В этот раз, отправляясь на процедуру, я забыл сменную обувь. Пришёл, снял зимние сапоги, поставил, как другие, на полку, натянул на ноги эти современные резинки – всё забываю, как их правильно назвать! Волнуюсь, вдруг врач заругает? По дороге вспоминаю нужное слово – «бахилы».
Одна из бабушек в очереди на процедуру говорит мне: вас будут ругать за то, что вы в одних бахилах, без обуви. Но – не ругали, а вот поди ж, переживал как первоклассник, которого к доске вызвали. Хорошо, что бахилы всегда в больнице есть, в носках не пошлёпаешь, сразу выгонят, поди.
И вот еду я на автобусе-«четвёрке» в родной Гидростроитель, проезжаем Братскую ГЭС. Почему-то вспоминаю, как однажды везла меня мама из больницы через нашу знаменитую плотину. Приехали, а в барачной комнате холодно! Мамочка быстро затапливает печку, а я смотрю на новый транзисторный приёмник. Такого я ещё не видел, большой какой! Включаю, он сильно шипит. Выключил, включил магнитофон «Весна», уж он-то шипеть не будет, а там Владимир Высоцкий поёт. Слушая песню «Корабли постоят и ложатся на курс», мы, мне кажется, реально становились мужественнее. Но некоторые слова я тогда не понимал… А вот звучит песня про скалолазку, и слово «затрещина» из этой песни я понял сразу, без подсказки. Думал: почему эта скалолазка такая злая? Зачем она бьёт мужика с хриплым голосом? Потом звучала песня про физзарядку, и я в валенках в нашей барачной комнате приседал, и становилось тепло – печка стала обогревать нашу с мамочкой комнатку…
Вы читаете окончание. Начало здесь
***
Назавтра предстояло четвёртое облучение, но было почему-то уже не так страшно. Снова сибирское морозное утро, люди на остановке, спешат на работу. Кто с правого на левый берег Ангары, кто наоборот. Идут боевые действия на Украине, лица у людей переменились, мне кажется, – тревожные. Стою на остановке, вспоминаю о библиотекаре и друге Валентине Александровне Петровой. Она уже давно на пенсии, но вместе с другими женщинами вяжет маскировочные сети для бойцов. Мороз щиплет лицо, а я мысленно читаю стихи, которые посвятил ей. Там есть такие строки:
Братчане! Милые! Родные!
На фронте и в тылу стоим.
Наказы предков наших вековые.
Не посрамим, не посрамим, не посрамим…
Валентина Александровна Петрова – кристально честный человек, люди нашего правого берега реки Ангары всегда с уважением здороваются с ней…
И снова молоденькие сосенки встречали меня, словно отвлекая от грустных дум.
***
Шли дни, шли процедуры. И как только я проходил длинный коридор и спускался вниз, то неизменно видел сидящих бабушек – они разговаривали о жизни. Я так и не узнал их имён. Состояние такое было, что не до любопытства – муторно на душе.
Одна бабушка, помню, говорила:
– Сын на СВО, медаль «За отвагу» вручили, теперь в госпитале. Всё правильно вы мне тогда сказали: раз в госпитале, значит, живой, и можно уже не так волноваться.
Собеседница её, у которой на носу красная ранка, вздыхая, говорила:
– Чем только не мазала я эту ранку! Не проходит. Пришла к врачихе молодой, та говорит: надо удалять. На моё счастье, пожилой врач зашёл в кабинет. Сказал: не вздумайте резать, идите к онкологу.
Другая женщина её тихо успокаивает:
– У меня была ранка несколько лет назад, я облучила её здесь, и прошла болезнь. Говорили мне: на солнышке надо меньше находиться, чтобы свет на лицо не попадал. А я забыла, вот и вернулось всё. Но врач говорит, что ничего страшного, пройдёт. И у вас – тоже пройдёт.
Врача всё не было. Мы сидели, ждали. Бабушка, у которой сын на СВО, продолжала:
– Жил бы с первой женой, и всё бы нормально было, он сильный у меня. В полиции хорошо работал, награды получал. А тут одна ему подвернулась, он и ушёл из семьи. С новой женой дела неладные. Вот и ушёл на СВО. Может, из-за расстройства, не знаю… Конечно, неспокойно ему, если лада нет.
Пришёл врач, начались наши процедуры. В этот раз голова у меня не кружилась после лечения, и я сразу пошёл по длинному коридору. Да и сам коридор, «чистилище», стал меня почему-то меньше пугать.
На следующий день продолжились наши разговоры у кабинета врача. Та пожилая женщина, что успокаивала насчёт нашей болезни, говорила теперь:
– Как хорошо, что молоденькой я в Братск приехала! Интересно моя жизнь прошла. Дачи на Зябе построили, с соседями дружно жили. Бывало, всё оставишь, и дверь забудешь закрыть. Никто не воровал – люди были добрые. Со всей страны ехали, каких только национальностей не было. На праздники собираемся, поём: «Навстречу утренней заре, по Ангаре», «Я в таёжном, смолистом краю». Со смыслом песни были. Кто-то уезжал, конечно, а я сразу решила, что в Братске до старости буду жить.
Теперь все понаставили высокие заборы, хозяева дач поменялись – дети, внуки живут, или продали дачи кому, а за заборами человека уже не увидишь! А мы как жили? Бывало, сварю супу, и через забор соседке чашку с супом передаю. Соревновались, кто вкуснее готовит… Шучу! Просто весело и дружно жили. Как в сказке.
Я всё стеснялась насчёт супа рассказывать – подумают, глупая. А мы просто жили дружно! Истинную правду говорю – передавала я суп соседям через забор, и они мне передавали свой. Ух, насмеёмся, бывало! И смех, и горе – всё поровну делили. А ведь так и надо жить. Жаль, что ушло то время, дай Бог нам терпения. Мы были счастливыми людьми, не жаловались, работали, а теперь столько жалобщиков развелось!.. Обидно, что только плохое видят, а хорошее – тоже есть. Хочется прокричать: глаза пошире откройте. И вот, вроде, и прогресс, а тупых – много. Много и молодых хороших, слава Богу…
Другая бабушка поддержала разговор:
– Да! Чего там говорить – дружно, весело жили. Я бурундучка местная. Ныне прошлое – как сказка, но ведь была она в нашей жизни, была…
***
Отъездил я все пятнадцать дней кряду, прошёл пятнадцать облучений. После пятнадцатого облучения предстояло расстаться нашей троице. Мы по-доброму распрощались, аж плакать захотелось.
Врач сказала, что после облучения ранка будет ещё страшнее, чем раньше. Сказала, чтобы я не пугался, а знал – так и должно быть.
Ранка действительно начала страшнеть, а я в народный хор «Русское поле» хожу. Женщины в хоре меня очень жалели.
От переживаний я стал мало есть, похудел. Не раз подумал: хорошо, что в хоре пою! Отвлекает такое увлечение от грустных мыслей. А мысли плохие в башке есть, куда их девать!.. Но – концерты, зрители, знакомые актёры, артисты, да и просто люди, которых давно знаешь и любишь. Слава Богу, отвлекали от тяжких дум.
Наконец ранка начала затягиваться. Я видел это, и ощущал – выходило из ранки что-то похожее на стекло, кровавого цвета. Вот, значит, какой ты – рак кожи.
Через месяц после облучения ранка затянулась полностью. Миновало девять месяцев моей очень непростой жизни! Потом мне сказали, что такие заболевания очень распространены. Раньше не знали, как их лечить. Теперь лечат…
***
Чудесное сибирское утро. Суббота. Март. Утром был туман, ничего не видно. Но солнышко встаёт, туман потихоньку пропадает. Уже видно три пятиэтажки с высоты моего девятиэтажного дома. Потом вижу Осиновскую сопку. Она, как всегда, снежно-красива.
В пятиэтажках под крышей множество квадратных отверстий – вентиляция, и там весь год живут голуби. Их много, не сосчитать, летают стаями над посёлком. Клюют чего-то на земле по осени, пока снег не выпадет, да так упорно клюют, уверенно! Ворон тоже много, воробьёв раньше было больше. Синички садятся на балкон моего этажа, а вот снегирей давно не видел, они, конечно, есть, просто мне не попадаются. Поди, сидят на снежных ветках где-нибудь, да на той же Осиновской сопке, полногрудые, красненькие. Красивые!
Туман проходит, солнце пробивается и несёт свет, тепло. Я отрываю штору. А за окном – природные фейерверки из золотистых, больших снежинок. Белые хрусталики кружатся, а я – очарован! Я, пятидесятидевятилетний мужик, мыслями, ну надо же, немножко в детстве. На перила балкона оседают снежинки, их немного, лежат тонким слоем. Кристаллики крутятся, природный фейерверк продолжается довольно долго…
Вспомнилось, как поздней осенью шёл я с репетиции. Между нашими посёлками Осиновкой и Гидростроителем, там, где я хожу, очень темно. Перейдя железную дорогу, а вскоре федеральную трассу, я подумал, что скоро буду дома. Шёл приятный снежок, на земле осенние листья, ранка меня тревожила, и оттого было плохое настроение. Взял я охапку этих мокрых осенних листьев и принёс домой. Когда раскрыл ладошку, снег ещё не успел растаять. Такой вот букетик жене подарил.
Всё миновало, и я написал стихи о пережитом. Людям многое дано, чтобы оставалась надежда…
Снежок ложится и листву купает,
Листочки мокрые теперь.
Крупа к крупинке тает, тает –
Ведь не подаришь осенью сирень.
На пятом этаже живёт родная.
Я с репетиции домой спешу.
Любовь такая! Любовь земная!
Я листики, снежинки принесу.
Раскрою пред тобою я ладони.
Листочки, снег с тобой делю.
Иринка! Нынче мы тихони
В тиши квартиры я тебя люблю…
Project: Moloko Author: Казаков Анатолий
Начало этого рассказа здесь
Другие истории этого автора этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь
Книга Анатолия Казакова здесь
