Найти в Дзене
Фельдшер

Как я в онкодиспансер ездил

Увы, но статистика неумолима. Что бы ни изобретали ученые, какие бы открытия ни делали, какую бы санпросветработу ни проводили, онкология, простите за грубость, прёт. Прёт беспощадно, беспринципно, беспрестанно, абсолютно не сортируя, выкашивает и пожилых, и совсем маленьких. Многие ошибочно предполагают, что развитию онкологии способствует только неблагоприятная экологическая обстановка. Мол, раньше и воздух был чище, и еда здоровее, и трава зеленее, и вода мокрее, поэтому и не было столько онкологии. Такое утверждение лишь отчасти верно, потому как первопричина раковых заболеваний кроется в другом. Для того чтоб это понять, стоит немного углубиться в науку, которую я сейчас попытаюсь вам вкратце разжевать на доступном уровне.

Итак, что же такое онкология? Слово это произошло от греческих слов "онкос" — тяжесть, груз и "логос" — знание, учение, наука. Человеческий организм состоит из органов и тканей, а ткани, в свою очередь, состоят из клеток, а клетка — это элементарная структурно-функциональная единица всего живого. Помните, как в школе на уроках биологии мы изучали амебу, инфузорию туфельку и рассматривали в микроскоп клетки на срезе луковицы? Вот это и есть клетки. В каждом органе человека есть несметное количество клеток, которые образуют ткани организма. Клетки живут, работают, размножаются делением и умирают. И вот именно в этом-то цикле и происходит какое-то нарушение, когда клетка вдруг перестаёт делиться, безудержно растёт, перестраивая соседние клетки на себеподобное поведение продуктами своей жизнедеятельности. Таким образом, в каком-либо органе появляется первичная опухоль, которая может быть как доброкачественной, так и злокачественной. Причем доброкачественная опухоль так называется не потому, что она приносит "добро качественное", а потому, что она не дает метастазов. Растет себе потихоньку в одном месте и особо не мешает, а если и мешает, то её можно удалить. Яркий пример доброкачественной опухоли — обыкновенная бородавка, папиллома. Злокачественную же опухоль характеризует то, что, во-первых, неправильно работающие клетки в тканях растут быстро, а во-вторых, они инфильтрируют (втискиваются, пропитываются) между здоровыми клетками, стремясь поразить весь орган, тем самым усложняя процедуру её удаления, так как в таком случае хирургу придется удалять больные клетки вместе со здоровыми. А ещё, одним из самых плохих качеств злокачественной опухоли является метастазирование. Это процесс переноса раковой клетки из одного вида ткани в другую. С током крови или лимфы раковая клетка переносится, например, из ткани желудка в печень или легкие. Попадая туда, она начинает перестраивать клетки этой ткани на неправильную работу. В свою очередь, уже в этом поражённом органе начинает развиваться вторичная опухоль (метастаз).

Вот таким образом рак и распространяется по организму. Доказано, что раковые клетки (неправильно работающие) есть у каждого человека, даже у только что родившегося. Только вот у кого-то разовьётся онкологическое заболевание, а у кого-то нет. 

Почему?

А всё потому, что у нас есть иммунитет, который определяет и уничтожает чужеродных агентов. А раковая клетка, несмотря на то, что она вроде как своя, но пользы для организма уже не приносит, а лишь вредит. Поэтому-то иммунитет и должен с ней бороться так же, как и, например, со стафилококком. А иммунитет наш зависит в первую очередь от нашего образа жизни. Вредные привычки, пренебрежение режимом сна и бодрствования, неправильное пищевое поведение, постоянные стрессы, вот что отрицательно влияет на иммунитет. Ну а экология лишь только усугубляет все перечисленное.

То есть, подводя итог всему вышесказанному, развитию онкологии способствует неправильный образ жизни.

Японцы говорят: "Каждый человек работает на свой рак, только не каждый до него доживает". Это значит, что если б не было других смертельных болезней, то человек умирал бы от рака.

***

— Сегодня на вас особые планы, — сказала утром старший фельдшер, когда я пришел на смену. — У вас перевозка. Вы едете в областной онкодиспансер, везёте больную на консультацию к онкологу и на обследование.

— Тяжёлая? — тут же спросил я, имея ввиду степень тяжести состояния больной.

— Нет, она ходячая. Пятьдесят четыре года. Её должны прооперировать по поводу заболевания яичников. Сейчас она находится в терапевтическом отделении, подъезжаете к терапии, забираете её и можете ехать.

— Понял, принял! — по привычке ответил я, взял чемоданы и направился к выходу с подстанции.  

— Знаю я ту больную, — сказала диспетчер. — Я когда на линии работала, постоянно к ней ездила. Бухала она по страшному да постоянно, материнских прав лишена была.

Женщина уже ждала нас, стоя на крыльце терапии. Первое, на что я обратил внимание, было то, что, несмотря на её худощавое телосложение, живот её был значительно увеличен в размерах. Черты лица её были заострены.. Лицо было бледным, желтушным, осунувшимся. Во взгляде боль и растерянность.

"Вид онкобольного, — подумал я. — Далеко, видать, опухоль зашла. Ох, далеко..."

— Здравствуйте! 

— Вот мои сумки, — вместо приветствия сказала она, указывая на две сумки, что стояли на земле. — Сколько вас ждать можно?

"Не получилось начать разговор с дружелюбной ноты. Жаль... А так хотелось..." 

— Помочь вам вещи донести?

— Конечно, несите. Я, что ли, должна их тащить?

Сказала со злостью такой, как будто я виноват в её болезни. А с другой стороны, ведь ясно, что болезнь женщину измотала настолько, что она злится на всех и желает сделать тоже кому-то больно. А кому можно сделать больно здесь и сейчас? Правильно. Во-первых, тому, кто рядом находится, а во-вторых, тому, кто в силу каких-либо причин не может дать сдачи. Я как нельзя лучше соответствовал тогда всем вышеперечисленным критериям. Видимо, ожидая от меня соответствующей реакции в виде возмущения, она уже стояла наготове, чтоб разразиться проклятиями и бранью. 

В любом случае, мне надо было налаживать контакт, потому что онкодиспансер находится в областном центре, до которого три часа езды, потом три часа езды обратно, и неизвестно ещё, сколько времени нам предстоит быть там. 

— С удовольствием вам помогу! — мило улыбнувшись, сказал я, подхватывая сумки. — До машины дойдёте или каталку выкатить?

— Дойду..., — растерялась женщина. — Только помогите мне в машину забраться.

Загрузились. Больную я уложил на носилки, сел рядом. Поехали. Жара. О том, чтоб воспользоваться кондиционером, не могло быть и речи, потому что он не был предусмотрен конструкцией нашего транспортного средства под названием Соболь.

— Ой, у вас жарко в машине, — застонала через некоторое время больная.

Я молча приоткрыл окно.

— Сквозняк. Меня продует. Пусть лучше жарко будет!

Я молча закрыл окно.

— Почему так трясёт?

Я молча пожал плечами.

Через три часа мы всё же добрались до онкодиспансера.

— Так, вы сидите тут, а я пойду на разведку, — сказал я больной, выходя из машины. — Чтоб вам не ходить лишний раз.

 Хотя направление и было в приемный покой, нас всё равно направили в поликлинику, где мне пришлось сначала отстоять очередь в регистратуре, а затем и в кабинет к онкологу.

Онколог, изучив результаты анализов и осмотрев больную, попросила её выйти.

— А вы останьтесь, — сказала она мне.

Когда больная вышла, доктор сказала:

— У неё канцероматоз* брюшной полости. Она инкура́бельна*, операция ей не показана в связи с большим распространением метастазов. Сейчас мы её отправим на врачебный консилиум, чтоб уже комиссионно дать ответ о том, что операции она не подлежит. Чтоб вы больше её не возили. Понимаете?

Я кивнул. Что тут может быть непонятного? 

— Во сколько консилиум? — спросил я.

— В два часа дня.

Я посмотрел на часы. Было половина первого. Хорошо, подождём.

*Канцероматоз — множественные метастазы в серозные оболочки. Сопровождается, как правило, обильным выпотом в полость. В случае с этой больной её увеличенный живот как раз и был обусловлен этим самым выпотом, который называется "асци́т" — скопление жидкости в брюшной полости. 

*Инкурабельна — неизлечима.

— Мне плохо! — пожаловалась больная, как только я вышел из кабинета. — Живот болит весь.

— Пойдемте в кабинет паллиативной помощи, — предложил я. — Там вам укол сделают, обезболивающий.

— Он далеко?

— На первом этаже.

— Я не могу идти!

— Хорошо. Присядьте здесь, а я поищу кресло-каталку.

Кое-как мне удалось найти кресло-каталку. Усадив в него больную, я повез её на первый этаж, где мы встали в очередь в кабинет паллиативной помощи, а после встали в очередь на консилиум. На консилиуме, посмотрев результаты анализов, пришли к выводу, что надо повторить обследование. Нас направили на УЗИ брюшной полости. Мы встали в очередь.

— Почему они меня не кладут? — мучаясь от боли, стонала больная. — Сколько можно мучиться?

Я пожал плечами. 

После УЗИ мы вновь отправились на консилиум, но и на этом наши мучения не закончились, так как на консилиуме решили провести пункцию брюшной полости с целью забора внутрибрюшной жидкости на гистологическое исследование. 

— Результат будет готов через три дня, — сказали нам. — Можете ехать домой.

Часы показывали половину пятого.

На руки мне выдали два экземпляра врачебного заключения. Один экземпляр для лечащего врача в историю болезни, другой следовало отдать больной на руки. В рекомендациях по дальнейшему ведению больной значилось: "адекватное обезболивание по месту жительства". Такая рекомендация давала право на назначение наркотических анальгетиков в случае, если обычные обезболивающие будут неэффективны. Вот и всё лечение. Уменьшить страдания.

Отдавать заключение на руки больной я не стал, решив, что это ещё больше усугубит и без того безнадёжную ситуацию.

Мы поехали домой.

— Почему мы так долго едем? Почему жарко? Почему так трясёт? — стонала больная.

Потом она позвонила своей маме, долго с ней разговаривала и пожаловалась на всё и всех. А ещё через некоторое время мне позвонила диспетчер.

— Дим, как у вас дела?

— Да, нормально, — ответил я. — Едем домой. Кушать хочется. Устал.

— Мне главный врач звонил, спрашивал про твою больную. А ему из министерства звонили, спрашивали про неё.

— Зачем? — не понял я.

— Её мама пожаловалась на горячую линию Минздрава, сказала, что вы слишком долго едете. Так что тебе надо будет объяснительную написать.

— Без проблем, — ответил я. — Мне не привыкать объяснительные писать.

Я положил трубку и посмотрел на больную.

— Вот зачем вы так? — спросил я её. 

— А что такого?

— Я не пойму, что я-то вам плохого сделал? Вас я на каталке возил по поликлинике. Не главный врач, не министр и даже не мама, а я. И виноват получаюсь тоже я. То есть тот, кто вам помогал.

Женщина отвела взгляд и промолчала.

— Пожалуйста, — сказал я. — Обращайтесь, если что. Мы всегда готовы получить по шапке за благие дела.

Остаток времени мы ехали молча. Вернулись в терапию мы около половины девятого вечера. Больную я довёз до палаты, помог ей перебраться в кровать.

— Ох, как я устала...

— Я тоже, а мне ещё до утра работать и объяснительную писать, — сказал я. — До свидания!

Безусловно, заболевание очень тяжелое. Человек мучается, считает, что ему необоснованно отказывают в операции, срывает свою злобу на окружающих, жалуется. А наказать можно только того, кто что-то делает. Но обиды, а уж тем более злобы на эту больную, я не держу, потому что считаю, что, несмотря ни на что, я был полезен в те моменты. 

Берегите себя и будьте здоровы.