Океан ссылок навёл меня когда-то на блог юной англичанки. Оказалось, что на протяжении семестра девушка училась в Петербургском университете по программе студенческого обмена. В северной столице она много общалась, ходила на выставки и спектакли. После очередного визита в театр (давали английскую пьесу) гостья заметила, не то, чтобы с досадой, но явно глубоко вздохнув: «В России многие явления культуры выглядят совсем не так, как мы на Западе привыкли воспринимать их с детства. У них свой Шерлок Холмс, свой Винни-Пух, своя Алиса в Стране Чудес и даже своя Мэри Поппинс… Не скажу, что меня это раздражает, но каждый раз в общении с русскими друзьями рискуешь попасть пальцем в небо». – Цитирую не дословно, по памяти, но близко к тексту.
Замечено верно. Мэри Поппинс танцует и поёт у нас не в диснеевском киномюзикле, и Алиса проникает не в диснеевскую Страну Чудес, и Винни-Пух живёт не в диснеевском сказочном лесу, и Шерлок Холмс не так многолик, как на Западе. У нас свой Конан Дойл, свой Александр Милн, свой Киплинг, свой Свифт, свой Стивенсон и даже свой Шекспир – во многом благодаря советскому кинематографу. Но ещё более «свой» у нас Джон Бойнтон Пристли, английский классик 20 века, которого у нас когда-то печатали миллионными тиражами.
Джон Пристли не самый экранизируемый на Руси британский автор. Вильям Шекспир поработал для советского кино куда больше. Однако из более чем десятка фильмов и телеспектаклей, поставленных у нас по рассказам и пьесам Пристли, лишь в двух или трёх события разворачиваются в эпоху, в которой их прописал английский автор. Наши кинорежиссёры любили осовременивать его сюжеты.
Вот, скажем, пьеса «Он пришёл» (известная ещё как «Визит инспектора» или «Инспектор Гулл»), которую Пристли написал в 1945 году, и премьера которой, подчеркнём этот момент, состоялась не на английской сцене, а сразу в двух советских театрах – Московском камерном театре и Ленинградском театре комедии. Действие в ней отнесено в 1912 год. Предпоследний мирный год в Европе накануне Первой мировой (Великой) войны. Пристли должен был хорошо помнить «старые добрые» предвоенные времена, как, наверное, каждый, кто через два года добровольцем ушёл на передовую.
Правда, вряд ли драматурга в этой пьесе интересовал конкретный год. На протяжении всей пьесы герои говорят о девушке, когда-то уволенной с фабрики и попавшей в жернова острых противоречий капитализма (как писалось в советских учебниках), а потом сведшей с жизнью счёты. Судьба девушки, которую вспоминают причастные к доведению до самоубийства лица, была для Пристли, по видимому, чем-то вроде тени предостережения, которая проецировалась на Великобританию образца сорок пятого года. Пристли был искренен в своём жизнелюбии и не имел намерения в год победы огорошить современников печальным вердиктом. Как романтик он верил в лучшее, а как оптимист рассчитывал на исправление настоящего – что видно из многих его сочинений. Не раз он отменял негативное будущее героев своих пьес и рассказов, закавычивал трагический исход их судеб внутри гипотезы или сна.
Первый послевоенный год как будто намечал повод для оптимизма: сплотившаяся за годы войны, пережившая тяготы и лишения, английская нация дарила надежду на более счастливое будущее (похожее мироощущение царило тогда и в СССР). Автор негласно утверждал: с прежней жизнью покончено, под прошлым следует подвести черту. И начать думать о настоящем.
Почти сорок лет спустя пьеса «Он пришёл» снова была избрана в качестве иносказательного послания современникам. В 1982 году, в самый острый период проведения радикальных экономических реформ правительства Маргарэт Тэтчер, режиссёр и актёр Бернард Хептон ставит пьесу на общественном телевидении Би-Би-Си и сам же в ней исполняет роль инспектора Гулла. /Посмотреть, правда, без перевода, английскую телеверсию можно по ссылке. - если загрузится/
Небезынтересно сравнить постановку Би-Би-Си с двумя советскими экранизациями, снятыми, как ни странно, одним режиссёром Александром Прошкиным с разницей в шесть лет - в 1973 и в 1979 в творческом объединении «Экран».
Английская версия по форме практически неотличима от театрального спектакля, заснятого для телевидения. Всё действие сосредоточено в одной комнате, точнее – в зале большого особняка (или замка) с камином и длинным обеденным столом, за которым застигнуты члены семьи фабриканта Берлинга. Декорация, равно пригодная для произведений Диккенса, Конан Дойла, Оскара Уайльда и ещё десятка авторов. Джентльмены в одинаковых смокингах, дамы в эдвардианских платьях. Неудивительно, ведь действие, в точности, как в пьесе, вершится в начале двадцатого века. В «старой доброй Англии» всё по-прежнему, и только явившийся в сером плаще инспектор портит обществу вечер.
Возможно, на то и был лукавый расчёт – подать острую вещь в декорациях столь любимых англичанами «heritage-films» – «фильмов наследия». Начало спектакля в этом плане по-особому символично: служанки в традиционных белых фартуках заученно обносят хозяев и гостей за ужином, а затем стройной шеренгой удаляются, закрывая за собой тяжёлые дубовые двери. Всё, что последует дальше – не для посторонних ушей. Берлинги затворились от мира ради семейного ритуала – торжественного ужина в честь помолвки дочери.
Надо сказать, что вынося сор из избы на сцену, режиссёр Хептон преподносил истеблишменту звонкую оплеуху. И драматург Пристли, разумеется, тоже – в 1982 году автор был ещё жив.
Но как-то подчёркнуто традиционно всё в этой английской версии: исполнители декламируют будто со сцены, то прохаживаясь вдоль бесконечного стола, то за него усаживаясь, обязательно вполоборота к предполагаемому залу, хотя спектакль снят в студийной декорации-выгородке. Картинка с камер, расположенных, по видимости, стационарно, по одну сторону, плюс фронтальное освещение, – всё это не даёт обмануть опытного зрителя: спектакль создан в духе старой, а к тому времени устаревшей философии телевидения, с использованием технологий и художественных приёмов, практиковавшихся ещё с 1950-х годов.
Но, может, в столь консервативной форме смысл спектакля проявился острее, полемичнее, актуальнее? Бернард Хептон в роли инспектора Гулла держится с представителями новой буржуазной аристократии образцово – необычайно корректно, не повышая голоса и не позволяя себе ни единого неверного, неосторожного жеста. В своих движениях и мимике он скуп, сдержан, ежесекундно сигнализируя о том, что он, полицейский инспектор, знает себе цену в сложившейся иерархии. Это, вероятно, и сбивает столку самодовольных Берлингов. С энтузиазмом они включаются в игру в детектив, вступая тем самым на путь саморазоблачения.
Как бы то ни было, разыгранное в 1980-х годах представление десятилетия спустя тревожит сердца и будоражит умы английских зрителей (некоторых, уж точно). На интернациональном киносайте IMDB.com пользователь из Лондона в мае 2014 года опубликовал рецензию, которую без обиняков можно счесть за отповедь «марксисту Пристли». Притом, что качество самой драматургии он оценивает высоко:
«Всё сделано очень увлекательно. Однако в целом, на мой взгляд, сочинения Пристли довольно сомнительны с политической точки зрения и предосудительны с моральной, и эта пьеса не исключение. По-видимому, автор склонен к коллективистской философии, но таких либертарианцев и индивидуалистов как я одурачить не так легко.
Главный тезис Пристли заключается в том, что все мы несём ответственность за то, что происходит с другими, - на мой взгляд, всё это социалистическо-марксистско-коллективистская чепуха. (…)
Предполагается, что смысл пьесы в критике классовой системы общества, но это несправедливо и кажется передёргиванием. Богатые Берлинги представлены как «злодеи», которым следует молиться на девушку из рабочего класса, тогда как на самом деле всё наоборот. Мистер Берлинг, владелец мукомольной фабрики, даёт работу и платит жалованье «бедной девушке из рабочего класса», рискуя собственным капиталом, в то время как она приносит ему одни неприятности, а после того, как её увольняют, она поочерёдно оказывается на щедром обеспечении даже не одного, а двух молодых людей. Короче говоря, она ведёт себя как девушка с обложки, которая знает, как снять пенку дважды, так же, как большинство сегодняшних попрошаек, которые жалуются на свою судьбу, сидя в муниципальных квартирах перед 42-дюймовыми экранами цветных телевизоров, и всё это удовольствие оплачивают Берлинги всего мира». / конец цитаты /
Как видите, копья вокруг творчества Пристли на Западе ломаются до сих пор. Идейные противники готовы признать в авторе успешного драматурга, но не правоту его суждений.
В Советском Союзе таких проблем у Джона Бойнтона Пристли не было.
Александр СЕДОВ (с)
другие мои статьи и переводы: Наш фильм "Опасный поворот" глазами англичан / Зарубежные киноверсии "Приключений принца Флоризеля" / Принц Флоризель против Шерлока Холмса / О ретро-детективе "Хитровка. Знак четырёх" / Сыщик Путилин на экране / Выдуманная Англия - наше английское кино / В защиту Джона Сильвера / Значит "Остров сокровищ" ты в детстве читал / Деликатный детектив на фоне революции / Как экранизировать "Войну миров" Герберта Уэллса? / Наш "Холмс" как икона / Будет ли киномузыка снова великой? / Кристиан из Квебека: "Как понять советскую кинофантастику?" / Что значит "родное кино"? / и т.д. -- -- вознаградить за публикацию: моя карта Сбербанк - 4817 7602 8381 4634 - Или здесь https://yoomoney.ru/to/410011142676475
