Я получила от неё письмо. Она писала, что серьёзно больна, находится в больнице и ей нужно увидеть меня. Я не хотела её видеть или разговаривать с ней. Что она могла мне сказать? Ещё одно проклятие перед смертью? Ещё один уничтожающий упрёк?
Мне было десять лет, когда мои родители погибли в автокатастрофе. Они просто поехали в магазин за продуктами перед Новым годом. Обещали вернуться скоро — через час, максимум через два. Мы с сестрой остались дома — Вере было 8 лет, и я помогала ей с домашним заданием. Помню, первой моей мыслью, когда я узнала об аварии, было: «Теперь мама не похвалит меня за то, что я помогала Вере, а я так старалась...» А потом до меня дошло, что их нет и уже не будет никогда, мы с сестрой остались одни. Я разрыдалась. И пришёл страх. Ужасный, удушающий страх — что же теперь будет с нами? Что с нами будет?!
Потом появилась бабушка. Она велела нам взять с собой только самое необходимое: «Никакой ерунды, просто немного одежды и школьных принадлежностей», — сказала она и отвела нас к себе домой. Боже, как я была рада, что мы не одни в этом мире! В тот момент я забыла, что всегда немного побаивалась нашей бабушки.
Мы видели её редко. Только пару раз в год отец ходил навещать свою мать и брал нас с собой. Хотя она жила неподалёку. Мы надевали наши самые красивые платья, а папа — костюм и галстук. А наша мама... Она оставалась дома. Иногда я спрашивала, почему мама не идёт с нами. Мои родители переглядывались поверх наших голов, а затем мама говорила, что у неё есть дела, так что, может, в другой раз она обязательно пойдёт.
В конце концов я перестала спрашивать, потому что бабушка тоже ни разу не спрашивала о своей невестке. Она вообще не упоминала нашу маму, как будто ее не существовало. Во время этих визитов я сидела как кролик, едва дыша. Я боялась, что что-нибудь сломаю, испорчу или испачкаю, и бабушка рассердится. Или... случится что-то и похуже! Мне не нравились эти визиты. Наш папа, скорее всего, тоже не слишком любил бывать у бабушки, потому что он всегда приходил домой грустным и задумчивым.
Однажды я спросила его, почему бабушка нас не любит. Хотя никто не говорил мне этого, но дети всегда чувствуют, любят их или нет.
— Каждый раз, когда она смотрит на меня, я чувствую, что сделала что-то плохое, даже ужасное, — сказала я ему.
Папа казался сбитым с толку и долго подбирал нужные слова. Наконец он сказал:
— Видишь ли, детка, бабушка — сложный человек . Требовательный, властный… Ты знаешь значение слова «властный»?
Я кивнула, потому что, хоть я и не знала этого слова, я поняла, что он имел в виду.
— Она вырастила меня одна. Для неё это были трудные времена, но она их пережила. Она считала делом чести вырастить меня порядочным человеком, хотела, чтобы я получил в жизни всё, чего не было у неё, и прежде всего — образование. Она хотела, чтобы я стал врачом. Я старался соответствовать её требованиям и желаниям, правда старался, — грустно улыбнулся он. — Но медицинское образование — сложное дело даже для тех, кто мечтает об этой профессии с детства, а я не могу сказать этого о себе. К сожалению, я не смог объяснить этого вашей бабушке...
— А мама? — спросила я.
— Когда я встретил вашу маму, я обрёл смысл жизни, всё очень просто, — папа с нежностью улыбнулся. — Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, и единственное, что имело значение, это то, что мы хотели быть вместе. А бабушка... Я думаю, она была очень разочарована. У вашей мамы нет родителей, она выросла в детском доме, но за это я люблю её ещё больше. И я рад, что теперь у мамы есть семья — муж и две замечательные девочки.
Он обнял меня и вздохнул:
— К сожалению, бабушка не одобрила мой выбор. Но это не твоя вина и не вина твоей сестры. Никогда не думай так, ты не сделала ничего плохого! Я люблю тебя, Верочку и нашу маму... И бабушку тоже, ведь она родила и вырастила меня. Только ей этого мало. Бабушка — несчастный человек. Её надо пожалеть...
Но мне было трудно её жалеть . Когда мы предстали перед бабушкой со своими немногочисленными пожитками, она посмотрела на нас так, словно мы сами были рюкзаком, который ей предстояло тащить на высокую гору.
— Я позабочусь о вас, — коротко сказала она. — Это мой долг, а я всегда выполняю свои обязательства. Надеюсь, вы понимаете, что я жду того же от вас.
Именно этим мы и были для неё. Долгом. Да, она заботилась о нас, у нас была еда и место для сна, мы ходили в школу чистыми и опрятными, но... С каждым месяцем, с каждым годом, вместо того чтобы забывать своих родителей, мы скучали по ним всё сильнее и сильнее.
Бабушка проявляла больше нежности к своей кошке, чем к нам. С нами она была холодна и сурова. Мы должны были делать то, что нам положено, и не жаловаться. Она не уставала нам это повторять!
Время, проведённое в доме нашей бабушки, напоминало жизнь в казарме. Даже хуже! Мне казалось, что я на протяжении восьми лет навязывала себя совершенно незнакомому человеку. Я не жила в доме своей бабушки, я была там в гостях, и это продолжалось мучительно долго. Я постоянно боялась что сломаю что-нибудь, испачкаю что-нибудь, и бабушка рассердится, или случится что-нибудь похуже... Например, она отправит нас в детский дом.
Детский дом был нашей страшилкой. Иногда я вспоминала маму и ужасно её жалела. Я думала, каково ей было жить в детском доме, если там ещё хуже чем здесь?
Сначала я действительно старалась угодить бабушке. Вера этого не делала. Она всегда была бунтаркой. Когда я уговаривала её делать что-то, чего она не хотела, чтобы нас не отправили в детдом, она говорила: «Ну и пусть!»
Но мне, по крайней мере поначалу, от всего сердца хотелось порадовать бабушку, чтобы она была довольна и, может быть, полюбила нас. Я была хорошей ученицей и старательно помогала дома. Но что бы я ни делала, бабушка лишь бросала на меня осторожный, подозрительный взгляд. Как будто я совершила что-то плохое, ужасное, как будто я виновна в... смерти нашего отца! Не знаю, когда эта мысль впервые пришла мне в голову, но я не могла выбросить её из головы. Вот почему я все время вспоминала слова папы о том, что это не наша вина, что мы не сделали ничего плохого...
Я сбежала от бабушки сразу после окончания школы. Уехала в другой город, подальше. Начала работать и учиться на вечернем отделении института. Я не могла больше оставаться в доме, где на протяжении восьми лет ко мне относились как к незваному гостю. Долгое время после этого я чувствовала себя виноватой перед сестрой за то, что оставила её там одну, когда она больше всего во мне нуждалась.
Но Вера всё равно нашла способ сбежать от бабушки — сразу после школы она забеременела. Помню, как бабушка вызвала меня к себе категорической телеграммой. Когда я приехала, они уже выяснили отношения. Вера собирала вещи. Состоялся суд и был вынесен приговор: Вера — позор семьи. Я пыталась убедить бабушку, что ничего страшного не произошло — Вера собиралась расписаться со свои парнем. Да, рановато для замужества, но раз так получилось...
Но бабушка не дала мне вставить ни слова.
— Стыд и позор! — повторяла она. — Стыд и позор! — а потом сказала: — Какова мать, такова и дочь.
И Вера взорвалась. Вся горечь нашей юности вылилась в этом единственном вопросе, выкрикнутом вслух:
— Почему вы нас так ненавидите?!
Бабушка отступила назад, словно её ударили.
— Что мы вам плохого сделали? — продолжила сестра. — Мы были детьми, сиротами! Но вы не нашли для нас ни одного доброго слова, ни одного утешающего жеста! Ничего!
— Успокойся, Вера! Сейчас не время для упрёков, что было — то прошло, — я старалась оставаться благоразумной и обратилась к бабушке: — Давайте проясним ситуацию: её парень хочет жениться, поэтому нет смысла рвать на себе волосы. Вера выйдет замуж, и все образуется.
Но этим я только подлила масла в огонь. Во взгляде бабушки больше не было подозрения. Скорее, ненависть. Ненависть, которая взращивалась годами.
— Вы обе — маленькие шлюхи! — выплюнула она. — У вас одно на уме — лишь бы выскочить замуж! Парень хочет жениться! — передразнила она меня. — Конечно! А что ему остаётся, если он хочет поступить достойно? Он должен жениться! Как мой сын. Я хорошо его воспитала, он знал свой долг. И ваша мать этим воспользовалась! Она забеременела, чтобы поймать его, заманить в ловушку, увести его от меня! У него были такие перспективы... Он мог бы стать врачом! Значительным человеком! Я могла бы им гордиться... А что вышло? Во что ваша мать превратила его жизнь? Служащий в убогой конторе, двое детей, тесная квартира и вечные долги! Вы и ваша мать уничтожили его, вы уничтожили моего сына...
Только теперь я поняла! На протяжении многих лет моя бабушка не могла простить нашему отцу его выбор — выбор профессии, выбор жены, семьи... И поскольку она любила его несмотря ни на что, то весь свой гнев она перенесла сначала на нашу мать, а после её смерти — на нас. Я была настолько удивлена, даже шокирована, что не знала, что сказать. Но у Веры не было с этим проблем.
— Вы сами его уничтожили! — закричала она. — Вы называли его неудачником. Думаете, я не помню? Он боялся вас! Этот...
Бабушка шагнула к ней и отвесила ей пощёчину. А потом она нас выгнала.
— Убирайтесь! — выплюнула она. — Я больше не хочу вас видеть. Никогда!
***
Прошли годы. Я вернулась в родной город. У нас обеих уже были свои семьи, с бабушкой мы не общались. Лишь иногда, в поминальный день, мы встречали её на могиле наших родителей. Но даже в таком месте она не хотела примирения. Она фыркала, увидев нас, и спешила прочь, бормоча себе под нос что-то о неблагодарности и грехе. Я не могла поверить, что эта озлобленная женщина была матерью нашего отца, которого я помнила как самого доброго и жизнерадостного человека на свете.
Однажды, когда Вера привела сына на кладбище, бабушка, проходя мимо, прошипела:
— Как ты посмела привести сюда своего ублюдка?!
Я тогда не выдержала. Я кричала, что она злая старая ведьма и что она заслужила всё, что с ней случилось! И добавила, что у неё был замечательный сын, которого она никогда не ценила и до сих пор ревнует, хоть он умер много лет назад!.
— В этом вся ваша суть! — кричала я со слезами, не обращая внимания на то, что на нас смотрят люди, пришедшие на кладбище. — Вы ревновали его к тому, что он любил жену и детей и был счастлив, как будто его счастье могло лишить счастья вас! Потому что мы его действительно любили! Не потому, что он многого добился, а потому, что он был замечательным, жизнерадостным, любящим человеком. Но этому научили его не вы, а мы и наша мать. Вот почему вы нас так ненавидите!
Я ударила вслепую, но оказалось, попала в цель. Её лицо исказилось в трагической гримасе. Затем бабушка повернулась и быстро ушла. Я думала, что больше никогда её не увижу.
***
Но вот три года спустя я получила от неё письмо. Она написала, что серьёзно больна, находится в больнице и ей нужно увидеться со мной. Мне не хотелось её видеть или разговаривать с ней. Что она могла мне сказать? Бросить мне в лицо ещё одно проклятие перед своей смертью? Ещё один уничтожающий упрёк? Или, может быть, наоборот — я услышу, что она сожалеет о том, что не любила нас?...
И всё же пошла к ней. Почему? После страха, который я испытывал перед ней в детстве, и ненависти, с которой я боролась годами, во мне осталась толика жалости к этой старой женщине, которая потеряла единственного сына и не могла с этим смириться. Я вспомнила слова нашего папы: «Бабушка — несчастный человек. Её надо пожалеть...»
К тому же, если бы не она, мы с сестрой оказались бы в детском доме.
Когда я вошла в её больничную палату, я ожидала чего угодно, но только не того, что не узнаю её. Она стала такой маленькой и хрупкой, что напоминала мне старую девочку, лежащую в постели. Её лицо — всегда недовольное, с нахмуренными бровями и поджатыми губами — теперь разгладилось и расслабилось, возможно, под воздействием лекарств. Распущенные седые волосы лежали на подушке. Она была почти хорошенькой. И впервые в жизни я заметила, что она похожа на нашего отца.
— Здравствуй, — сказала она. — Это хорошо, что ты пришла. Я написала завещание, оставила тебе всё, что у меня есть, — она, как обычно, сразу перешла к делу. — У меня не много собственности, только квартира и... кот. Но квартира стоит хороших денег, она достанется тебе, при условии, что ты позаботишься о моем коте. Он хороший мальчик и не доставит тебе никаких хлопот...
— Я бы и бесплатно позаботилась о животном, — проворчала я, не зная, что и думать обо всем этом. — Но почему только мне? А как же Вера? Она ничего не получит? Вы лишаете её наследства?
Она посмотрела на меня. И я узнала этот острый, оценивающий взгляд, который столько раз пронизывал меня. Это длилось секунду. А потом глаза бабушки снова равнодушно, почти по-доброму посмотрели на меня.
— Всё тебе — повторила она. — Квартира, немного сбережений и кот. Ты сама решишь, что с этим делать: оставить себе, поделиться с сестрой или отдать бедным. А Вера... — бабушка помедлила, покачала головой, но через мгновение продолжила: — Между нами было слишком много плохих слов, чтобы она могла принять от меня что-либо, даже прощение... Даже извинения. Но решай сама...
Она чувствовала, а может быть, даже знала, что умирает, и ей было уже всё равно . Она ничего не объясняла, не просила прощения или сочувствия. Казалось, она примирилась со своей судьбой и сама с собой. Она просто не хотела уходить, не попрощавшись. Это было так по-человечески…
Вот о чём я тогда подумала.
Я пообещала позаботиться о коте, поблагодарила её, затем подошла к кровати, наклонилась, поцеловала её, наверное, впервые в жизни, и направилась к выходу.
Пока я шла к двери, я думала, что надо разделить с сестрой это неожиданное наследство. Правда, насколько я знаю Веру, она скажет, что даже палкой не дотронется к деньгам этой старой ведьмы. Но я знаю, что они бы ей точно пригодились. Да и кому будут лишними деньги? Вера будет протестовать, но в конце концов я уговорю её...
Я потянулась к дверной ручке, когда у меня возникла ещё одна мысль, навязчивая и тревожная. А что, если это уловка? Последняя попытка показать нам, кто мы такие в её глазах. Разве идея оставить раздел наследства на моё усмотрение не является попыткой настроить меня и мою сестру друг против друга? Чтобы наказать за неблагодарность? Или отомстить за сцену на кладбище, за то, что сказали ей в глаза правду?
Это было гораздо более похоже на ту бабушку, которую я знала... Больше, чем эта неожиданная щедрость и мягкость.
Но, может быть, я ошибаюсь, может быть, она действительно изменилась? Говорят, что болезнь и близость смерти пробуждают в людях то хорошее, что раньше тщетно было бы в них искать...
Я обернулась и в последний раз взглянула на бабушку. Она лежала, откинувшись на подушки, смотрела на меня и... улыбалась. Это была странная улыбка. Я никогда раньше не видел её такой. И я никогда не узнаю, что это значило.
Мы получили её наследство. Вера не хотела, но я объяснила ей, что если бы наш отец был жив, наследство перешло бы ему, и только после его смерти оно перешло бы нам. Так что это немного похоже на то, как если бы мы наследовали от отца, а не от бабушки.
А если она хотела втянуть нас в конфликт, то лучший способ — взять то, что она дала, и не спрашивать почему она так поступила. Просто разделить пополам.
Читайте ещё рассказы из жизни: