепал листья, но теперь этот звук казался уютным. Он больше не был вестником беды. Он был просто ветром.
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Юрия. «Завтра приедет новый стол для младшей группы. А вечером – в «Пирамиду»? Я ставлю на кон ужин в лучшем ресторане города».
Татьяна улыбнулась. Она взяла кий, подошла к своему столу и одним точным, выверенным ударом отправила шар прямо в лузу. Она не просто выжила. Она победила. И партия, казалось, только начиналась.