80 лет назад в Кёнигсберге открылась первая советская школа
Сегодня это калининградская гимназия № 1. А тогда она была больше похожа на военное училище. Впрочем, иначе в ту пору и быть не могло. Школа ведь и образована была военным приказом – за подписью генерала Галицкого.
1945 год. Восточная Пруссия – оккупированная территория, Особый военный округ. Земля с неопределённым статусом и туманным будущим, перемолотая войной вдоль и поперёк. Где всё приходилось начинать, считай, с чистого листа. Поднимать из руин предприятия, разминировать и засевать поля, налаживать элементарный быт.
Однако среди первоочередных задач наряду с открытием больниц не менее важным было и открытие школ. Не зря же говорят: ученье – свет, а неученье – тьма. Тем более что здесь уже имелись советские граждане школьного возраста: дети офицеров, вызвавших сюда свои семьи, бывшие сыновья полка. Война позади, пора привыкать к мирной жизни. На дворе осень, так что всех ребят – за парты!
К 1 сентября, правда, не успели. Но, учитывая обстоятельства, с началом учебного года не сильно опоздали. Считается, что первая советская школа открылась в Кёнигсберге 17 сентября 1945-го. Хотя, возможно, это случилось всё-таки 16-го:
А одним из первых учеников оказался 17-летний вчерашний боец музыкально-похоронной команды Юра Иванов. Потом он станет одним из самых известных калининградских писателей. И в романе «Танцы в крематории» опишет первый учебный день. Давайте вместе с ним вернёмся на 80 лет назад.
«До школы тут совсем недалеко. Прохожу по пустынным гулким улицам. Чёрные дыры окон. Подъезды без дверей. Вытащенная кем-то на улицу, да так и брошенная мебель. Аккуратно сложенные штабеля кирпичей – это немцы всё лето грузят в грузовики. Женщины с худыми строгими лицами, мрачные подростки…»
Конечно, «Танцы в крематории» – произведение художественное. Однако книга написана на основе личных воспоминаний о жизни в послевоенном Кёнигсберге. Так что это ещё и ценный источник по истории края. Но мы отвлеклись, пора догонять нашего проводника.
«Вот ещё один поворот, ещё, уже видно мощное красное здание Бургшуле… приехали! Тут уже толпятся мальчишки, девчонки, какие-то военные. (…)
Я присоединяюсь к своей компании. К школе подходят ещё несколько парней и останавливаются неподалёку от нас. Генка говорит, что вот тот, полный, рыхлый, что только что подъехал на «опель-адмирале», это Юрка, сын командующего армией генерал-полковника Галицкого. (…)
Ага, вот и ещё кто-то катит. Мощно взрыкивая двигателем, к подъезду школы подъезжает зелёный забрызганный грязью бронетранспортёр. Задние железные дверки с лязгом распахиваются, и из душного, горячего нутра железной боевой машины пехоты выскакивают мальчишки и девчонки с красными упаренными лицами».
В общем, добирались со всей области. Кто на попутной машине, кто на подводе. А кого-то по дороге даже обстреляли. Хоть война и закончилась, было неспокойно.
Наконец все в сборе. Вновь обратимся к книге Юрия Иванова.
«– Все-ем! Ученика-аам! Слушать и строиться-аа! По классам! – разносится громкий голос какого-то майора, приложившего рупором руки ко рту. – Начинаю чита-ать! Десятый кла-аасс!.. Анкудинов!
– Я тут! – отзывается высокий, с узким острым лицом парень».
Анкудинов. Его первым выкликнули на той линейке. А в июле 1946-го ему же был выдан калининградский аттестат № 1.
После школы в области тогда ещё учиться было негде. Алексей Анкудинов поступил на исторический факультет Рижского университета, позже перевёлся на юрфак. По окончании вуза молодого юриста взяли в Министерство государственной безопасности Латвийской ССР. Но через три года он вернётся в ставший родным Калининград, будет работать в прокуратуре, в обкоме, в управлении внутренних дел.
В УВД тогда же работал Семён Кушнеров (позже стал спортивным журналистом, не один год возглавлял областной Союз журналистов).
– Анкудинов с редким уважением относился к окружающим, – рассказывал мне Кушнеров. – Ни разу не слышал, чтобы Алексей Александрович повысил голос на подчинённого, в том числе и когда мы этого заслуживали. В милиции, в силу её нервной специфики, подобное было большой редкостью.
Таким, в общем, был обладатель аттестата № 1. Увы, он рано ушёл из жизни…
Но вернёмся в 1945 год. Ещё немного из книги Юрия Иванова.
«В десятом всего трое парней и трое девчат. Начинают выкликать нас, девятиклассников. Выстраиваемся. Сколько нас? Один, два, пять… семь, вот ещё какой-то кудрявый парнишка спешит. Еще один, лохматый, остроносый. Из машины девушка выскакивает и тоже пристраивается к нашей недлинной шеренге. Восемь… девять. В нашем девятом – девять. Какие все похожие! Может, потому что почти все, кроме «моряка» Валентина Примакова да девушек, в военной форме? Гимнастёрки, галифе, сапоги. К нашему классу пристраивается восьмой, за ним седьмой и шестой…»
На шестом классе задержимся. Видите вон того мальчика, с выразительным лицом? Это Роберт Петкевич. Будущий поэт Рождественский.
Его мама была военным врачом. После Победы часть, в которой она служила, стояла в Восточной Пруссии. Как отгремели бои, забрала сына к себе. И осенью 1945-го он пошёл учиться в единственную на то время в этих краях школу. Проучился в ней год. А летом 1946-го уехал в Вену, куда перевели служить его отчима…
Поэт Рождественский и писатель Иванов потом ещё пересекались. Например, в мае 1974-го, когда в Калининграде состоялись первые Дни литературы:
Однако пока на школьном дворе – сентябрь 1945-го. И перед учениками появляется какой-то полковник, обращаясь к ним с нескладной, но искренней речью. Мол, дети войны, прошедшие через все её ужасы, наступила мирная счастливая жизнь. И сегодня вы идёте в эту прекрасную, светлую, первую кёнигсбергскую советскую школу!
Полковник представляет директора школы – это тоже военный, майор Павлов. Под звуки марша «Прощание славянки» классы направляются в здание. Снова слово Юрию Иванову.
«А школа-то какая! Широченная лестница. Света много, огромные окна. На лестнице снизу доверху – ковровая дорожка, к ступеням бронзовыми трубками пришпиленная. На первом этаже – холлы. Вот рояль стоит, в другом холле видел пианино: «Чижик-пыжик, где ты был…» А вот фигура какая мраморная – женщина голая, без трусиков и лифчика. Хе-хе!! Актовый зал потрясает: паркеты, сцена, наверху балкон, орган. Но где же наш класс?
С шумом, гоготом, топаньем толчёмся по коридорам, ищем свой классный кабинет. Откуда-то доносятся жалобные вскрики учителей: «Дети, потише! Дети, не барабаньте на пианино! Мальчик, не трогай руками Венеру!» Ого, это, оказывается, сама Венера?
Вот и наш класс. Входим. Лёвка-Железная Челюсть устраивается на самой задней парте, вернее, это не парта, а стол, но тоже с откидывающейся доской, чтобы вставать было удобно. Поднимающиеся и опускающиеся зелёные, а не чёрные, какие были у нас до войны, гладкие матовые классные доски.
Да, мировецкая школа!..»
Затем был самый первый урок. Так, в девятом классе, где учился Юрий Иванов, учебный процесс начался тогда с черчения. А потом… Да много чего было потом. Пролетела самая первая четверть, остался позади самый первый учебный год. Росла во всех смыслах самая первая школа, открывались другие школы.
Всё дальше уходит в прошлое тот день. День, с которого пошёл отсчёт калининградской школьной истории и который стал одной из самых важных дат в летописи янтарного края. Ведь, как поётся в старой доброй песне, с чего начинается Родина? С картинки в твоём букваре…
Владислав Ржевский,
автор канала «Калининградская Пруссия»
Смотрите также:
