— Эта квартира принадлежит нам, — сказала Светлана, пока я держала договор.
Ее голос, всегда немного резкий, царапнул уютную тишину моей кухни-мастерской. Я опустила взгляд на плотную гербовую бумагу в руках. Контракт с организаторами фестиваля «Вкус Волги». Мой шанс. Наш с Владимиром шанс.
За окном сгущался знаменитый казанский туман, летний, плотный, как вата. Он медленно полз от реки, стирая очертания домов напротив, глуша звуки города. Фонари на улице превратились в расплывчатые желтые нимбы. В воздухе пахло влажной листвой и рекой. Обычно эта дымка меня успокаивала, сегодня она казалась удушающей.
Я молча положила договор на столешницу из нержавеющей стали, рядом с остывающими формами для бисквита. Запах ванили и кардамона, мой вечный спутник, смешивался с дорогим парфюмом сестры. Светлана стояла, скрестив руки на груди, — худая, подтянутая, в идеально скроенном брючном костюме, который стоил как моя новая печь. Рядом с ней топтался ее муж, Евгений. Вечно улыбчивый, с бегающими глазками, он источал ауру человека, который знает тысячу способов заработать деньги, и все они на грани фола.
— О чем ты, Света? — мой голос прозвучал спокойно, гораздо спокойнее, чем билось сердце. Я провела рукой по прохладному металлу стола, заземляясь. Это мое место. Моя крепость.
— О справедливости, Оля. О справедливости, — протянула она. — Папа с мамой оставили эту квартиру нам обеим. А пользуешься ей только ты. Все эти годы.
Договор лежал между нами, как пограничный столб. Бумага, обещавшая триумф, превращалась в вещдок моего поражения. В памяти всплыла другая сцена, другой договор, много лет назад. Тогда я тоже стояла в этой самой кухне, только пахла она не ванилью, а краской и пылью.
***
Двадцать лет назад эта квартира была просторной «сталинкой» с высокими потолками и скрипучим паркетом, хранящей запах родительского дома. После похорон мы со Светой сидели здесь, в гулкой тишине. Она, как и сейчас, была нетерпеливой, деловитой.
— Надо продавать, Оля. Разделим деньги пополам, — заявила она, даже не дав пыли осесть. — Мне на первый взнос по ипотеке, тебе… ну, на что-нибудь.
Я смотрела на эти стены, на широкий подоконник, где мама выращивала герань, на кухню, где отец по утрам пил свой крепкий чай. Продать? Это казалось предательством. Я только что ушла с должности шеф-кондитера в лучшем ресторане города. Ушла, потому что устала от компромиссов, от требований удешевить, упростить, ускорить. Я мечтала о своем маленьком деле, где главным будет не прибыль, а вкус. И эта квартира… она была идеальна. Кухня с выходом на черный ход, просторная комната, которую можно превратить в дегустационный зал.
— Я не хочу продавать, — сказала я тихо. — Я хочу здесь работать. Я выкуплю твою долю. Постепенно.
Светлана фыркнула.
— Выкупишь? На свои тортики? Оля, не смеши. Тебе почти сорок, у тебя ни мужа, ни детей, ни сбережений. Очнись!
Но я уперлась. Мы составили какое-то подобие договора на кухонном столе, без юристов, по-сестрински. Я обязалась выплачивать ей определенную сумму каждый месяц. И я платила. Первые годы были адом. Я спала по четыре часа, брала любые заказы, от детских утренников до свадебных банкетов. Мои руки были постоянно в муке, в ожогах от карамели, в царапинах. Я почти не выходила из дома, забыла, как выглядят подруги. Моим единственным спасением был бассейн.
Каждое утро, в шесть, я шла в старенький «Оргсинтез». Ледяная вода обжигала кожу, смывала усталость и сомнения. Гребок, вдох. Гребок, выдох. Ритмичное движение, мерное дыхание, гул воды в ушах — это была моя медитация. В воде я решала самые сложные задачи. Как стабилизировать мусс на агар-агаре, чтобы он выдержал летнюю жару? Какой процент какао-масла нужен для идеального блеска шоколадной глазури? Именно в бассейне, где-то на середине очередной дорожки, ко мне пришла идея моего фирменного десерта — «Казанской легенды», пирожного в форме башни Сююмбике с начинкой из яблочного крема и татарского меда.
Он и сделал мне имя. Сначала сарафанное радио, потом статьи в местных журналах, потом заказы от статусных клиентов. Моя маленькая кухня в сталинке на улице Николая Ершова превратилась в бренд «Кондитерская Ольги». Я не стала миллионером, но я смогла нанять помощницу и вздохнуть чуть свободнее. Я продолжала платить Свете. Она принимала деньги как должное, никогда не спрашивая, как у меня дела. Ее жизнь кипела где-то там, в мире ипотек, заграничных поездок и выгодных браков. Она вышла замуж за Евгения, и они вместе погрузились в череду каких-то мутных проектов: то продавали китайские пылесосы, то открывали экспресс-кофейню, которая прогорела через три месяца.
А потом в моей жизни появился Владимир.
Он пришел по объявлению о поиске помощника. Худощавый парень с горящими глазами, только что окончивший кулинарный техникум. Он не просил большую зарплату, он просил знаний.
— Ольга Дмитриевна, я все ваши интервью читал. Я ваш «Тающий снег» пробовал. Это… это поэзия. Я хочу так же. Научите.
В его руках тесто оживало. Он чувствовал шоколад, как музыкант чувствует свой инструмент. В нем была та же одержимость, что и во мне двадцать лет назад. Я увидела в нем не просто работника — я увидела преемника. Того, кому я смогу передать свои секреты, свою философию. Я начала учить его всему, что знала сама. Мы работали бок о бок, спорили до хрипоты о текстуре ганаша, вместе радовались, когда получался особенно сложный декор. Он стал мне почти сыном, которого у меня никогда не было.
Именно в этот момент, когда мое дело наконец-то встало на ноги, когда рядом появился надежный человек, снова объявилась Светлана. С Евгением. Они пришли, как сейчас, без предупреждения, и с порога начали излучать деловую энергию.
— Оля, мы тут подумали, — начал Евгений, оглядывая мою мастерскую хозяйским взглядом. — У тебя отличный продукт. Сильный бренд. Но ты работаешь в каменном веке.
— В смысле? — не поняла я, вытирая руки о фартук.
— В смысле, это не бизнес, а ремесленничество. Где масштабирование? Где оптимизация? — подхватила Светлана. — Мы подготовили бизнес-план.
Евгений выложил на стол папку. Франшиза «Кондитерская Ольги» по всему Поволжью. Централизованное производство на основе порошковых смесей и замороженных полуфабрикатов. Агрессивный маркетинг.
Я листала страницы и чувствовала, как внутри все холодеет. Они предлагали взять мое имя, мою душу, выхолостить ее и поставить на поток. Заменить натуральные сливки растительными, бельгийский шоколад — дешевой глазурью, свежие ягоды — джемом из ведра.
— Это убьет качество, — сказала я ровно. — Это будет уже не мой продукт.
— Да кому оно нужно, твое качество? — всплеснула руками Света. — Людям нужно красиво и недорого! Оля, ты сидишь на золотой жиле и копаешь ее чайной ложкой! Мы с Женей готовы взять на себя управление, инвестиции. Тебе просто нужно дать согласие. Будешь получать свой процент и отдыхать.
— Мое имя на коробке означает, что внутри — лучшее. Без компромиссов. Иначе это обман. Я не согласна.
Они ушли злые, хлопнув дверью. Я думала, это конец. Но это было только начало. Они начали искать рычаги давления. И нашли. Эту квартиру.
За несколько недель до сегодняшнего вечера Владимир прибежал ко мне, сияя. В руках у него был буклет фестиваля «Вкус Волги». Главное гастрономическое событие года в Казани. Лучшие рестораторы, повара, кондитеры со всего региона.
— Ольга Дмитриевна, смотрите! Специальная номинация — «Современное прочтение национального десерта». Это же наш шанс! Мы можем заявить наш новый торт!
Наш новый торт «Речной туман». Легчайший мусс на основе катыка с нотками мяты, бисквит с черемуховой мукой и зеркальная глазурь серо-голубого цвета, в точности как волжская вода перед рассветом. Сложный, капризный, но невероятно нежный. Мы работали над ним три месяца.
— Это огромная конкуренция, Володя, — сомневалась я.
— И что? Мы лучшие! Мы порвем всех! Ольга Дмитриевна, это наш выход на новый уровень! Все узнают, что настоящие десерты делают здесь, а не в московских ресторанах!
Его энтузиазм заражал. Мы подали заявку, и нас отобрали. Нас! Маленькую мастерскую из обычной квартиры. Контракт на участие, который я сейчас держала в руках, был пропуском в высшую лигу. Он означал признание всего, чему я посвятила жизнь.
И вот теперь…
***
— …так что, Оля, мы с Женей посоветовались с юристом, — продолжала Светлана своим скрипучим голосом, вырывая меня из воспоминаний. — Твои выплаты можно засчитать как арендную плату. А половина квартиры по-прежнему моя. Мы хотим ее получить. Прямо сейчас.
Евгений понимающе кивал, изображая сочувствие.
— Понимаешь, Оленька, у нас новый проект. Нужны стартовые вложения. А недвижимость в Казани сейчас в цене. Особенно в таком районе. Мы не хотим тебя обидеть, боже упаси. Просто бизнес.
Бизнес. Это слово в их устах звучало как приговор. Они не хотели квартиру. Они хотели сломать меня. Загнать в угол, чтобы я, испугавшись потерять свой дом и мастерскую, согласилась на их чудовищный план с франшизой. Драматическая ирония заключалась в том, что я видела их насквозь. Их жадность была так же очевидна, как следы муки на моем фартуке. А они думали, что я — наивная старая дева, которую легко обвести вокруг пальца.
Я посмотрела на договор. На гербовую печать. На свою подпись, которую я еще не успела поставить. Фестиваль через два месяца. Подготовка потребует всех сил, всего времени, всей площади моей мастерской. Любой переезд, любой судебный процесс сейчас — это катастрофа. Это конец. Они это знали. Они рассчитали все идеально.
Я глубоко вздохнула, наполняя легкие знакомым сладким ароматом. Вспомнила утренний бассейн. Холодную воду, которая всегда прочищает мозги. Что я чувствовала там сегодня утром, предвкушая подписание контракта? Силу. Уверенность. Радость. Неужели я позволю им это отнять?
Мой взгляд упал на сестру. На ее лицо, на котором уже давно не было ничего, кроме расчета. Я вдруг поняла, что она мне завидует. Не деньгам, которых у меня особо и не было. Она завидовала моей страсти. Тому, что у меня было дело, которое я любила больше жизни. А у нее были только «проекты».
И в этот момент страх ушел. Осталась только холодная, ясная злость и азарт. Как перед созданием особо сложного десерта.
— Хорошо, — сказала я спокойно. Светлана и Евгений переглянулись, удивленные моим быстрым согласием. — Вы хотите свою половину. Пожалуйста. Только давайте уточним, какую именно.
Я взяла с полки рулетку.
— Общая площадь квартиры — 86 квадратных метров. Ваша доля — 43 метра. Кухня-мастерская — 25 метров. Она остается мне. Коридор, ванная и туалет — места общего пользования, делим пополам. Итого с меня еще, скажем, 5 метров. Остается гостиная и спальня. Это примерно 45 метров. Вот их и забирайте. Можете въезжать хоть завтра.
На их лицах отразилось такое изумление, что я едва сдержала улыбку.
— Как… въезжать? — пролепетала Светлана. — Мы продать ее хотим!
— Продать? — я вскинула бровь. — Вы не можете продать половину квартиры без моего согласия. А я его не дам. Так что либо вы живете здесь, со мной, на своих 43 метрах. Либо я продолжаю выкупать вашу долю. По рыночной стоимости, разумеется. В рассрочку. Лет на десять.
— Это… это шантаж! — взвился Евгений.
— Нет, Женя. Это называется «бизнес», — отрезала я, возвращая ему его же слово. — Вы же сами сказали. Ничего личного.
Я повернулась к столу, взяла ручку и твердой рукой поставила свою подпись на договоре с фестивалем. Затем аккуратно сложила его в папку.
— А теперь, если вы не возражаете, мне нужно работать. У меня очень важный заказ.
Светлана смотрела то на меня, то на мужа. В ее глазах плескалась растерянность и злоба. План давал сбой. Они рассчитывали на панику, на слезы, на то, что я вцеплюсь в эту квартиру как в последнее достояние. Они не учли одного: моим главным достоянием были мои руки и мои рецепты. А их нельзя было разделить или отсудить.
— Ты… ты еще пожалеешь об этом! — прошипела Света.
— Возможно, — я пожала плечами. — А теперь, будьте добры. Мне нужно темперировать шоколад, а он не любит нервной обстановки. И сквозняков.
Я открыла входную дверь, недвусмысленно указывая им на выход. Они вышли молча, сбитые с толку, их дорогой парфюм смешался с влажным запахом тумана из подъезда. Я закрыла за ними дверь на два оборота.
Тишина. Только мерно гудит холодильник. Я стояла посреди своей кухни, своей вселенной. Туман за окном больше не казался удушающим. Он был похож на мой будущий десерт — загадочный, многослойный, обещающий внутри невероятный вкус.
Я подошла к окну и посмотрела на размытые огни вечерней Казани. Да, впереди будут суды, юристы, неприятные разговоры. Светлана так просто не отступит. Но главный бой я сегодня выиграла. Бой за себя. За свое дело. За право создавать поэзию из сахара, муки и шоколада.
Я взяла телефон и набрала номер.
— Володя, привет. Это я. Подписывай свою копию. Мы в деле. Да, все в порядке. Даже лучше, чем ты думаешь. Приходи завтра пораньше. Нам нужно будет много черемуховой муки. И самый лучший катык, какой только сможешь найти. У нас будет очень много работы.
Я положила трубку и улыбнулась. Завтра в шесть утра я буду в бассейне. Буду плыть по своей дорожке, рассекая прохладную воду, и думать о новых вкусах. Впереди был фестиваль, и я знала, что мой «Речной туман» будет идеальным. Ведь теперь в нем был не только вкус катыка и мяты. В нем был вкус победы.