«Дали vs Пикассо: портрет в стиле «дружелюбного апокалипсиса»
В мире искусства, где эго размером с Эверест, а творческие дуэли напоминают битву титанов из древнегреческих мифов, встреча двух гениев — событие, достойное эпического блокбастера. Представьте: 1947 год, Париж. Пикассо, как раздраженный минотавр в лабиринте собственных противоречий, и Дали, чьи усы уже тогда стремились к статусу отдельного арт-объекта. Их встреча — не чаепитие с мадленками, а скорее дуэль кистей, где холст стал полем боя, а краски — оружием массового поражения здравого смысла.
Акт I: «Козёл отпущения в мире кубизма»
Когда Дали взялся за портрет Пикассо, он, кажется, воскликнул: «Почему бы не добавить рога? Ведь Пабло и так всех «объездил»!». Так на холсте возник не человек, а существо с козлиными рогами — то ли сатир, то ли сам Люцифер от живописи. Искусствоведы шепчут: «Это намёк на его любовные подвиги!». А может, Дали просто решил, что Пикассо не хватает рогов для полного комплекта «тиран-деспот-сердцеед»?
Символизм или «кухня сюрреалиста»:
— Мандолина на ложке-гробовщике: словно Дали намекает: «Любовь Пикассо — это суп, который либо обжигает, либо протухнет. А мандолина? Ну, Пабло ведь мастер играть на нервах…».
— Могильная плита с гвоздикой: «Смерть для искусства? Нет, просто Пикассо закопал красоту, чтобы вырастить нечто уродливо-гениальное!» — поясняет Сальвадор, поправляя бабочку на лацкане.
— Жасмин из Малаги: как нежный «привет» от мамы Пикассо, будто говорящий: «Сынок, даже если ты монстр, я всё равно тебя люблю».
— Булыжник на голове: «Это не груз ответственности, а намёк, что Пабло скоро придушит собственный гений!» — смеются критики. Сам же Пикассо, увидев портрет, видимо, хмыкнул: «Камень? Я и не такое носил в молодости».
Акт II: «Любовь-ненависть в стиле фламенко»
Их дружба — танго на лезвии бритвы. Дали, юный провинциал, врывается в парижскую мастерскую Пикассо, как фанат с автографом. Тот, снисходительно кивая, думает: «Ещё один сумасшедший… Ладно, пусть платит 500 долларов за выставку». Через 21 год Дали возвращает «должок» портретом-памфлетом. Пикассо молчит, демонстрируя мастерство игнора: «Говорить о Дали? Это как обсуждать погоду с торнадо».
Акт III: «Император в рогах, или Кто кого пересюрреалил»
Картина висит в Фигерасе напротив «Мягкого автопортрета с жареным салом» — словно два призрака на вечеринке сюрреалистов. Дали бросает вызов: «Вот твой истинный лик, Пабло!». А Пикассо, будто отвечая: «Ты изобразил меня козлом? Зато я не трачу время на рисование плавящихся часов…».
Эпилог: «Рога и копыта великой дружбы»
Этот портрет — не просто портрет. Это манифест: «Искусство не обязано быть удобным!». Дали, как провокатор-виртуоз, показал, что даже вражда может стать топливом для шедевра. А Пикассо… Он просто добавил рога в свою коллекцию трофеев.
P.S. Если вам когда-нибудь скажут, что гении не умеют шутить, покажите эту картину. Рога — это не проклятие, а корона. И да, мандолина на ложке — отсылка к испанской поговорке: «Любовь и суп лучше не пересолить». Дали точно не пересолил.
