Звонок дочери застал Ларису в тот редкий момент, когда в ее уфимской квартире царила абсолютная тишина. Не музыка, не шелест кальки на чертежном столе, не гул компьютера, обрабатывающего очередной рендер. Только тишина, густая и влажная, как туман, что подбирался к окнам с берегов Белой. Лариса только что вернулась из бильярдного клуба, и легкий запах мела на пальцах смешивался с ароматом заваренного чабреца. Она любила эти поздние летние вечера, когда город затихал, укутанный в белесое марево, а она могла наконец принадлежать себе.
– Мам? Ты не спишь? – голос Вероники в трубке был напряженным, сдавленным.
– Нет, Ника. Что-то случилось?
Пауза. Долгая, звенящая, наполненная чем-то невысказанным и тяжелым. Лариса почувствовала, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ночной прохладой.
– Ника, говори.
– Папа сегодня звонил. Долго говорил… Мам, это правда?
Лариса села на край дивана. Ей было пятьдесят восемь, она была успешным дизайнером, вырастила двух детей и пять лет назад развелась с их отцом. Она думала, что уже ничто не сможет выбить ее из колеи. Она ошибалась.
– Что «это», Вероника?
– Папа говорит… он говорит, что ты нас бросишь, когда получишь наследство!
Слова упали в тишину комнаты, как камни в глубокий колодец. Наследство. Какое наследство? Ах, да. Двухкомнатная квартира ее двоюродной тетки в Черниковке, умершей месяц назад. Квартира, заваленная старыми книгами и пыльными воспоминаниями, в которую она еще даже не нашла сил зайти. Владимир, ее бывший муж, всегда умел раздуть из мухи не слона, а целого мамонта. Но это… это было за гранью.
– Он сказал, что ты только этого и ждала. Что продашь все и уедешь, а мы тебе больше не будем нужны. Мам, он так плакал…
Лариса молчала. Она смотрела в окно, за которым огни на проспекте Салавата Юлаева расплывались в тумане, превращаясь в акварельные пятна. Она представила Владимира, его хорошо отрепетированные слезы, его способность давить на самые больные точки. Он всегда был мастером манипуляций. Но втянуть в это Веронику…
– Лариса, скажи что-нибудь!
В голосе дочери звенел страх. Не за наследство, нет. За то, что ее мир, который и так пошатнулся после развода родителей, мог рухнуть окончательно.
– Ника, послушай меня, – голос Ларисы был ровным, почти ледяным. Эта холодность была ее защитой, ее броней. – Во-первых, твой отец лжет. Во-вторых, я никуда не собираюсь уезжать. У меня здесь проект, который я веду уже полгода. И в-третьих… когда ты повзрослеешь настолько, чтобы перестать верить каждому его слову?
Она сказала это слишком резко. Она знала это в тот же миг, как слова сорвались с губ.
– То есть, ты даже не будешь оправдываться? – в голосе Вероники обида смешалась с разочарованием. – Значит, он прав.
Короткие гудки.
Лариса не перезвонила. Она медленно положила телефон на стол. Руки не дрожали. Внутри все превратилось в кусок льда. Бросит их. Она, которая после развода оставила Владимиру большую квартиру в центре, забрав только свои книги и старый плед. Она, которая оплачивала учебу Вероники в Москве и помогала сыну с ипотекой. Она, для которой дети были единственным неоспоримым смыслом всей ее жизни.
Она встала, подошла к бару и налила себе коньяк. Коньяк Владимира, который он забыл пять лет назад. Она никогда к нему не притрагивалась. Сделала маленький глоток. Напиток обжег горло, но не согрел. Ярость была холодной, как бильярдный шар.
Она не будет оправдываться. Ни перед кем. Она будет действовать.
На следующее утро туман рассеялся, оставив после себя влажную духоту. Лариса сидела в своем офисе, перебирая образцы шпона для нового проекта – ребрендинга старого уфимского санатория, который выкупила московская сеть. Проект был сложный, амбициозный. И очень важный для нее. Это был ее ответ всем, кто считал, что в ее возрасте пора вязать носки и нянчить внуков.
Дверь скрипнула. На пороге стоял Станислав, московский светодизайнер, которого привлекли к проекту. Высокий, сухой, с въедливым взглядом инженера, который видит мир в люксах и кельвинах. Они работали вместе уже месяц и почти не разговаривали ни о чем, кроме работы. Их общение было чередой коротких, точных споров.
– Лариса, я посмотрел ваши последние рендеры по лобби. Вы опять поставили теплый свет на эту синюю стену. Это убьет цвет. Будет грязь.
– Станислав, я хочу создать ощущение уюта, а не операционной, – отрезала она, не поднимая головы. Сегодня у нее не было сил на профессиональные баталии.
– Уют создается зонированием и правильной цветовой температурой, а не заливкой всего подряд желтизной. Это же азы.
Он бросил на стол папку. Лариса подняла на него глаза. Он смотрел не на чертежи, а на нее. В его взгляде не было обычной профессиональной заносчивости. Было что-то другое. Почти сочувствие.
– У вас все в порядке? Вы выглядите… не так, как обычно.
Это было так неожиданно, так не похоже на него, что Лариса растерялась.
– Все в порядке. Просто не выспалась. Туман вчера был. Голова болит.
– А по-моему, дело не в тумане, – он присел на край стола. – Я вчера видел вас в «Классике». Вы ушли раньше. И играли плохо.
«Классик» был их бильярдным клубом. Местом, где они иногда пересекались после работы, молча кивая друг другу. Бильярд был для Ларисы больше чем хобби. Это была медитация, геометрия и психология в одном флаконе. Она ценила в нем точность, расчет и умение держать эмоции под контролем. Вчера ее контроль дал сбой. Каждый удар был мимо. Каждый шар замирал в сантиметре от лузы.
– Вы правы, – неожиданно для себя призналась она. – Играла отвратительно.
– Когда в голове каша, руки не слушаются. Что случилось? Клиент опять требует «золотые унитазы»?
Лариса усмехнулась. Впервые за сутки.
– Хуже. Семейные дела. Бывший муж решил напомнить о себе.
– А, это знакомо, – Станислав кивнул. – Моя бывшая до сих пор рассказывает нашему общему сыну, что я ушел от нее к «молодой модели», хотя я ушел к своему рабочему столу. И было это десять лет назад.
Они помолчали. Впервые между ними возникла не рабочая, а человеческая пауза.
– Они думают, что это дает им власть над нами, – тихо сказала Лариса, больше себе, чем ему.
– Это дает им власть, только если мы им ее даем, – возразил Станислав. Он встал. – Ладно, по поводу света. Давайте я сделаю вам тестовую 3D-сцену с разной температурой. Посмотрите сами. Без эмоций. Только физика.
Он ушел, оставив Ларису в смешанных чувствах. Его прямолинейность, обычно раздражавшая, сегодня показалась спасительной. Без эмоций. Только физика. Хороший принцип.
Она взяла телефон. Набрала номер риэлтора.
– Алина, здравствуйте. Это Лариса Волкова. Помните, мы говорили о квартире в Черниковке? Выставьте ее на продажу. Да, сегодня. И еще. Мне нужно оформить дарственную на эту квартиру. На мою дочь, Веронику Владимировну.
Действие приносило облегчение. Холодная ярость внутри начала преобразовываться в энергию. Она не будет ждать, пока кто-то оценит ее поступки. Она создаст новую реальность сама.
Вечером она снова поехала в «Классик». Ей нужно было вернуть себе контроль. В зале было полупусто и тихо. Приглушенный свет выхватывал из темноты зеленые прямоугольники столов. Лариса взяла свой кий, натерла его мелом. Ощущение знакомой шероховатости на пальцах успокаивало.
Она поставила шары в пирамиду и сделала разбой. Сильный, точный. Шары с сухим щелчком разлетелись по сукну. Игра пошла. Она не думала о Веронике, о Владимире, о квартире. Она думала только об углах, о траекториях, о силе удара. Каждый загнанный в лузу шар был маленькой победой.
– Можно?
Рядом со столом стоял Станислав. Он был в джинсах и простой футболке, без своего обычного «московского» пиджака.
– Если не боитесь проиграть, – усмехнулась Лариса, загоняя очередного «полосатого».
– Я редко проигрываю, – серьезно ответил он, выбирая кий. – Но сегодня готов сделать исключение.
Они играли молча. Это был не поединок, а танец. Он играл агрессивно, рискованно, часто пытаясь забить невозможные шары. Она – вдумчиво, стратегически, выстраивая позицию на несколько ходов вперед. Ее дизайнерское мышление работало и здесь: не просто забить шар, а создать красивую и эффективную композицию на столе.
– Вы играете, как проектируете, – заметил Станислав, когда она виртуозным ударом «свояка» закончила партию. – Все просчитано.
– А вы играете, как ставите свет, – ответила она. – Эффектно, но иногда слишком прямолинейно.
Он рассмеялся.
– Возможно. Но иногда прямой луч – самый короткий путь к цели. Что вы решили делать со своей… проблемой?
– Я уже все решила, – Лариса поставила кий на место. – Я не играю в чужие игры. Я устанавливаю свои правила.
На следующий день Вероника позвонила сама.
– Мам, мне звонила риэлтор. Она сказала… что ты переписываешь на меня тетину квартиру. Зачем?
– Чтобы у твоего отца больше не было поводов для спекуляций. Это твое, Ника. Делай с ней что хочешь.
В трубке снова повисла тишина. Но на этот раз другая. Не звенящая, а ошеломленная.
– Но… он говорил, ты хочешь ее продать… уехать…
– Твой отец много чего говорит. А я, как видишь, делаю. Я в Уфе. У меня проект. И я люблю тебя. Этого достаточно?
– Мама… прости меня. Я такая дура.
Ларисе показалось, что лед внутри наконец-то треснул. Не от тепла, а от собственного решения. Она не простила. Она просто аннулировала ситуацию.
Но Владимир не собирался сдаваться. Через несколько дней Ларисе позвонил заказчик, тот самый москвич, владелец сети.
– Лариса Андреевна, здравствуйте. У меня к вам деликатный вопрос. Мне тут поступил один звонок… представились вашим бывшим супругом. Говорил, что вы в нестабильном эмоциональном состоянии в связи с… э-э… получением наследства. Что на вас нельзя положиться.
Лариса слушала, и холодная ярость возвращалась. Но теперь она была другой. Не разрушающей, а концентрированной. Как лазерный луч.
– И что вы ответили, Игорь Валерьевич? – ее голос был спокоен.
– Я ответил, что сужу о людях по их работе, а не по сплетням бывших супругов. Ваша концепция – лучшее, что я видел за последние пять лет. Но я счел нужным вас предупредить. Этот ваш Владимир… опасный тип.
– Спасибо, что сказали. И спасибо за доверие.
Она положила трубку. Вот оно. Он пытался разрушить не просто ее отношения с дочерью. Он пытался разрушить ее дело. Ее новую жизнь, которую она с таким трудом выстраивала. Это был удар по самому главному.
В тот вечер она не поехала в бильярдный клуб. Она открыла ноутбук и погрузилась в работу с головой. Она переделывала визуализации, подбирала текстиль, спорила в чате с подрядчиками. Она строила свой мир, и никто не мог ей помешать.
Через неделю состоялась финальная презентация концепции для инвесторов. Лариса и Станислав стояли рядом у большого экрана. Она говорила об атмосфере, о настроении, о том, как пространство будет влиять на человека. Она говорила о башкирском меде, цвет которого лег в основу текстильной палитры, о плавных линиях, напоминающих изгибы Белой, о натуральном дереве и камне.
Потом слово взял Станислав. Он показал свои световые схемы. Как утренний свет будет заливать ресторан, как вечерний – создавать интимную атмосферу в лобби, как ночная подсветка выделит архитектурные детали здания. Его техническая точность идеально дополнила ее художественный замысел. Их спор о теплом и холодном свете превратился в сложную, гармоничную симфонию. Грязи не было. Был объем, глубина и магия.
Когда они закончили, в зале на несколько секунд повисла тишина, а потом раздались аплодисменты. Проект был принят без единой правки.
Они вышли из переговорной в коридор. Адреналин еще бурлил в крови.
– Мы сделали это, – выдохнула Лариса.
– Вы сделали это, – поправил Станислав. – Ваша концепция гениальна. Я просто… подсветил нужные места.
– Без вашей «подсветки» это были бы просто красивые картинки. Спасибо.
– Лариса, – он вдруг стал серьезным. – Я улетаю завтра утром. Проект переходит в стадию реализации, моя основная работа здесь закончена. Буду консультировать удаленно.
Сердце Ларисы сделало кульбит. Она не ожидала. Она привыкла к его присутствию, к их коротким спорам, к его неожиданной поддержке.
– Понятно, – только и смогла сказать она.
– Я хотел спросить… может, сыграем прощальную партию сегодня? В «Классике».
– Конечно, – улыбнулась она. – Постараюсь не дать вам выиграть.
Вечером туман снова окутал Уфу. Он был плотным, молочным, съедающим звуки и расстояния. В бильярдном клубе было тихо и уютно. Они взяли дальний стол, у окна.
Они играли долго, почти не разговаривая. Эта партия была совсем другой. Не соревнование, не танец. Это был диалог. Каждый удар был репликой. Он играл мягче, чем обычно, больше думая о позиции, чем о забитом шаре. Она, наоборот, позволяла себе рисковать, делать нелогичные, интуитивные удары.
– Знаете, – сказал он, когда на столе остался только один черный шар, – я тоже прошел через похожую историю. Когда мы разводились, моя бывшая пыталась отсудить у меня права на мои же световые патенты. Говорила, что я все придумал, живя с ней, и это «совместно нажитое интеллектуальное имущество».
Лариса посмотрела на него. Она видела перед собой не самоуверенного московского специалиста, а человека, который тоже знает, что такое предательство.
– И чем закончилось?
– Я просто отдал ей половину компании. Деньгами. И основал новую. Понял, что проще построить заново, чем пытаться отмыть то, что испачкано. Иногда нужно просто сбросить балласт.
Он посмотрел на черный шар, потом на нее.
– Ваш ход, Лариса.
Она подошла к столу. Шар стоял в неудобной позиции. Чтобы забить его, нужен был сложный удар от двух бортов. Удар, требующий абсолютной точности и холодного расчета. Она прицелилась. В голове пронеслись последние недели: звонок Ники, ледяная ярость, разговор с риэлтором, нападки Владимира, поддержка Станислава, триумф на презентации. Все это сжалось в одну точку, в кончик ее кия.
Она нанесла удар.
Белый шар коснулся одного борта, второго и мягко, почти нежно, подтолкнул черный точно в угловую лузу.
Станислав молча аплодировал.
– Браво. Это было не по правилам. Это было красиво.
– Иногда нужно устанавливать свои правила, – повторила она его же мысль.
Они вышли на улицу. Туман был таким густым, что казалось, можно зачерпнуть его ладонью. Фонари висели в белой пустоте, как одинокие планеты.
– Я провожу вас, – сказал Станислав.
Они шли молча по опустевшим улицам. Туман скрывал город, оставляя только их двоих в маленьком, освещенном пространстве.
– Жаль, что вы уезжаете, – тихо сказала Лариса.
– Это не ссылка в Сибирь, – усмехнулся он. – Самолеты из Москвы в Уфу летают каждый день. К тому же, у меня здесь остался неоконченный спор.
– Какой?
– О влиянии цветовой температуры на эмоциональное состояние дизайнера. Тема требует дальнейшего изучения. И, возможно, нескольких партий в бильярд.
Они дошли до ее дома.
– Спасибо за игру, Станислав.
– Спасибо вам, Лариса. За все.
Он неловко коснулся ее руки и растворился в тумане.
Лариса поднялась в свою квартиру. Включила свет. Взглянула на телефон. Там было сообщение от Вероники: «Мам, я говорила с риэлтором. Я не хочу эту квартиру. Давай ее продадим, а деньги я положу на счет. Это будет мой первый взнос на собственное жилье, когда я буду готова. Я тобой очень горжусь».
Лариса улыбнулась. Она подошла к окну. Туман начал редеть, и внизу, как драгоценные камни на темном бархате, проступали огни ночного города. Ее города. Ее жизни.
В кармане завибрировал телефон. Новое сообщение. От Станислава.
«Приземлился. Здесь ясно. Но ваш уфимский туман мне понравился больше. В нем есть какая-то загадка».
Лариса не ответила. Она просто смотрела на огни, чувствуя, как внутри разливается не обжигающий коньяк и не холодная ярость, а тихое, спокойное тепло. Игра была выиграна. И новая партия только начиналась.