Заканчивалась эпоха крестовых походов. Ну как заканчивалась. Европейская военная аристократия, заново открывшая для себя замечательную возможность вооруженных путешествий в далекие страны, с большим удовольствием продолжала немного грабить и убивать неправильно верящих людей до самого XVI века. Но это было уже совсем не то.
Многочисленные армии поздних крестовых походов, даже приблизительно не могли сравниться с теми славными временами, когда сотни тысяч христиан в едином порыве шли на Восток, чтобы отвоевать Святую Землю и Гроб Господень. Крестоносцы, совсем еще недавно считавшимися лучшими и благороднейшими рыцарями Европы, постепенно уходили со сцены, уступая эту роль светским Европейским рыцарям.
Европа, за неполные три века вернувшая себе старые Средиземноморские торговые пути, стремительно превращалась из медвежьего угла Ойкумены в ее центр. Богатства, хлынувшие с юга и востока, смешиваясь с небывалыми урожаями и первой серьезной Научно-технической революцией, создавали у любого по-настоящему сильно правителя иллюзию всемогущества. И иллюзия эта была настолько реальна, что образ о сгинувшей в пучине веков Империи Карла Великого снова восстал из небытия, крепко поселившись в головах всех без исключения королевских домов.
Снова пришло время решать, кому будут принадлежать земли, вассалы и, главное, королевские короны. А это значит, Европа стояла на пороге огромной всеевропейской склоки. Войны, в которой в том или ином виде будут втянуты все правители земель, простирающихся от Руси и Византии до Испании и Португалии. Их амбиции, подкрепленные королевскими титулами, товарами, деньгами, кораблями и серебром, были так велики, что решить дело миром не получилось бы никак. А это значит, что пришло время выводить на поле боя главную ударную силу Средних веков. Рыцарей.
Предвоенный период "столетки" европейское рыцарство встретило, нужно сказать, практически не подготовленным. Типичный рыцарь конца XIII века не сильно отличался от своего прадеда. Ну разве что конь под ним был побольше, да "Greathelm" вытеснил из обихода ударной кавалерии все другие типы боевых наголовий. В остальном рыцарство не сильно отличалось от тех славных героев, что почти два века назад двигались на восток, чтобы освободить Палестину от полчищ "неверных".
И причина такого ступора проста и понятна. Европа, несмотря на небывалый рост сельского хозяйства и серебро рекой текущее с Востока, все еще восстанавливала человеческую популяцию и технологии, исчезнувшие с падением Вечного Города. Строились кузни и ткацкие цеха, снова плодоносили виноградники, расчищались самые дальние лесные углы. В общем, всем было чем заняться. А главное, с самого вторжения норманнов в Британию, на землях Европы не было по-настоящему масштабных военных компаний.
Нет, причину повоевать люди находили всегда. Но все это были небольшие, в общем-то, в чем-то даже камерные войны, не требующие решительного напряжения и не ставящие вопрос "мы или они". Все благородные семьи Европы были друг другу родственниками в том или ином виде, а поэтому единственная война, что могла вестись в тех условиях, могла быть только "хорошей".
Сравнительно небольшие армии, состоящие из отлично обученного рыцарства и так себе подготовленного пехотного ополчения, предполагали ровно один метод ведения боя. Рыцари бьют, пехота терпит. И такая чрезвычайно "прогрессивная" тактика не могла даже за длительное время кардинально сказаться на облике военной элиты. Меняться было просто незачем. Однако к началу XIV века все в один момент пошло как-то не так.
Кардинально улучшившееся благосостояние, позволило королевствам не просто собирать большое количество пехотного ополчения, но и более или менее нормально вооружить его. Более того, выросшие дружины аристократов, вместе с отрядами наемников стали составлять большую часть пехоты вообще, что неожиданно отлично сказалось на ее качестве. Да, она все еще не могла противостоять рыцарству, и в ее рядах все еще было до черта вчерашних крестьян, что не добавляло ей ни воинского мастерства, ни боевого духа. Но пехота понемногу превращалась из обузы в реальную силу, заставляя считаться с собой даже лучших представителей военной элиты. И вот именно эта пехота, стала первой и главной причиной изменения европейского рыцарства.
История войны, привычно накрутив на дерево вечности еще одну спираль, поставила полководцев перед древним, как мир, вопросом, - что делать, если у тебя многочисленная, но плохо мотивированная пехота и немного отличной военной элиты.
И ответ на этот вопрос был очевиден. Нужно брать отличные войска и превращать их в скелет для всей остальной армии, ставя в один ряд с менее надежными воинами. Так бывало во времена фараонов, Александра Великого, Римской империи и даже короля франков Хлодвига. И это отлично работало. Вот только была одна небольшая сложность. Это означало, что цвет и гордость Европейских армий, благородное до крайнего предела рыцарство требовалось ссадить с коня и поставить в пехотный строй.
Нужно сразу сказать, что такой идеи рыцари не оценили. Более того, даже полководцам она показалась изначально немного тупой. Это что значит - своими руками лишить себя ударной конницы, ультимативного средства ведения войны? Да вы в своем уме? Зачем не просто ослаблять главную свою силу, а сводить ее к полному ничтожеству. Для чего? Чтобы сделать бессмысленную пехоту чуть менее бесполезной?
Впрочем, такое неприятие не продлилось долго. С началом конфликта королевских домов Англии и Франции выяснилась не очень приятная тенденция. Пехоты на поле боя стало больше, и она стала заметно лучше, чем даже пятьдесят лет назад. И теперь бегство ее с поля боя было не досадной неприятностью, на которую рыцарство может вовсе не обратить никакого внимания, а гарантированным поражением. И рыцари начали понемногу слезать с коней.
Впрочем, не нужно думать, что к XIV веку рыцарство из всадников понемногу стало превращаться в пешеходов. Это даже близко не так. Основным и естественным его состоянием в бою оставалась конная атака. Просто с началом "столетки" стало понятно, что рыцарь - это не только ударная конница, но и тяжелая, крайне устойчивая пехота. И эти две сущности нужно было как-то совмещать. Война требовала от рыцаря превратиться в многопланового гибридного воина. И рыцарь, конечно же, не смог ей в этом отказать.
Первой на такие метаморфозы отреагировала, конечно же, броня. Уже первые сражения Столетней войны показали недостаточную устойчивость кольчуги к новому оружию, появившемуся на поле боя. Алебарды, вужи, большие топоры и фальшионы, попав в руки профессиональной уже пехоты, стали серьезной угрозой рыцарю, прикрытому лишь толстой стеганкой и кольчужным полотном. Особенно если сражаться приходилось в пешем порядке.
Нет, понятно, что даже в длинном кольчужном хауберке, рыцарь в живучести превосходил любого простого пехотинца на две головы и мог убить полдюжины простолюдинов даже до того, как устанет. Но беда была в том, что эти самые простолюдины почему-то никогда не кончались. А вот силы кончались, с неизбежностью раскрывая защиту рыцаря и приближая его к тому самому последнему удачному удару, за которым только боль, темнота и внимательные глаза Апостола Петра.
Спешенной аристократии требовалась дополнительная защита. И она стала появляться едва ли не с самого конца XIII века. Сначала это были простейшие дощатые и чешуйчатые поножи и наручи, чуть позже - наплечники и наколенники. Все эти пластинчатые элементы, несмотря на свою вроде бы разрозненность и небольшую площадь покрытия рыцарской тушки, внезапно оказались крайне полезны, закрывая самые уязвимые зоны поражения. Суставы, голени, предплечья, то есть те места, где кости находятся максимально близко под кожей и могут быть сломаны даже без пробития кольчуги, одним заброневым воздействием.
Моментально оценив те преимущества, которые дают даже отдельные элементы подобной защиты, рыцарство к первой четверти XIV века не просто начало массово использовать их, но и сделало следующий логичный шаг - стало соединять их в единые конструкции. И казалось бы, что ношение дополнительной защиты поверх старой доброй кольчуги сделает такого осторожного бойца более тяжелым и менее поворотливым. Но.... Внезапно оказалось, что кольчугу под них можно больше не одевать.
С появлением в арсенале рыцарства пластинчатых элементов защиты, кольчуга, хотя все еще оставаясь главным средством защиты для рыцаря, тем не менее сделала первый свой шаг на пути, который вскоре превратил ее из основной брони в дополнительный и глубоко вторичный доспех.
Сначала укоротились рукава, потому что даже дощатые наручи, одетые на плотную куртку, не нуждались в дополнительном кольчужном полотне, чтобы уверенно держать рубящий, например, удар. Немногим позже, кольчужные шоссы были заменены шинными или пластинчатыми поножами, которые были легче, удобнее, а главное, надёжнее старой защиты ног. Заодно, укоротили и длинный, до колена, кольчужный подол. И получилась удивительная штука. Даже еще не перейдя полностью на пластинчатую броню, используя только ее отдельные элементы, рыцарь начала "столетки" оказался заметно лучше бронирован и при этом намного меньше загружен, чем его коллега, живший полвека назад.
Впрочем, за полным комплектом пластинчатой брони дело не стало. Уже к середине века, кольчуга отступила еще на шаг с появлением первых нормальных бригантин. Нательных доспехов, собранных, как бы это ни было удивительным, на тканевой основе. Скрытые под толстой шерстяной, а иногда и бархатной покрышкой, приклёпанные к ней металлические пластины накладывались друг на друга, подобно рыбьей чешуе, амортизируя любой удар с такой эффективностью, что очень скоро стали кристально четко понятны две вещи. Во-первых, быть рыцаря в корпус снова стало бессмысленной тратой времени. И второе - кольчуга под бригантину тоже, в общем-то, не нужна.
Вот так и сложился базовый образ рыцаря времен Столетней войны, прошедший большую ее часть и только в самом конце сменивший шино-бригнатную броню на полноценные латы. Это был воин, одетый чаще всего в бригантину и кольчужную юбку, закрывающую ноги до середины бедра, и только иногда меняющий этот дешевый и надежный доспешный комплекс на что-то более экзотичное, вроде чешуи или ламмеляра.
Руки и ноги его так же защищали, как правило, бригантные, шинные или чешуйчатые элементы, снова делая этого представителя военной элиты практически непробиваемым для всего оружия, с которым он мог столкнуться на поле боя. Вот только в этот раз этим оружием были не мечи и копья классического Средневековья, а вполне себе современные алебарды, пики и фальшионы. Осталось только решить вопрос со шлемом.
Практически сразу, как стало понятно, что, по крайней мере, часть будущих сражений рыцарству придётся проводить на своих двоих, встал вопрос о том, что делать со шлемом. Отличные и надежные, как каменная стена, "топхельмы" были прекрасным кавалерийским шлемом, вот только драться пешим порядком в них было натуральным мучением. Плохой обзор, отвратительная вентиляция, совершенно излишняя надежность. Идея одевать под такой бронированный колпак еще один шлем поменьше, чтобы, спешившись, скинуть его и драться в более или менее комфортных условиях, хотя и была высказана и исполнена в металле, но так толком и не прижилась.
Маленький "черепник" что носили под "топхельмом" не защищал толком вообще ни от чего. Ну, по крайней мере, совершенно точно не защищал настолько хорошо, насколько это было необходимо. И его срочно начали модернизировать. Про этот процесс мы уже как-то говорили на страницах канала, поэтому не будем рассказывать эту историю снова. Скажем только, что уже к середине XIV века, к тому самому времени, как рыцарство массово переоделось в пластинчатую броню, место на их головах прочно заняли бацинеты и грандбацинеты, ставшие главными шлемами "столетки" до самого ее последнего дня.
Хотя нужно сказать, что и топхельм, хотя и отступил на пару шагов вслед за кольчугой, однако позиций своих до конца не сдал. Он стал проще, облегчился, как только смог, отрастил себе нормальное забрало, превратившись в еще один легендарный шлем Sugarloaf, или в просторечии "сахарная голова", так любимый рыцарством Священной Римской Империи. Не то чтобы это наголовье могло составить хоть какую-то конкуренцию бацинету или более дешевым шапелям, что в небольшом количестве использовали самые небогатые рыцари того времени, но не упомянуть о нем было бы совершенно неверным.
Щит, кстати, на фоне этой новой волны бронирования, отдающей изрядной долей паранойи, снова уменьшился. Чуть менее чем метровой длины "экю" с которым встретили "столетку" европейские рыцари, еще более сократился в размерах. И причины для этого было сразу две.
Во-первых, отличное бронирование снова позволяло игнорировать большую часть вражеской стрельбы. Летящие уже с пятидесяти шагов стрелы больших луков и арбалетов толком не пробивали новомодные бригантины. Ну, если только рыцарь не нагрешил так много, что невезение его приводило вражеский наконечник из закаленной стали в прорез забрала или щель в доспехах. В общем, для рыцаря в его конной ипостаси, щит все больше превращался из лучшей, а зачастую и единственной защиты от стрел в устройство, которое необходимо подставить под копейный удар с целью вызвать его рикошетирование.
Во-вторых же, как мы помним, кроме верховой схватки, наш сегодняшний герой все чаще оказывался в пехотном строю, где огромный щит был бы ему скорее помехой, чем зашитой. Особенно в случае, если он, надеясь на прочность своей брони, брался обеими руками за алебарду, коузу или большой топор. И да, дорогой друг, наконец-то мы добрались до оружия рыцаря Столетней войны.
Начав ее с совершенно обычным романским мечом, длинным кавалерийским копьем и небольшим топориком или булавой, к концу XIV века рыцарство получило в свои руки поистине безграничный арсенал. И в первую очередь это было, конечно, двуручное древковое оружие.
Сообразив, что защиты достаточно и прятаться за щитом больше нет никакой нужды, военная элита немедленно поняла, что, взяв в руки что-нибудь большое, острое и длинное, на поле боя можно чувствовать себя намного лучше, чем раньше. Пехотный строй, отлично защищал такую важную и полезную боевую единицу от повышенного внимания копейщиков и алебардщиков противника, а на случайные удары рыцарство по своей привычке смотрело с изрядной долей пренебрежения. Со своей же стороны, держа в руках двуручное оружие, рыцарь становился еще более смертоносным и уже до неприличия опасным противником.
Именно поэтому мы так часто читаем в хрониках и видим на изображениях того времени благородную аристократию с оружием, что недавно еще было уместно носить только пехоте, набранной из простолюдинов. И именно это огромное количество разнообразного древкового, вместе с частичным "переводом в пехоту", стало тем самым главным видимым различием между рыцарями "эпохи крестовых походов" и их потомками, на чью голову свалилась Столетняя война.
Но не только древковым оружием был силен рыцарь тех времен. Остальные его инструменты войны тоже изменялись, подстраиваясь под суровые реалии средневековой войны. Копье, например, выросло до такого размера, что удерживать его одной рукой стало весьма проблематично.
Гонка за право нанести первый удар при столкновении шла настолько остро, что к концу века стало понятно, что монстра, в который превратился еще недавно сравнительно небольшой рыцарский ланс, нужно на чем-то дополнительно крепить. И этим чем-то стал фокр - специальный крюк на правой половине нагрудника, на который стали опирать копье во время атаки.
Появившиеся к концу Столетней войны первые латные доспехи, позволили развить эту идею до ее логического завершения, превратив разрозненные и нечастые эксперименты в надежное и крайне эффективное средство "противорыцаревой" борьбы. Получившаяся конструкция, позволяла вынести ударную часть на три - четыре метра перед мордой лошади, что давало стопроцентную вероятность первого удара. Ну конечно, если только на тебя не пёр такой же умный и опытный рыцарь, упакованный в средневековый хай-тек с головы до ног.
С рыцарским мечом происходили ничуть не меньше метаморфозы. Классической романский клинок, и так непомерно увеличившийся к началу XIV века, окончательно перестал выполнять свои прямые обязанности. Одетого в шино-бригантную, а тем более раннюю латную броню противника рубить стало в принципе бесполезно. И чтобы продолжать быть хоть как-то эффективным, у меча того времени было два взаимоисключающих пути. Нужно было или сильно увеличиваться в размерах, превращаясь в здоровенную, инерционную полосу заточенной стали, или учиться колоть. И, конечно же, меч решил выбрать оба этих пути.
Увеличившись уже к концу XIII века до размеров longsword`а, который по какой-то непонятной мне причине у нас принято называть "полуторным мечом", рыцарский клинок не остановился на достигнутом и к середине "столетки" наконец то превратился в полноценное оружие, которое можно было взять сразу в две руки. Тяжелое, простое и надежное.
Несмотря на то, что вес его в общем увеличился незначительно и почти никогда не достигал трех килограмм, разогнанный умелой рукой, этот клинок отлично рубил кольчугу и наносил более чем достаточное заброневое воздействие, даже попадая по бригантной и латной защите рук и ног. Главной же проблемой его было, как нетрудно догадаться, его же основное достоинство. Из-за приличного размера и большого требования к размаху использовать его в строю было почти невозможно. Но вот во всех остальных случаях, этот предок настоящего двуручного меча был чудо как хорош.
Вторым направлением развития классического рыцарского меча стал "тип XIV" по Оукшоту и его многочисленные потомки, которых принято называть мечами "готическими". Осознав, что рубить бойца в бригантине, а тем более латника - задача, мягко говоря, не шибко интеллектуальная, было принято решение оставить это развлечение алебардам и топорам и начать бронированного врага колоть. Что немедленно сказалось на внешнем виде и боевом применении нового меча.
Широкий у основания треугольный клинок с выраженными продольными долами жёсткости, с заточенным стилетообразным наконечником не то чтобы совершенно не был приспособлен для рубки. Им по-прежнему можно было вспороть пару - тройку почти никак не бронированных простолюдинов. Вот только колол он намного, намного эффективнее. Уменьшившись в длине, такой меч, кроме всего прочего, оказался идеальным оружием для контактного пешего боя. Особенно когда кто-то догадался взять его второй рукой за лезвие и использовать наподобие шахтерской кирки.
Больше не нужно было прорубать шлем, чтобы донести до мозгов оппонента свои аргументы. Намного проще и эффективнее действовал негероический с виду тычок в подмышку, забрало, внутреннюю часть бедра или другую ослабленную зону. И это было отличное решение, ничуть не хуже того, что привело к рождению большого двуручного меча.
Как изменилось остальное оружие, описывать, в общем-то, совершенно бессмысленно. Столетняя война - это именно то время, когда из небытия появились десятки, если не сотни новых видов и типов оружия, начиная от боевой косы, что, попав в руки военных профессионалов, превратилась в коузу, и заканчивая настоящим расцветом ударно-дробящего и ударно-рубящего оружия вроде булав и шестоперов. И весь этот арсенал рыцарство примеряло на себя, стараясь найти лучшие и эффективнейшие сочетания. А вы что, всерьез считали, что гонка вооружений - изобретение XX века?
Впрочем, отдельно стоит поговорить о главном оружии рыцаря. Его верном боевом товарище. Три века непрерывной селекции не прошли даром, и начало Большой войны военная аристократия встретила в седле нормальных таких размеров боевого коня. Метисы, взявшее все лучшее от местных германских, арабских и византийских скакунов, были по-настоящему шедевром средневекового искусственного отбора. Крупные, злобные, бесстрашные. Такие лошади спокойно шли вперед, на преграду, пехотный строй или прущую на тебя конницу противника.
Да, они были тяжелыми и могли держать свой яростный галоп всего несколько минут, но этого вполне себе хватало. Разогнавшаяся лавина стали, кипящей крови и ярости просто сметала все на своем пути. Ну, если до этого всего можно было добраться, минуя ямы, овраги и прочие неровности поля боя.
А еще коня наконец-то стали хоть как-то защищать. Длинные, толстые попоны, появившиеся на закате классического Средневековья, понемногу превращались сначала в стеганые, а ко второй половине XIV века так и вовсе стали укрепляться кожаными вставками и металлом, превращая и так от природы неплохо защищенную лошадь в натуральный танк. Особого сходства с бронетехникой добавлял сидящий сверху рыцарь, готовый разить врага всей имеющейся номенклатурой оружия.
Вот примерно так и выглядел среднестатистический рыцарь времен Столетней войны. Закованный в бригантную или другую пластинчатую броню, с удобным и простым бацинетом на голове, небольшим, в общем, щитом и гигантским арсеналом оружия, включающим в себя, кажется, вообще все - от монструозного рыцарского копья до стилета, топора и боевой косы.
А еще этот парень одинаково хорошо чувствовал себя как в седле, так и на своих двоих. Становясь при необходимости то бронированным кулаком, сметающим все со своего пути, как это было в битве при Пате, то стальной арматурой, собирающей воедино многочисленную рыхлую пехотную массу, как в Битве при Кресси. Именно рыцарство, вопреки так любимым нами мифам и легендам, было главной и основной ударной силой средневековых армий, ответственной за все победы и поражения Столетней войны. Впрочем, ожидать от военных профессионалов чего-то другого было бы, по меньшей мере, глупо.
Но погоди автор, — воскликнет самый внимательный читатель, — ты же ничего еще не рассказал про латы, пушки, аркебузы и другие прекрасные вещи, что появились в самом конце Столетней войны!!! Все верно. Но наша сегодняшняя история и так чрезмерно затянулась, да и, честно говоря, латы, пушки, осадные арбалеты и скорострельные аркебузы это уже совсем другая история.